л к нему вплотную. Его рубаха лоснилась от грязи и пестрела разноцветными заплатами, а одна штанина была разорвана вдоль». «Все тут! — говорит он Медведеву. — У всех такая хламида, Вася! За дровишками в мороз не в чем вылупиться из этого острога. Охоты нет. Соли два месяца не видим. Сухарей в неделю раз отламывается».
Сколько отчаяния и безнадежности звучит в словах этого выбитого из колеи недавнего рабочего-умельца и партизана:
«Неужели для того мы поливали рабочей и партизанской кровью тайгу, чтобы гнусь там разная плодилась?»
С беспощадным реализмом обнажает художник те, казалось бы, непреодолимые препятствия, с которыми пришлось столкнуться его герою, недавнему слесарю-подростку, рабочему парню Медведеву.
«Знаешь, Никита! — говорит он старому приятелю. — Республика сколачивает золотой фонд, чтобы им разбить брюхо буржуям в мировом масштабе. Будем драться до конца! Надо моль выкурить с прииска. К черту эту свору барахольную! Надо поднять прииск. Трудовой фронт, товарищи, новая экономическая политика. Новые камешки закладываем».
Образ Медведева выписан в романе резкими и жесткими красками плаката. Автор усиленно подчеркивает в своем герое одни вполне определенные и четкие качества — железную волю и упорство. Подчас он намеренно огрубляет характер Медведева, словно боясь сделать его сентиментальным. Автор далек от какой бы то ни было романтической идеализации своего героя. Медведев малообразован, нередко груб и прямолинейно резок, да и в личной жизни способен на взбалмошные и необузданные поступки. И вместе с тем в нем подкупает цельность характера, избыток нерастраченных сил, напористость и волевая целеустремленность. А где-то подспудно в Медведеве угадываются и душевная мягкость, и нежная мечтательность. С какой непосредственностью и силой чувства переживает он крушение семейного счастья, разбитого собственными неумелыми и грубыми руками! Не зря же полюбили его и рабочие. И не случайно, конечно, так потянулась к нему Валентина Сунцова, человек иной среды и воспитания.
Особенно ярко проявился характер Медведева в длительном поединке с умным и изворотливым врагом Сунцовым. Именно здесь как нельзя пригодились ему талант организатора, находчивость и мужество, выдержка и стремительность в действиях.
Медведев — совсем в духе времени! — редко действует убеждением и логикой, он поступает напористо, решительно. На первом же собрании этот человек что называется с порога грохнул:
«Рабочий класс не может сейчас отдать управление черту лысому, и нечего тут трепать. Кто не желает с нами — тому тайга широка, а можно повернуть дело и другим манером…»
Понадобится время, живой опыт практической работы с людьми, пока порывистый и стремительный Медведев поймет, что одним махом социализм не построишь, что в новых условиях окриком и наганом многого не достигнешь. В конце романа он говорит технику Яхонтову:
«Ты знаешь, когда я приехал сюда, то не думал так вот, как сейчас. Я думал, что через военный коммунизм мы прямо к социализму придем, а того не соображал, что мы еще очень бедны и придется учиться делать все, не только воевать».
«Борель» — остросюжетное и остроконфликтное произведение. На страницах романа сшибаются и бушуют страсти, активно действуют два классово-враждебных лагеря, между которыми развертывается борьба не на жизнь, а на смерть. На стороне Медведева — старые кадровые рабочие — драгер и слесарь, старый подпольщик и бунтарь, коновод забастовщиков Качура, молотобоец Никита Лямкин, его жена Настя. К нему тянутся техник Яхонтов, Валентина. Этой группе противостоит анархиствующая свора тунгусников во главе со своим вожаком, «жохом-парнем» Евграфом Сунцовым. В разгульной ватаге Сунцова привольно живут разбойные молодцы типа Ганьки, парня с расплюснутым носом, с широкой арбузообразной физиономией. Опора его — матерые бродяги из беглых уголовников. Образ Сунцова — один из наиболее ярких в романе. Это несомненная удача автора.
Разоряя и терроризируя приискателей, нагло обирая эвенков, упивается своей властью Сунцов. А от него тянутся нити не только к какой-нибудь фельдшерице Лоскутовой, пустой и вздорной бабенке, ненавидящей Советскую власть, но и к более крупным хищникам — за границу.
Путь Сунцова — путь индивидуалиста и отщепенца, скатившегося к открытому бандитизму. Ослепленный ненавистью к новому, Сунцов не останавливается даже перед зверским покушением на родную сестру, вставшую по другую сторону баррикады.
Так, не скрывая трудностей и ошибок, не идеализируя своих героев, ведет нас художник от одной преодоленной преграды к другой, чтобы в конце романа показать преображенный, оживший прииск, изменившихся людей, пробужденных к жизни и творческому труду волею партии, энергией беззаветных энтузиастов. Первые тяжелые взмахи парового молота, долгие годы стоявшего без движения и теперь наполняющего своим гулом тайгу, пуск первой драги заставляют учащенней и радостней биться сердца не только героев, населяющих роман, но и читателей.
