Осознание полного краха надежд и того, что мое такое недолгое счастье совершенно разрушено, разрывало душу. Предательство самого любимого мужчины разъедало мое нутро, впивалось в мой мозг жгучими языками пламени, раздирая разум в клочья.
«Рой… Как же я без тебя… Почему ты так поступил? Зачем меня обманывал? Я же тебе так верила… любила…»
Оказывается, я кричала, выла, это потом мне рассказали подруги и мадам Морэ. Истерика накрыла меня с такой силой, что я ничего не запомнила. Когда они вбежали в холл, услышав странные звуки, увидели меня в страшном состоянии — я драла ногтями пол, руки уже были в крови, скулила, рыдала и бормотала что-то нечленораздельное с безумным видом. Единственное, что они поняли, это как-то связано с Роем, а дама пришла сообщить о какой-то неприятности, произошедшей с ним, или еще хуже, о его смерти. Потом меня дотащили до кушетки и через силу влили успокоительную настойку, после чего я провалилась в беспамятство.
— Ну, как все прошло, Розалинда? — с горевшими от нетерпения глазами поинтересовалась у будущей невестки леди Алианора.
Та легкомысленно пожала изящными плечиками и жеманно сказала:
— Прекрасно! Ты же меня знаешь, дорогая Алианора, я хорошо умею устранять своих конкуренток, в таком деле мне нет равных. Мое оружие не только острый язык и ум, а еще и внешность — с ней я могу творить многие вещи безнаказанно, и все будут верить. Никто даже не подозревает, что скрывается под видом очаровательной глупой куколки, мило хлопающей глазками, — весело расхохоталась леди Розалинда.
— О, твоим врагом точно быть опасно, — улыбнулась в ответ леди Алианора, и девушки пошли в сторону беседки по аллее, посыпанной гравием, среди благоухающих цветов и вечнозеленых деревьев, коих было так много в большом саду родового имения графов Бингеров.
Медленно открыв глаза, я увидела мерцание свечей, их отражения на стенах принимали причудливые очертания в форме чудовищ, которыми нас пугают в детстве, а забыть мы их не можем потом всю остающуюся жизнь. Я пыталась вспомнить, что со мной произошло.
Воспоминания приходили небыстро, просачиваясь словно через воронку, дозированно и прерывисто, как льется прокисшее молоко через марлю. Привкус горечи во рту и полынный запах утраты накрывали меня и уносили все дальше в мир мрака и безнадежности.
Он меня предал, я была игрушкой… Временной, до свадьбы… Похоже, я действительно должна была стать просто его содержанкой — именно такую роль Рой мне и готовил. Возможно, я даже не узнала бы, что он женился, просто, ослепленная любовью, все-таки кинулась бы в его так вовремя распростёртые объятия и поверила в лживые обещания, отдавшись. А виконт снял бы мне дом и тайком приходил, а я, дура, так и витала бы в грезах, веря в него и наше совместное будущее. В итоге опозорила бы честь — свою и своих родителей, — погубила бы репутацию и стала его подстилкой.
«Ну а что ты хотела? Он тебе разве хоть раз сказал, что любит?» — слезы потоком полились из глаз.
— Тише, дорогая, — послышался ласковый, по-матерински теплый голос мадам Морэ. — Что случилось? Может, расскажешь? Тебе станет легче, нести свое горе одной — тяжкая ноша. Поведай, что приключилось, и запомни — ты не одна, мы с девочками всегда тебя поддержим. Эмили, ты не представляешь, как мы перепугались, сейчас уже поздний вечер, а ты долго не приходила в себя после успокоительной настойки. Но мы все здесь, сидим и не уходим, дежурим, ждем, пока очнешься.
— Рой, он… Это была его невеста… — еле смогла выговорить я и горько разрыдалась. Мадам Море прижала меня к своей большой груди, как маленького ребенка, и стала поглаживать по спине, приговаривая:
— Тише, не плачь, милая, все в жизни поправимо, кроме смерти. Все можно пережить, рано или поздно все проходит, забывается, стирается память, уносит река времени, и все растворяется в ее водах без остатка. Да, он поступил низко — обманул, но ты очень молода, а это всего лишь жизнь, которая ни у кого не бывает полностью счастливой. Эмили, ты в самом начале пути, и будет еще много чего, дорогая. Поверь, то, что случилось, не самое страшное.
— Да как же не страшное-то? Я же его люблю! — всхлипывая, спросила я.
— Первая любовь очень часто бывает несчастной и безответной, на то она и первая, чтобы воспоминания о ней бережно хранить в шкатулке, закрыв на замок и доставая оттуда лишь изредка, смакуя и представляя, а что бы было, если все же вы были вместе? Это самое первое и драгоценное чувство, и неважно, чем оно завершилось. Все забудется, поверь. Любовь притихнет и свернется клубочком в самой глубине твоего сердца, но иногда на протяжении всей твоей жизни будут вдруг всплывать образы, запахи или видеться его лицо в толпе, а ты просто пойдешь дальше, с теплом храня воспоминания. Любимым мы прощаем все, и ты простишь, — погладив по руке, мадам Морэ ласково и тепло посмотрела на меня.
— Я никогда не забуду! И не смогу простить такое! Предательство — это самое последнее, что нужно прощать! — горячо воскликнула я.
