– А остальные? – Лили взяла в рот веточку фенхеля.
– Многое. Так сразу всего и не перечислишь. Не говоря уже о ее остром уме, мне нравится в ней профессионализм и энергия, ее уравновешенность и ее опыт.
– А также ее статус, ее влияние и связи, ее интересные друзья? – насмешливо продолжила список Лили.
– Конечно! Я же сказал – многое. Причем мне часто импонирует в ней то, что остальным, возможно, не нравится. Она бывает резкой и едкой и бьет без промаха. Женщины никак не могут понять, что мужчины не влюбляются в них за какое-то конкретное качество. Мужчина никогда не полюбит женщину только лишь за ее грудь или бедра, глаза или нос. Он любит всю ее, целиком. А женщины вечно озабочены несколькими деталями своей внешности, которые им хотелось бы изменить. Джуди не тратит времени на такие пустяки. И она очень помогла мне.
– Каким образом? – удивилась Лили.
– Она дала мне уверенность в себе. Еще задолго до встречи с Джуди я жил с моделью и вдруг почувствовал, что страшно устал от того, что состою при ком-то. – Марк вновь наполнил бокалы. – Каким бы уверенным ни казался молодой человек, он почти всегда полон сомнений в своих способностях. И для него крайне важно получить поддержку от человека, чей опыт и суждения он уважает, но который не является его матерью. Мать же всегда считает, что ее ребенок прекрасен. – Он рассмеялся. – Джуди сначала очень переживала: ей казалось, что у нее ко мне чисто материнская привязанность, а у меня к ней – сыновняя. Но у меня уже есть одна замечательная мать, и другая мне не нужна.
– А ей не бывает одиноко, когда вас нет рядом?
– Я не знаю. – Ему никогда не приходило в голову, что блистательная, уверенная в себе Джуди может ощущать одиночество. И опять, сам того не желая, Марк попытался сравнить двух женщин. Лили ела с видимым наслаждением, Джуди – очень разборчиво, Лили донимала его своими сомнениями относительно новой роли, Джуди же никогда не докучала Марку разговорами о служебных проблемах.
Утром в воскресенье Марк стал учить свою постоялицу делать попкорн, но ему непросто было находиться в крохотной кухоньке рядом с Лили, ощущая ее животный магнетизм. А в воскресенье днем они отправились в небольшой китайский кукольный театр на Нижнем Бродвее. На узких скамейках восседали шумные веселые семейства. Владелец театра усадил Марка и его спутницу на свою собственную скамью рядом с круглолицым мальчиком и его бабушкой. В этой обстановке, освободившись от необходимости соблюдать свой привычный имидж, Лили казалась еще грациозней. Она взяла мальчика на колени, чтобы он мог лучше видеть развернувшуюся на сцене войну драконов с богами. Мальчик смеялся, дергал длинные пряди Лили и вытряхивал на ее розовый замшевый костюм крошки от печенья. «Все-таки для всемирно известного секс-символа это некоторый перебор», – думал Марк.
Максину чуть потряхивало на высоком сиденье старинной коляски, в которой она ехала через лес. Щеки ее горели от холода, и она ощущала легкий страх. Как только компания въехала в лес, три оленя бросились со скользкой размытой дороги в чащу. Охотники на лошадях пустились за ними, весь лес огласился звуками рожков.
Пьер, сдерживавший рвущихся вперед лошадей, обернулся к Максине. Коляску тряхнуло, и графиня Шазалль на мгновение оказалась прижатой к сидящему на козлах человеку.
– Да, не хотелось бы здесь загреметь, – сказал Пьер, уже намеренно прижимаясь к своей спутнице.
«Так, – подумала Максина, – послание отправлено и получено».
– Если поехать через буковую рощу, то мы нагоним их у подножия холма, – произнесла она вслух.
Лошади понеслись в указанном направлении, а Пьер, придвинувшись поближе к Максине, вдруг прильнул губами к ее губам. И столь же неожиданно в голове Максины пронеслась одна мысль: «А почему бы нет? Он флиртует со мной все выходные, и мне это нравится, – размышляла она. – Есть что-то особенно лестное в том, что твой первый любовник дает понять, как он хотел бы вновь оказаться с тобой в постели. Я была верна Чарльзу в течение двадцати лет, а в награду – эта шлюха в моей спальне».
Максина чувствовала себя польщенной, возбужденной и немного нервной.
– Тут неподалеку есть амбар, – полувопросительно сказала она.
– Отлично, – отозвался Пьер.
Им обоим стало ясно, что предложение принято.
Теперь Максина дрожала от возбуждения, ожидая, пока Пьер распрягал обеих лошадей и заботливо укрывал их попоной.
– Здесь хранится сено, – сообщила она, и Пьер, зайдя внутрь, вынес оттуда целую кипу сухой травы.
– Этого им хватит на несколько часов, – заметил он, глядя на лошадей. Потом он обернулся к Максине и, взяв ее за подбородок, крепко поцеловал в ледяные губы. – Давай залезем на самый верх копны, там будет теплее.
Они взялись за руки и стали осторожно забираться наверх. Пьер бросил поверх сена предусмотрительно захваченную с собой медвежью шкуру и обнял Максину. Сначала она почти дрожала от напряжения, но постепенно расслабилась и почувствовала себя свободной в движениях и мягкой, как подушка. Когда он, крепко обняв ее, прижал к себе, Максина почувствовала давно забытый укол наслаждения. Теплой волной захлестнувшее все ее существо желание было тем более сильным, оттого что казалось запретным.
