Дверь отворилась, но ровно настолько, чтобы в нее протиснулся человек среднего телосложе-ния. В проем протиснулась рябая физиономия младшего сержанта. Прощупав строгим и долгим взглядом присутствующих, он отыскал Чалого, сидящего на шконке, и, припустив в голос строгости, проговорил:
– Чеканов, на выход!
За те пять дней, пока он находился в камере, состав его обитателей поменялся трижды. Выходило, что они менялись гораздо чаще, чем пассажиры в вагоне дальнего следования. И это раздражало. Среди них не было ни одного весового или путевого, с кем можно было бы переговорить, а потому оставалось единственное развлечение: заложив руки за голову, смотреть на потолок или рассматривать несуразные лепнины на стенах.
В подавляющем большинстве сидельцами хаты были бомжи, уже побывавшие у хозяина. Они безошибочно определяли в Чалом серьезную масть, а потому с расспросами не встревали. Скучковавшись, беспрестанно перетирали собственное житие, вспоминая города, в которых удалось побродить. Делились опытом, как можно задарма прокатиться из одного города до другого. Обменивались впечатлениями, на какой киче лучшая хавка и где в Москве можно отыскать подобающее пристанище. Чалый даже был где-то благодарен им за это звуковое оформление, уж больно тягостно было париться.
Создавалось впечатление, что о нем просто позабыли, и Чалый даже стал ловить себя на том, что начинает завидовать сидельцам, которых выдергивают к оперу.
«Измором хотите взять, суки! – скрежетал зубами Марк. – Посмотрим, у кого это лучше получится. У меня такой срок долготерпения, что вам и не снилось!»
И вот теперь, когда сержант выкрикнул его фамилию, ему даже показалось, что он ослышался. Прищуренные глаза, смотревшие цепко из-под белесых бровей, свидетельствовали о том, что вызывали именно его.
Ни с кем не прощаясь, Чалый протиснулся в проем и оказался лицом к лицу с младшим сержантом. Очутившись в хорошо освещенном коридоре, он увидел, что мент куда более безобразен, чем могло показаться в полумраке: вытянутый череп с широким вогнутым лбом сужался книзу острым подбородком; рот маленький, с тонкими губами, больше напоминавший рану, чем естественное отверстие. Во всей его внешности присутствовала большая несуразность, он вжимал голову в плечи и сутулился, как если бы опасался, что макушкой может сшибать висящие под самым потолком люстры. Взгляд хитроватый, как у побитого хорька, а глаза-бусинки взирали строго и с откровенным интересом. Кожа неровная, бугристая, с гнойниками, невольно хотелось отвести взгляд от подобного безобразия, но Чалый сдержался. А тут еще и душок пошел из открытой пасти, свидетельствующий о том, что сержант был большой ценитель чеснока.
– Ответ тебе пришел, – заговорщицки произнес младший сержант, дохнув в самое лицо.
Чалый чуток подался назад, спасаясь от зловония.
– Что за ответ?
– Людей с погонялом Мельник двое: один сейчас на строгаче под Сыктывкаром парится, а второй в Красноярской пересылке сидит. Другого Мельника никто не знает.
Коридор пустовал. Мент выбрал весьма благоприятный момент для переговоров. Только где-то в самом конце, за решеткой, раздавался приглушенный смех.
– Понятно. Для чего меня опер вызывает?
Сержант пожал плечами:
– Не знаю. Но советую от всего отказываться. Кажется, у него против тебя ничего нет. А теперь потопали! – И строже, явно опасаясь того, что их могли услышать, добавил: – Руки за спину! Пошел!
На сей раз майор Федосеев был в черном костюме; склонившись над столом, он что-то быстро писал на сером листке бумаги. Свет, падавший на большой коричневый стол, вырывал из полумрака широкую кисть с тонкой синей ручкой. У большого пальца Марк заметил вытатуированное слово «Ваня». Причем первая буква, значи-тельно отступавшая от остальных, выглядела весьма неряшливо. Подобные татуировки часто бы-вают плодами подросткового созревания.
Подняв голову на вошедших, майор кивнул на свободный стул:
– Садись. – Сержанту, застывшему в дверях, скомандовал: – А ты можешь идти. Разберусь!
– Слушаюсь.
Звякнув на прощание наручниками, прицепленными к поясу, сержант вышел. Отложив ручку в сторону, Федосеев буднично поинтересовался:
– Ну что, Чалый, колоться будем?
– Не в чем мне колоться, начальник.
– А ты упрямый малый, Чалый, – широко улыбался майор.
– Как же иначе, начальник. А ты что подумал, вот сейчас я к себе Чалого вызову, а он возьмет да откроется. Так, что ли?
– Эх, Чалый, как ты все-таки плохо нас, ментов, знаешь.
Федосеев источал радушие. Губы Чалого, напротив, скривились в неприятную гримасу.
– За пятнадцать лет, что я мотаюсь по кичам, у меня была возможность узнать, кто такие мусора.
– А ты еще и колючий, Чалый, а я ведь к тебе со всей душой.
– Начальник, ты бы оставил эти свои ментовские штучки. Если у тебя что-то против меня имеется, так ты выкладывай. А нет, так я пошел! Дела есть.
– И куда же ты пойдешь, в камеру, что ли?
– А хоть бы и в хату!
– Ладно, не буду тебя утомлять долгими разговорами. Мы тут немного прессанули этого Мельника…
– И что? – В ожидании Чалый подался вперед.
– Колонулся он! Сказал, что оклеветал тебя. Ювелирный трое грабили, а ты, стало быть, не при делах.
– Доберусь я до этой гниды! – высказался Чалый. – Ему ведь еще по этапу топать.
– А вот этого не советую, – враз посуровел майор, – если, конечно, не хочешь к нам попасть.
– Так мне можно идти, начальник?
– Нет, – и, натолкнувшись на жесткий взгляд Марка, добавил: – Должен же я вернуть тебе вещи, которые мы отобрали при задержании. А то напишешь в прокуратуру телегу, а нам потом отдуваться.
– Шутить изволишь, начальник? Ну-ну, – скривился Чалый.
Распахнув дверцу стола, Федосеев вытащил связку ключей.
– Держи, твое! Вижу, большое у тебя хозяйство.
Лениво, как если бы намеревался подзадержаться в кабинете, Чеканов взял ключи и сунул их в карман.
Иван аккуратно выложил на полированную поверхность золотые часы:
– Ходят, можешь не сомневаться.
С той же нарочитой неторопливостью Чалый нацепил на запястье ходики.
– А я и не сомневаюсь.
– Что там еще? Ничего не забыл? – Лицо майора приняло озадаченное выражение. – Ах да! У тебя же еще мобильник был. Куда же я его подевал? – Федосеев открыл другую дверцу. Порылся, шаркая внутри стола какими-то тяжелыми предметами. Захлопнул. Выдвинул ящик стола. – Где-то здесь же был… Тоже ничего. – Выдвинул другой.
– Ты бы уж нашел, начальник, без телефона мне никак. – В голосе вора прозвучали прими-рительные нотки.
– Найду… Да вот же он! – радостно воскликнул майор. – На самом видном месте лежал. Держи! – протянул он телефон.
Авторитет молча взял. Взглянув на дисплей, сунул его в карман.
– Покажешь эту бумагу на входе, иначе не выпустят.
– Обучен, начальник.
– Так чего ты сидишь? Иди! Дорогу найдешь? Или ты хочешь, чтобы тебя проводили?
– Доберусь как-нибудь сам, начальник. – Поднявшись, авторитет широко распахнул дверь и, заметив, как ворвавшийся ветер скинул со стола ворох бумаг, довольно улыбнулся: – Это тебе прощальный привет, начальник, – и вышел в коридор.
Хмыкнув, майор Федосеев посмотрел в окно. Чалый вышел из отдела и, остановившись на обочине, поднял руку, пытаясь поймать машину.
Взяв телефон, Иван набрал номер:
– Клиент свободен. Не думаю, что он отважится на новую попытку, но советую быть осторожным.
Глава 20Что за маскарад?
Вадим вышел из офиса и, протопав в садик напротив, сел на скамью. Скоро должен начаться обед, и сотрудники потянутся перекусить, Анна должна выйти одной из первых, и Вадиму хотелось увидеть именно ее.
Откуда-то из-за спины вышел молодой человек и опустился на противоположный конец скамейки. Петляков невольно нахмурился: мало того что он не заметил его приближения, так теперь должен выносить ненужное соседство.
– Не подскажете, который час?
Глянув на соседа, Вадим невольно оторопел: это был Анатолий Власенков, одетый в пестрый спортивный костюм, голову прикрывала бейсбольная кепка с длинным козырьком.
– Это что за маскарад? – глухо спросил Петляков, продолжая наблюдать за входом в здание.
– Иначе нельзя, за мной следили. Где-то я прокололся… Офис свой мне пришлось пока закрыть. Так что даже не знаю, когда я туда вернусь. Я не мог не прийти к вам.
– А ты уверен, что это связано с нашим делом?
– Вне всякого сомнения, – заверил Власенков. – Мне удалось от них оторваться, а потом я сам сел к ним на «хвост». Они привели меня к дому Копылева. Я подслушал его разговор с какой-то женщиной, которая работает в вашей фирме. Похоже, она его любовница…
Внутри зародилось дурное предчувствие.
– И что же он у нее спрашивал?
– Интересовался, когда шеф объявится. Я не исключаю того, что на него готовится очередное покушение.
– Ладно, разберемся. Ты пока нигде не высовывайся. Появляться действительно там опасно. Связь будем держать по телефону. В наш офис должны сделать звонок.
– Предположительно, откуда?
Вадим внимательно посмотрел на Власенкова, как если бы проверял его, а стоит ли доверять такую тайну. После чего, не решаясь озвучивать, написал на листке из блокнота имя человека.
– Прочитал?
– Вот оно что… Хорошо! – захлопнул тот блокнот.
– Не пропусти его, это важно.
– Постараюсь.
– Да уж постарайся!
– Вот это последняя запись, очень любопытная. – Власенков положил на скамейку небольшой диск в пластиковой коробке. – Звонок был сделан в ваш офис. На звонок отвечала женщина.
– Вот как… – Одобрительно кивнув, Вадим добавил: – Хорошо, познакомлюсь. А сейчас иди, у меня тут дела.
– Понял, – поднялся со скамьи Власенков.
Шагнув за скамью, он раздвинул куст и быстро перемахнул через ограду. Посидев еще несколько минут, Петляков решил вернуться в офис.
Самое время!