— Ну, будет тебе. Жизнь рассудит и расставит все на свои места, девочка, — мягко улыбаясь, проворковала мадам. — А теперь, Эмили, голубушка, девочки проводят тебя домой. Выпей теплого молока на ночь, даю тебе три дня отгулов. Приди в себя, дорогая.
Глава 7
Упивалась я своим горем вдоволь, оно меня поглотило без остатка, тоска осела сгустком вязкой жижи, размазанной по нутру, и пеплом на губах тлела утерянная надежда…
Никого не хотелось видеть, ни с кем говорить, все стало пустым, серым и мрачным. Мир разом перевернулся с ног на голову, и теперь я в подвешенном состоянии — не могу обрести покой и почву под ногами, вернуть стабильность. Не получалось найти точку опоры, утраченную, казалось, навсегда.
Я вижу лишь черный цвет на холсте жизни, которым разрисовано мое настоящее и будущее. Не оставила для меня судьба больше красок — только полное затмение теперь мой удел…
Девочки пытались оставаться со мной, но я всех вежливо выпроваживала. Мое одиночество — мое спасение. Я должна сама все это пережить. Ни к чему разделять горе, это личное, и я хочу нырнуть в него без остатка, прочувствовать все его грани и утонуть навечно, или восстать, как феникс из пепла, я не знаю… Пока рано об этом…
Стук в дверь раздался внезапно, выдернув меня из вязкой массы под названием мысли, которые окутывали меня изнутри туманным призрачным одеялом, не давая вырваться наружу и тем спасая разум.
Наверное, кто-то из девочек опять принес что-то вкусное, пытаясь меня подбодрить. Розово-белый зефир так и стоял в открытой коробке, засыхая на воздухе, как рыба, брошенная умирать на берегу, и такой жизнерадостный цвет никак не вязался с моим настроем, сладости притащила Дана. «Зря…» — не пущу к себе никого, идя открывать дверь, думала я.
— Эмили, добрый день! Тебя не было вчера на работе, я сначала ждал возле ателье, а потом уже спросил у вышедших девушек, где ты, они сказали, что ты уехала… — сначала радостно осклабился Рой, глядя на меня сверкающими глазами, но постепенно замедлил темп речи, а улыбка стала сползать с его лица.
О, наверное, разглядел, как я выгляжу, или что-то прочитал на лице. Зачем же ты пришел?! Зачем?! Не надо больше бередить мне раны! Судорожно завернувшись в теплую шаль, я отступила на шаг, все же впуская его в апартаменты.
— Эмили… Что случилось? Ты заболела, милая? — насторожено заглядывал мне в глаза виконт.
«Я давно заболела тобой. И это болезнь под названием “Рой Бингер”. Но от нее можно излечиться — ты не рак. Хотя нет, именно рак! Я тебя вырежу из своего сердца. Ножом. Пусть останутся на нем незаживающие раны и кровоточат всю оставшуюся жизнь… Пусть… Особенно когда я буду вспоминать тебя, любимый. Но все же так будет лучше».
Посмотрев в такие родные и любимые глаза, наверное, в последний раз, я как можно более спокойно сказала:
— Как ты мог? Зачем так со мной? Я же ничего плохого тебе не сделала. Доверилась тебе… Или на это и было рассчитано? Ты специально искал такую девушку? Которая только недавно приехала в большой город, неискушённую, не знающую мужчин — и тут в ослепительном блеске появляется на ее пути аристократ. Одаривая вниманием, льстя и делая комплименты. А ты всего лишь хотел со мной играть в дурацкие игры! Хотел на время заполучить в свою постель! А, в принципе, нет… Это все же я дура. Ты же с самого начала это все и предлагал. Ты меня всегда видел только постельной утехой! — к концу речи я все же не сдержалась и начала кричать, а потом почувствовала, как холодные, обжигающие слезы разочарования побежали по щекам. Не хотела перед ним раскисать, не хотела показывать свою слабость, но не выдержала.
Рой смотрел на меня растерянными глазами и, выслушав мою обвинительную тираду, хриплым голосом пробормотал:
— Я не понимаю, что тут происходит. Эмили, ты о чем, дорогая? Я не играю с тобой. Ты мне очень, очень нравишься, слышишь? И много для меня значишь! Это не просто встречи, нет. Да, признаю, в самом начале я совершил ужасную ошибку, повел себя неправильно… Но я уже извинился! И даже не представлял, какая ты удивительна и милая девушка! Самая лучшая на свете! Эмили, ты меня сразу очаровала, и для меня было честью познакомиться с такой, как ты. Ты просто безупречна! Да о такой девушке рядом с собой будет мечтать каждый мужчина и желать, чтобы та стала спутницей его жизни, родила ему наследников.
— Да, Рой, наверное, каждый мужчина… Но не ты… Тебе я не нужна. Зачем ты дарил мне надежду на невозможное? Сказал бы сразу, что я всего лишь временное развлечение! Так было бы честнее по отношению ко мне, — с горечью произнесла я.
— Эмили, о чем ты говоришь вообще? — воскликнул Рой, высоко приподнимая в удивлении брови и разводя руки в стороны.
— Твоя невеста приходила ко мне и четко дала понять, где мое место и кто я для тебя. Раскрыла, так сказать, глаза, — и внимательно посмотрела на виконта, ожидая его реакции.