«Борель» подкупает широтой охвата событий, динамически развивающимся повествованием, живыми подробностями и приметами времени и, наконец, добротно разработанными, цельными характерами, будь то Медведев, Сунцов или же эпизодически мелькающие, но пластически выразительные фигуры старого Лямки, забубенного бандита Ганьки и др.
Острота классовой борьбы, разруха и голод, бандитизм недавних хозяев прииска, сочно выписанные бытовые сцены, рождение нового трудового коллектива и новых человеческих взаимоотношений, сложное переплетение людских судеб — все это вошло в роман и живет и движется на его страницах, подкупая нас неприкрашенной правдой подлинной жизни. Не случайно эта безыскусственная книга начинающего сибирского литератора в свое время так понравилась Горькому. В одном из писем к литературоведу и критику Е. С. Добину он назвал «Борель» в числе лучших произведений, отразивших пафос социалистического строительства. В январе 1931 года он посылает роман в подарок рабочим Алдана.
«Из Москвы, — пишет он своим адресатам, — вам вышлют книги, одна — «Борель» Петрова — рассказывает как раз о восстановлении золотого прииска»[11].
К полюбившемуся произведению сибирского писателя Горький возвращался неоднократно в письмах, беседах, статьях. Так, в «Беседе с молодыми ударниками, вошедшими в литературу» он снова говорит о «Борели» как о значительном событии в литературе.
«Я, конечно, не забываю, — подчеркивает он, — что наиболее талантливые литераторы, так называемые «попутчики», пробуют дать широкие обобщения, например, Леонов в «Соти», или Лебедев в книге «Дары Тин-Тин-хо», или сибиряк Петров, который написал на тему строительства книжку «Борель». Можно насчитать еще с десяток таких интересных книжек»[12].
В архиве Горького сохранилась следующая любопытная характеристика романа П. Петрова и его персонажей.
«Петров. «Борель». История восстановления золотоносного рудника рабочий Медведевым. Тема Гладкова. Рабочий — живой, техник Яхонтов — тоже. Неплохо сделана Валентина Сунцова, сестра хищника. Написано живо, талантливо, автор, видимо, молодой. Картины убийств, покушений на убийства сделаны скромно, являются вполне неизбежными. Очень хороша баба Настя, убитая людьми Сунцова. Вообще автор хорошо видит людей. Книжка — в «Дешевую библиотеку»[13].
Настойчиво пропагандируя «Борель», Горький добивался издания этой книги в массовой серии «Дешевая библиотека» Госиздата. Об этом он несколько раз писал председателю Госиздата А. Б. Халатову. Так, в письме к нему от 15 января 1931 г. он советует:
«Очень рекомендую для «Дешевой библиотеки» книжку Петрова «Борель» изд. «Федерации». Петров очень живо изобразил историю восстановления золотого прииска и борьбы рабочих с хищником»[14].
В одном из последующих писем к Халатову Горький снова возвращается к своему предложению.
«Не помню, — пишет он, — писал ли я вам о книге сибиряка Петрова «Борель», издание «Федерации»? Эту книгу следовало бы пустить в «Дешевой библиотеке», в ней очень живо рассказывается история восстановления рабочими золотоносного рудника, хорошо сделаны характеры и чувствуется во всем правда. Автор — талантлив»[15].
Мало того, Алексей Максимович хлопочет о переводе книги писателя-сибиряка на английский язык, считая это делом «важным и нужным». 4 декабря 1931 года он пишет П. П. Крючкову:
«Мне кажется, что вы могли бы поторопить выбор книг для англо-американцев. Само собою разумеется, выбор книг должен быть строгим… Я предлагаю «Борель» Петрова, новый роман Зазубрина, «Горькую линию» Шухова»[16].
Внимание и поддержка Горького сыграли значительную роль в литературной судьбе Петрова, заставили его поверить в свои силы. Об этом не раз позднее с благодарностью вспоминал и говорил сам писатель.
«Горький, — признавался он, — открыл меня, заставил работать дальше».
Романом «Борель» было положено начало художественному освоению современности в творчестве Петрова. За «Борелью» последовали в первой половине 30-х годов еще два значительных произведения писателя — романы «Шайтан-поле» и «Золото». Оба они были посвящены теме социалистического преобразования Сибири. Пристальное внимание его привлекает главный герой эпохи — образ коммуниста, вожака и организатора масс. В «Борели» это волевой и напористый Василий Медведев, в «Шайтан-поле» — Петр Пастиков, строящий в таежной глухомани звероводческий совхоз, мечтающий поставить на службу советскому человеку несметные таежные богатства. В романе «Золото» таким героем выступает Гурьян Нарыков, человек с богатым житейским опытом, сложным, эмоционально ярким внутренним миром. Не случайно Вяч. Шишков, познакомившись с романом «Золото», писал его автору: