– Как только мы скажем, где она, вы сразу нас убьете, – насмешливо сказала Снежана. – Пока вы не знаете, кто из нас последним держал ее в руках и куда дел, нам ничего не угрожает. Быть может, тетя Тата поняла, какая ценность попала ей в руки. Быть может, мама решила не выпускать из рук нить, ведущую к сокровищу. А может, мне надоело горбатиться над чужими заказами, и я решила в одночасье разбогатеть – узнала, что сколок указывает на место хранения клада, и выкрала его у тетки. А? Может такое быть?
Руки у Артемия задрожали. Было видно, что он едва сдерживает бешенство. Псих, как есть, псих!
– Я сейчас тебя застрелю, сука! – заорал он. – И ты уже никогда не разбогатеешь.
– Тихо-тихо, – примирительно сказал Зимин и поднял вверх руки, показывая, что сдается. – Еще раз повторю, что готов дать себя связать, если ты взамен расскажешь все. Снежана и ее родственники имеют на крест такие же права, как ты и твоя семья. Подруг, завладевших крестом, было три.
– И потомки одной уже никогда ни на что претендовать не будут, – ухмыльнулся Лапин. Ухмылка у него была отвратительная, похожая на мокрую плесень. – Хотя у этой старой девы и не было потомков. Ты прав, мусор! Когда я узнал, что сокровище, о котором я с детства мечтал, существует, я больше ни о чем думать не мог. Я попросил маму сходить к этой самой Дарье Бубенцовой – посчитал, что две пожилые женщины лучше поймут друг друга. Мама сходила: во-первых, она никогда не могла мне ни в чем отказать, а во-вторых, ей и самой было интересно.
– Значит, все-таки Светлана Павловна была той женщиной, которая приходила к Дарье Степановне. Это ее видела Мария Андреевна, соседка! – воскликнула Снежана.
– Старуха маме очень обрадовалась и рассказанной ею истории тоже. Конечно, часть она уже знала от этого идиота Некипелова, но не все, далеко не все. Ей было интересно узнать историю трех подруг и креста, который они стащили из дома Брянцевых: как сложилась их судьба и куда делся сколок, который открывал путь к сокровищу. Старуха призналась, что у нее действительно есть старинный рисунок, который давным-давно подарила ее далекой родственнице подруга – знаменитая кружевница. Вот только отдавать его маме она отказалась наотрез: сказала, что Некипелов имеет такие же права на сокровище, как и мы, а потому надо ехать в Фетинино, чтобы дальше искать крест всем вместе. Как мама ее ни уговаривала сначала показать сколок нам и ничего пока не говорить Некипелову, старая сволочь отказывалась наотрез, мол, буду все обсуждать в присутствии Ивана, и точка. Она на этом Иване как помешалась.
– И тогда вы решили ее убить?
Лапин пожал плечами – дуло чуть дернулось, но тут же вернулось в исходное положение. Палец с курка он так и не снял, и Зимин не мог ничего предпринять, боясь навредить Снежане.
– Я расскажу, но ты, мужик, несвязанный, меня напрягаешь, так что не обессудь. Дядь Ром, давай, шевелись, веревка вон есть, изолента тоже, давай привязывай его так же, как я тебя вчера.
Немолодой мужчина нерешительно топтался на месте, явно не зная, что делать.
– Роман Юрьевич, давайте, чего уж там, – сказал Зимин, придвинул стул и сел. – Не бойтесь, потом любой суд учтет, что вы действовали по принуждению.
Владелец дома, в котором они находились, поднял с пола веревку и шагнул к стулу, на котором сидел Зимин. Теперь все зависело от того, насколько сильно он напуган, и от того, умеет ли читать по губам. Привязывая Зимина, он невольно закрывал его лицо своей спиной, а потому шевелящиеся губы следователя были не видны противнику.
– Давай, не останавливайся, нам же интересно, да и тебе, как я понимаю, хочется поведать, как здорово ты со всем справился. Ты же крутой.
– Мать предложила Бубенцовой съездить в Фетинино вместе, познакомиться с Некипеловым, почитать дневник, рассмотреть сколок. Выехали рано, в семь утра, во двор я не заезжал, мать вывела старуху на улицу, чтобы никто не мог запомнить номера. Сначала бабка упрямилась, говорила, что покажет сколок только по приезде, но потом мать ее уговорила. Старуха достала старинную бумагу. Я думал, у меня сердце лопнет, а там оказался рисунок кленового, мать его, листа! Она всю жизнь хранила сколок обычной кружевной салфетки. Это была не карта, черт подери! Старуха утверждала, что никакого другого у нее нет, но я был уверен, что она нас обманула, провела. Голову заливала такая ярость, что я съехал в лес, вытащил эту старую дрянь из машины и задушил ее голыми руками. Мать пыталась меня остановить, но не смогла, и никто бы не смог. Когда все было кончено, пришлось решать, что делать с телом. В багажнике у меня лежал чемодан, я одалживал его как-то другу, а потом так и не занес в дом. Я затолкал туда тело, пока оно не закоченело. Чемодан нужно было оставить там, где его никто бы не нашел. Я знал, что неподалеку есть лесная чаща, в которую никто не ходит, только местные, за грибами. Я сам однажды там очутился в случайной компании и помнил дорогу. В октябре за грибами никто в здравом рассудке не ходит, так что до следующего лета от тела в чемодане уже ничего бы не осталось. Старая карга жила одна, так что ее долго не хватились бы. Маме я велел садиться за руль и уезжать, а сам углубился с чемоданом в лес. Идти пришлось долго, почти час. Бабка оказалась такой тяжелой, что я думал, надорвусь. Конечно, лучше бы чемодан закопать, но лопаты у меня не было, так что я просто оставил его под деревом, стерев все возможные следы.