– Я не могу стоять, у меня ноги подкашиваются, – прошептала она.
– У меня тоже, – ответил он.
Они буквально упали на сено. Его руки проникли под мягкий мех ее лисьей шубы. Ее дрожащие пальцы пытались расстегнуть пуговицы на его рубашке, а он уже стягивал с Максины ее терракотового цвета свитер.
– Твоя грудь ничуть не изменилась, – пробормотал он, осторожно водя языком по ее крепкому соску. Максина застонала от наслаждения, подумав, что существует, наверное, некая невидимая сеть высокого напряжения, ведущая от сосков к паху.
«Вот он, – говорила себе Максина, – тот момент, когда единственное, чего тебе хочется, – это спокойно лежать и позволить удовольствию поглотить тебя целиком». Но, вероятно, именно поэтому разладились их отношения с Чарльзом. Она всегда отдавала инициативу ему, сама же была пассивной и сдержанной – такой, какой люди, знавшие Максину вне постели, никак не могли ее представить. Если бы только она не начала полнеть! Если бы только она была в приличной форме! Тогда она вела бы себя иначе. Но она слишком хорошо знала изъяны собственной внешности.
«Что мне надо сейчас делать? – напряженно размышляла Максина. – Но я же не могу сосредоточиться на нескольких вещах одновременно: пока он целует мне грудь, заставляя стонать от удовольствия, я не могу ни о чем думать, не могу пошевелить рукой, я в состоянии только чувствовать».
– Ну, теперь моя очередь, – сказал Пьер, будто услышав ее мысли. Он перевернулся на спину, и Максина притронулась к его упругой, тренированной плоти. Потом она осторожно, боясь, как бы случайно не поранить его зубами, прильнула губами к его члену. Она прикрыла зубы губами, став похожей на очаровательную обезьянку, и взяла член в рот. «Но ведь все это в мой рот не поместится», – обеспокоенно подумала она. Пьер извивался от удовольствия.
– Попробуй делать руками и ртом одни и те же движения в одном и том же ритме, – попросил он. «Кажется, все идет нормально», – подумала Максина, но в этот момент Пьер сделал слишком резкое движение бедрами, и она, сбившись с ритма и испугавшись, что сейчас ее вырвет, запаниковала, но потом вдруг почувствовала, как Пьер, положив руки ей на голову, осторожно подправляет ее. И неожиданно давно забытое чувство уверенности в себе вернулось к ней.
Чуть позже, заботливо укрывая ее белое, чуть полноватое тело рыжей лисьей шубой, Пьер прошептал:
– Я мечтал о твоей груди двадцать лет. А ты хоть иногда меня вспоминала?
Максина прекрасно понимала, что это обычный во Франции разговор после соития, и поэтому предпочла ответить в том же духе:
– Конечно. Ты же знаешь, каждая женщина всегда помнит своего первого любовника.
Чуть отодвинув меховой воротник, он почтительно поцеловал ее золотистые волосы.
– А как твоя жена, Пьер? – неожиданно спросила Максина.
– Сразу видно, дорогая, что ты не привыкла изменять мужу. Одно из правил адюльтера – никогда не упоминать о жене, но уж коли ты спросила, могу тебе сказать, что она вся поглощена детьми, а свой супружеский долг мы исполняем каждую субботу.
«Как это похоже на Чарльза и меня!» – вздохнула про себя Максина.
– Но ты здесь только потому, что ищешь спонсоров для своей юной воспитанницы, не так ли? – спросила она и тут же раскаялась в чрезмерной настойчивости.
– Нет, Максина, я здесь из-за тебя. Для лучших спонсоров найти не так уж трудно, а наша лыжница докажет, что она из лучших. Но я хотел уговорить на это дело именно Шазалля, чтобы мы с тобой могли встречаться хотя бы несколько раз в год.
– Хотя бы, – повторила Максина, осторожно вынимая из волос застрявшую там соломинку.
– А мы гадали, куда же вы подевались, – приветствовали их охотники, когда коляска поравнялась с подножием холма.
– Хотели срезать дорогу и заблудились, – простодушно ответил Пьер, и спокойное выражение его голубых глаз ни на секунду не изменилось.
«Интересно, как это Максина могла потеряться в своем собственном поместье?» – удивилась Джуди и, взглянув на Чарльза, поняла, что и ему пришла в голову та же самая мысль. «Хотя при сложившихся обстоятельствах, – подумала американка, – ему глупо было бы разыгрывать оскорбленного мужа». И все-таки она выбрала крайне неподходящий момент, и теперь ее глупость могла свести на нет миротворческую миссию Джуди. Было и еще одно обстоятельство, которое сильно затрудняло задачу: несмотря на все усилия Джуди застать Чарльза одного, он явно избегал разговора с глазу на глаз.
Поэтому она была крайне удивлена, когда он предложил подвезти ее в аэропорт. Еще больше она изумилась, когда, проехав примерно с километр, Чарльз произнес:
– Я хотел предоставить тебе возможность урезонить меня еще раз, ты ведь именно поэтому совершила перелет через Атлантику. Ненавижу женские заговоры! – Он резко прибавил скорость, хотя именно в этот момент машина вышла на крутой вираж, и Джуди вспомнила, что Чарльз очень скверный водитель. Между тем он продолжал: