Что-то здесь было не так…
Интересно, а что это за женщина, из-за которой он получил срок?
Перевернув страницу, Степанов невольно напрягся. Со страниц дела на него смотрело строгое девичье лицо с тонкими подведенными бровями. Узкое личико с пышными пшеничными волосами за спиной. Степанов невольно наморщил лоб: где же он видел эту красотулю? Причем совершенно недавно. И тут он вспомнил! Ну, конечно же, эта была секретарша Шевцова Анна Елизарова. Очень красивая девушка. Правда, на этой фотографии она молоденькая, ей едва исполнилось восемнадцать лет. Прошло пять лет, значит, сейчас ей двадцать три.
Вот оно как повернулось.
А где же отбывал срок Покровский? Перевернув несколько страниц, он увидел вклеенные листочки, на одном из которых было написано, что после задержания Назар Савин пребывал в Серпуховском следственном изоляторе, или по-простому в Серпах.
У людей с такими статьями, какая имелась у Савина, на зоне весьма незавидная будущность. Одно дело, если ты вышел с кистенем на большую дорогу, чтобы проявить молодецкую удаль, и вместо ожидаемой поклажи можешь получить пулю в лицо. И совсем другое дело взламывать «мохнатый сейф», где отсутствует опасность и нет разудалого куража, а самое большее, что можешь заполучить, так это расцарапанную спину. Спрос с таких «гусаров» большой, а потому значительная их часть после недолгого толковища отправляется под нары.
У Покровского судьба складывалась иначе: весь свой срок он отбывал мужиком, его не тронули, не опустили в касту отверженных. А следовательно, разобрались как должно. На толковище выслушали его аргументы, справедливо решив, что произошедшее было не что иное, как милицейская подстава.
И вот сейчас он вернулся, чтобы отомстить.
– Пригодилось? – заинтересованно спросил майор, когда Степанов вернул дело.
Начальника архива тоже можно было понять, каждому хочется верить, что занимаешься чем-то настоящим, даже если глотаешь пыль в затхлых помещениях.
– Пригодилось, – уверил Степанов, не пожелав вдаваться в подробности, и, попрощавшись, вышел.
Семен Шевцов выглядел скверно: лицо опухшее, под глазами большие мешки, кожа пожухла и собралась книзу мелкими морщинами, на белках глаз отчетливо проступали красные прожилки. Да и одет он был без прежнего лоска: такое впечатление, что его гардероб был десятилетней давности. А на отвороте рубашки и вовсе непорядок – затертый след от соуса.
Видно, события последних дней не прошли для него бесследно. На столе в больших тарелках лежало два вида салата: один оливье, а другой из огурцов и помидоров, приправленных сметаной. С краю еще две тарелки, правда, пустые, судя по масляным пятнам, в них лежала консервированная рыба в масле. В плетеной вазочке два ссохшихся куска хлеба, один из которых был надкусан. А в центре, будто бы королева среди толпы нищих, возвышалась бутылка с дорогим француз-ским коньяком. Именно к ней и прикладывался Шевцов, отпуская отдельные реплики по поводу качества.
– Хорош коньячок! До самого стержня пробирает.
Вадим Петляков лишь хмурился и помалкивал. К Шевцову он приехал не для того, чтобы слушать похвалы французским производителям, и совсем не затем, чтобы, нервно поскрипывая на стуле, терять время. Он был вызван на серьезный разговор, который, судя по пьяным глазам Шевцова, оттягивался на неопределенный срок.
Вчера Вадим наведался в больницу к Анне. Состояние у нее было тяжелое, но стабильное. Врачи надеялись на благоприятный исход, во всяком случае, операция была проведена успешно, и если не будет никаких осложнений, то девушка выкарабкается. Его даже ненадолго впустили к ней в палату. Узнав Вадима, она отвернулась. Навязывать ей свое общество он не стал. Пожелав ей скорейшего выздоровления, вышел в коридор.
И вообще последние сутки принесли ему немало неприятных сюрпризов и разочарований, один из которых – грязный костюм Шевцова и его замасленная рубашка. Видно было, что он просто махнул рукой на свою внешность.
Непонятно почему, но столь быстрое падение генерального директора очень его разочаровало. Человек, державший в руках такие колоссальные деньги и управляющий столь могучей производ-ственной машиной, просто обязан иметь крепкие нервы.
Выпив очередную рюмку, Шевцов сладенько поморщился. Неторопливо поддел вилкой помятую помидорку со сморщенной кожицей и бережно уложил ее в рот.
– Вот гляжу на тебя, Вадим, и вижу, что ты все хмуришься. Не нравится тебе мое поведение. – Вздохнув, добавил: – Что тут сказать… Мне и самому не нравится. Таким я был ровно восемь лет назад, когда расстался… – Махнув рукой, добавил: – Впрочем, тебе это знать ни к чему… А то, что ты хмуришься, это хорошо! Значит, врать не умеешь. Другой на твоем месте делал бы довольную физиономию от близкого присутствия начальства… Вид мой не нравится… Вот сидишь ты здесь и думаешь: какого хрена он меня вызвал? Ему лясы, что ли, не с кем поточить? – Шевцов налил очередную рюмку. Тоненькой коричневой струйкой жидкость стекла по ее поверхности, оставив на белой, усыпанной хлебными крошками скатерти темное пятно. – А если я тебе скажу, что не с кем? Что ты единственный человек, которому я доверяю, тогда что?
– Семен Валентинович, – не выдержав, горячо заговорил Петляков, – у меня сегодня действительно масса дел.
Подняв рюмку, Шевцов некоторое время держал ее в подрагивающих пальцах, и Вадим с горечью наблюдал за тем, как коньяк пачкал его ладонь.
– Хочешь знать, зачем я тебя вызвал?
– Хотелось бы услышать.
– Сегодня я получил вот такую бумагу, – протянул он вскрытый конверт. – Прочитай. И скажи мне, что ты думаешь по этому поводу.
Вытряхнув из конверта небольшой узкий листочек бумаги, сложенный вчетверо, Петляков неторопливо развернул его и прочитал: «Верни то, что должен».
– И что это должно означать? – Петляков положил листок бумаги в конверт.
– Ты знаешь, с чего я начинал свой бизнес? Я ведь не всегда ходил в таких богачах, как сейчас, – махнул он рукой на стены квартиры.
Получилось картинно. Хотя ничего особенного в комнате не присутствовало: находились-то они на одной из его квартир, не блещущих музейным изыском. Что внушало уважение, так это пара перекрещенных сабель, повешенных на квадратном ковре, да и то, если разобраться, одна из них была искусным новоделом.
– Слухи ходят разные. Могу только догадываться… Лучше бы это услышать из ваших уст.
– Хороший ответ. – Семен Валентинович поставил рюмку на стол. Желание пить у него пропало. – Моим компаньоном был школьный приятель. Очень толковый парень. Мы очень стремительно стали развиваться, но в какой-то момент я вдруг почувствовал, что нам в одной конюшне становится очень тесно.
– И вы решили его подставить?
– Оказывается, ты не только не умеешь врать, но еще страдаешь прямолинейностью.
Петляков усмехнулся:
– Для человека, который желает сделать карьеру, это весьма скверное качество, я так понимаю?
– Так оно и есть, – буркнул Шевцов. – Вопрос прозвучал предельно откровенно, я этого не ожидал… Но если отбросить какие-то второстепенные детали, то так оно и есть. А может, ты даже знаешь, как я это сделал?
– Все-таки я возглавляю службу безопасности. Знать секреты – это моя обязанность.
Глаза из-под мохнатых бровей смотрели колюче. Но неожиданно лицо Шевцова размякло, складки губ, еще жесткие минуту назад, разгладились и дрогнули. Получилось нечто похожее на улыбку.
– И как же?
– Назар Савин был очень известным сердцеедом, и вы решили воспользоваться этим обстоя-тельством. Подсунули под него женщину, кото-рая в дальнейшем заявила, что Савин ее изнасиловал.
Шевцов кивнул:
– Примерно так оно и было. Может, ты сумеешь назвать, что это за женщина?
– Это Аня.
– Не ожидал… От тебя ничего не скроешь. С одной стороны, это даже ничего, значит, я не ошибся в своем выборе, работник ты толковый. Хотя, с другой стороны… не каждому директору хочется, чтобы подчиненные знали о самом его сокровенном.
– Потом в знак благодарности вы взяли ее в фирму. А потом, ведь она была дочерью вашего друга, если я не ошибаюсь.
– Ты не ошибаешься. Так оно и было в дейст-вительности. Я не пойму только одного: почему ей понадобилось меня уничтожать? Ведь после смерти родителей я ей дал все!
– Я к вам пришел не с пустыми руками, – поставил Вадим Петляков на стол миниатюрный магнитофон.
– Что это?
– Здесь запись последнего разговора Анны с неизвестным мужчиной. Хотите послушать?
– Валяй!
Петляков надавил на кнопку. Сначала послышалось легкое шуршание, именно так змея пробирается через ворох сухих листьев, после чего зазвучал уверенный мужской голос:
«– Ты думаешь, смерть твоих родителей была случайностью? Ничего подобного! Шевцов избавляется от всех людей, которые когда-то сделали ему добро или просто помогли. А твоего отца он устранил потому, что не хотел отдавать долг! Твой отец возглавлял банк и всегда готов был помочь именно друзьям!
– Я в это не верю, – послышался низковатый голос Анны.
– В течение суток он избавился и от своего компаньона, и от твоего отца. Может, ты не веришь в такие совпадения?
– Не верю, – прозвучал тихой голос.
– Он устранил их одновременно специально. Если бы он устранил сначала одного, то другой предпринял бы меры для своего спасения, и тогда неизвестно, как это обернулось бы против самого Шевцова. А так ему не нужно отдавать деньги, а заодно он освободился от парт-нера.
– Это все неправда!
– Почему же в таком случае тебе не спросить об этом у него самого?
– Я обязательно это сделаю.
– Я тебе могу сказать даже больше: если бы Шевцов не уничтожил твоего отца, тот наверняка уничтожил бы самого Шевцова. И знаешь почему?
Ответом было молчание. Только где-то за подоконником прозвучал клаксон проезжающего автомобиля.
– Потому что Шевцов был любовником твоей матери. Ее тяготила эта связь, но он ее шан-тажировал, она хотела уйти и рассказать обо всем мужу. А чтобы этого не случилось, он решил устранить обоих.