– Потом ты вернулся в квартиру Бубенцовой, со всеми предосторожностями, конечно. Опять повезло – тебя никто не видел. Квартиру ты хорошенько обыскал, – Зимин говорил размеренно, стараясь, чтобы его голос звучал монотонно. Роман Юрьевич тем временем приматывал его к стулу, оставив свободными руки, которыми Зимин крепко держался сзади за спинку. Читать по губам мужик умел и команды выполнял четко, как и положено бывшему военному. Человеком он, конечно, был плохим, но не убийцей.
– Старуха не соврала, у нее действительно не было никакого другого сколка. Получалось, что он мог храниться только в семье третьей подруги, той самой Татьяны Елисеевой, о которой рассказывала Авдотья Бубенцова Андрею Башмачникову. Она была известной кружевницей, так гласило семейное предание, поэтому я сходил в музей кружева и нашел.
– Ты узнал, что потомок Татьяны Елисеевой – известная кружевница Ирина Машковская, стал собирать информацию о нашей семье и нашел мое ателье! – воскликнула Снежана. – Получается, мы правильно все вычислили.
– Мы пришли в ателье, чтобы на тебя посмотреть, я и мама. Ты сама принесла коробку со старинными сколками, как того требовала придуманная нами легенда, но никакой карты там не оказалось. Я было совсем отчаялся, но все-таки решил довести начатое расследование до конца.
– Ты совратил Галю, заставив ее дать тебе ключи от ателье, украл сколки, чтобы рассмотреть их внимательнее, а заодно дневник Некипелова, который до этого не держал в руках. Ты надеялся, что в нем может содержаться что-то, указывающее на местонахождение сапфирового креста, но там ничего не было. Потом Галя услышала наш с Лидой разговор, из которого становилось понятно, что есть еще один сколок, причем по описанию очень похожий на карту, но его забрала наша приехавшая из-за границы родственница. И ты влез в ее гостиничный номер, а потом похитил тетю.
– Твоя швейцарская тетушка оказалась такой же сукой, как и все вы! Морочила мне голову больше суток, пытаясь запутать. Ты же специально сказала, что сколки хранятся на даче, чтобы сбить нас со следа! Я приехал сюда, в поселок, и неприятным сюрпризом оказалось, что дядя Рома ваш сосед. Если бы я знал это заранее, то мог придумать операцию и поизящнее.
– Ласка услышала посторонний шум и привела меня сюда, – подал голос Роман Юрьевич, который закончил привязывать Зимина и теперь просто стоял рядом. – Я не боялся, думал, какие-то мелкие воришки, а это был Тема. Он рассказал, что вы – родственники той самой Татьяны Елисеевой, которая разработала карту-сколок, и он должен ее найти. Я умолял его уйти, но он не послушался, пока не разгромил дачу. А когда он убрался восвояси, я позвонил вам, Снежаночка. Пойми, я не мог его выдать! Родная кровь все-таки.
– Я понимаю, – сказала Снежана, но на соседа она смотрела с отвращением.
– А потом он появился во второй раз и с этой женщиной. Ласка снова его учуяла, но в этот раз я не мог молчать – понял, что племянник перешел черту. Он похитил человека и угрожал убийством, поэтому я начал кричать, что сейчас вызову полицию. Тогда он просто ударил меня по голове, вырубил, понимаете? Если бы я только мог предположить, что он способен поднять на меня руку, то среагировал бы, я же бывший военный, Афган прошел. Артем против меня хлюпик. Но я даже помыслить не мог, что он осмелится. Я же не знал, что он, что он… – Голос мужика упал до шепота.
– Что он уже убил человека. Дарью Бубенцову. И ничего человеческого в нем не осталось, – закончила фразу Татьяна Алексеевна.
– Где сколок, старая сволочь? – Артемий рванул к ней, от бешенства позабыв, что должен держать на прицеле Снежану, а может быть, решил, что привязанный к стулу Зимин больше не представляет угрозы. Он ударил ее по щеке, от чего голова пожилой женщины мотнулась в сторону, а на коже явно отпечатался красный след от пятерни.
Зимин вскочил на ноги, привязанные к ножкам стула, и тот повис сзади, словно ненужный, позабытый, тянущий мертвым грузом к земле парашют. Он оттолкнулся от пола в прыжке, вытянутыми вперед свободными руками толкнул преступника, явно не ожидавшего нападения, и тот грохнулся на пол, а ружье отлетело в сторону. Зимин крепко держал его за щиколотки, не давая встать, а Снежана бросилась поднимать ружье и тут же быстро и ловко разрядила его, зачем-то объяснив в пространство:
– Я в школе, хоть и недолго, ходила на занятия стрельбой.
Лапин извивался, матерился, пытался отодрать от себя зиминские руки, найти что-то тяжелое, но сверху на него уже навалился родной дядя и скрутил, применив какой-то прием, завел руки за спину, быстро и ловко связал снятым с себя ремнем.