«И сошла на него благодать божия», – вдруг слышит он низкие слегка хрипловатые звуки явно не маминого голоса.
«Что, святость почувствовал»? Оля смотрит на него, задорно приподняв обе бровки.
Николай смущается. В мгновение между прядкой волос возле Олиного уха и маминым голосом он почувствовал, что вот прямо сейчас где-то в сиянии куполов он увидит бестелесно парящую над миром деву Марию, протягивающую к нему руки, а вместо этого обнаружил себя возле этой прелестной синеглазой хохотушки.
Ещё в семинарии, во время исполнения символа веры…
Верую во единаго Бога Отца, Вседержителя, Творца небу и земли, видимым же всем и невидимым. И во единаго Господа Иисуса Христа, Сына Божия, Единороднаго, иже от Отца рождённого прежде всех век; Света от Света, Бога истинна от Бога истинна, рожденна, несотворенна, единосущна Отцу, Имже вся быша. Нас ради человек и нашего ради спасения сшедшаго с небес и воплотившагося от Духа Свята и Марии Девы, и вочеловечшася. Распятаго же за ны при Понтийстем Пилате, и страдавша, и погребенна. И воскресшаго в третий день по Писанием. И возшедшаго на небеса…
…Он как бы споткнулся. «Как это «воскресшаго… и возшедшаго на небеса»? Что, как воздушный шарик взлетел? Он внимательно перечитал Евангелие – получалось, что вот он был, а вот его нет. «Куда делся? Сейчас где»?‒ спрашивал он всех, с кем был разговор хоть о чём…
«Одесную, то есть справа, отца своего», – отвечали те, кто помнил символ веры. «Где это «справа»? – мучил он собеседников. Кто на небо указывал, кто пытался объяснить, что слова эти надо понимать не буквально… «Слова седяща одесную значат, что Иисус Христос имеет одинаковое могущество и славу с Богом Отцом». «Страдал телом, умер телом, воскрес в теле, а вознёсся…»? «Где Иисус сейчас»? – спросил он в разговоре девушку, которая пригласила его на «белый танец» в сельском клубе. Девушка, нежно обнимавшая его плечи, улыбнулась и развернула ладони вверх и в стороны: «Здесь, везде», – сказала она и снова сомкнула объятие. «Боже, о чем ещё мечтать! – шептал Николай, оглядываясь на свою спутницу. – это рай, самый настоящий рай! Смотри! Купола сияют!» «А сейчас нас встретят ангелы-экскурсоводы»! – прозвучало в ответ. Но Коленька не слышит ничего: «Я мечтал, я видел это место – озеро, остров, кругом тишина, молитва, колокола серебряно звучат…» «И ты с большой рыжей бородой выходишь после обеда вон из того дома и жирные руки о пузо вытираешь»! У семинариста глаза округлились: «Почему руки жирные…» «Да потому что здесь МУЗЕЙ, ты экспонатом будешь… ходячим»!
«Но ведь это же Храм, на нем благодать Божия! Посмотри красота какая…» Завыла сирена – очередной Метеор примчался, исторг толпу, которая галдя и охая сошла на берег знакомиться с достопримечательностями.
Вот там, на острове Кижи, отец Николай увидел этот дом крестьянина Ошевнева из деревни Ошевнево. Они прошли по нему раз, потом вернулись, Коля обошёл все доступные для экскурсантов помещения, потом он нашёл музейного хранителя и уже отдельно с ним ещё раз всё тщательно осмотрел. Хранитель подробно рассказал о каждом помещении: зимняя изба, летняя, амбар, сеновал, хлев, помещение для инвентаря рыболовного, мастерская… и, конечно русская печь, в два этажа: в ней можно хлеб выпекать, можно помыться, можно сушить на ней одежду и обувь, можно на ней спать, причём лежанок таких несколько, а дров она потребляет по сравнению со своими размерами, совсем даже мало, поскольку всё тепло огня уходит на разогрев огромного массива, который потом долго его возвращает. Именно тогда, именно такой дом решил построить Микеша, всю жизнь маленький застенчивый мальчик, воспитанный мамой и бабушкой без отца и дедушки. Он ходил в музыкальную школу, изучал английский и французский, хорошо рисовал, красиво пел… А после школы поступил в семинарию. Отец Николай подъехал к самому крыльцу, спокойно вышел из машины – очень удобно, просто развернулся и шагнул вниз со ступеньки. Владыко не одобрил покупку джипа, но Николай спокойно возразил: «Приход большой, дороги грунтовые, а то и вовсе нет, не для себя стараюсь». Купил. Владыко промолчал. Потом и сам приехал на похожем, но более… комфортабельном…
Тогда же отец Николай стал благочинным, это примерно как районный начальник, а если по духовной иерархии, то он митрофорный протоиерей.
Духовенство «чёрное» – это монахи, а «белое», – это не монахи. На последнем курсе надо было решать, по какому пути идти – белому или чёрному. Он вспомнил кадр из фильма, где страшные, худые монахи зловещей вереницей темных силуэтов спускаются по лестнице… Если в монахи, то со временем можно стать епископом и даже митрополитом, а если по белому пути отправиться, то всего лишь митрофорным протоиереем. У митрополитов очень красивые расшитые золотом одеяния и высокие клобуки, с которых свисают тонкие белые ткани, при каждом движении трепеща как крылья ангельские.
Но и ризница иерея полна прекрасных облачений, которые монахи не носят никогда!
Микешу почти до шести лет мама водила в общественную баню в женское отделение. Вначале они ехали на трамвае, потом шли по улице, потом сворачивали в переулок, потом заходили в баню. Здесь всегда было интересно: работал буфет, продавали пирожки, булочки, конфеты и лимонад, рядом дверь, а в двери окошко, а за окошком – мочалки, мыло, трусы, полотенца, возле кассы всегда очередь, купив билет все разделялись на женщин и мужчин, женское отделение налево, мужское направо, перед дверями три ряда скамеек для ожидающих, по стенкам диванчики. Мама пошла покупать билет, а Микеша направился к скамеечкам. Он сел напротив здорового краснолицего мужика, который достал бутылку пива, поднёс её к лицу, открыл рот и откусил, как показалось Микеше, пробку, которую выплюнул в широкую ладонь. Мужчина слегка запрокинув голову, вылил всё содержимое бутылки в рот, достал большой платок, вытер лицо, сделал глубокий выдох и как бы несколько уменьшился в размерах. Заметив заинтересованный взгляд, подмигнул Микеше и строго сказал: «Девочкам нельзя». Микеша ответил, что он мальчик, и что он ждёт маму, которая покупает билет, а потом они пойдут мыться. Мужик покачал головой: «Негоже пацану на баб голых смотреть, рановато письки женские разглядывать», – и хмыкнул, перекосив рот, отчего нос сложился в странную фигуру с двумя огромными ноздрями, из которых торчали рыже-чёрные волосы.
Микеша увидел, что мама купила билет и обернулась, он встал и решительно направился в мужское отделение, мама ринулась было за ним, но он уже вошёл в дверь и, обернувшись, сказал: «Я быстро, помоюсь и буду ждать тебя здесь». Мама беспомощно оглянулась как бы ища поддержки не понимая что предпринять – и в мужское отделение неудобно заходить, и оставить его там нельзя. Но тут какой-то мужчина совершенно спокойно сказал, что присмотрит за ним и пусть она не волнуется. Мама всё же попросила позвать банщика, объяснила ему ситуацию, на что банщик обещал присмотреть и за мальчиком, и за мужчиной.
Банщик выделил им два места, мужчина стал раздеваться, одновременно расспрашивая Микешу о том, как его звать и откуда он… Микеша обстоятельно отвечал, но не раздевался. «А ты чего не раздеваешься»? – спросил мужчина.
Как только они вошли в раздевалку, и направились к местам, на которые им указал банщик, Микешин взгляд сразу же уткнулся в половой член, свисающий между ног в обрамлении густых вьющихся волос. этот огромный толстый член, болтаясь между ног черноусого мужчины, шлёпался по внутренним сторонам ног, и при каждом шаге надвигался на Микешу, который от ужаса предстоящей встречи изо всех сил зажмурил глаза. Он постоял так некоторое время, потом открыл глаза, – никого, но Микеша с этого момента не мог поднять взгляд, а когда сел – не мог пошевелиться.
Добровольный воспитатель еле уговорил Микешу раздеться, достать мочалку и мыло, которые мама передала ему вместе с пакетом, где лежало чистое нижнее белье и рубашка. Но трусы он так и не снял, в них же и зашёл в помывочный зал – влажное пространство тумана, заполненное голыми мужскими телами в тусклом свете ламп, заставленное железными скамеечками с мраморными сиденьями. Они занимают две скамеечки, мужчина куда-то уходит, затем возвращается, держа в руках таз, просит отойти и окатывает скамейки горячей водой. Тут он замечает, что паренёк-то в трусах!
«А ты, почему трусы не снял»? – спрашивает он. Микеша молчит. «А он, наверное, девочка!» – говорит кто-то из тумана. «Я – мальчик», – вежливо, как учила бабушка, отвечает Николенька. «А вот трусы сними, мы и увидим, кто ты», – не унимается всё тот же голос. «Я Микеша», – тихо ответил Николенька. «Микеша?! – чуть не поперхнулся голос из тумана, – какая такая Микеша»? Теперь уже добровольный воспитатель как-то странно посмотрел на Николая, потом наклонился к нему и тихо сказал: «Не бойся, если ты мальчик, то сними трусики, здесь же все мужчины, а если девочка, то я тебя сейчас просто отведу к маме». Николенька встал, молча вышел в раздевалку, оделся и вышел из бани на улицу, постоял немного и пошёл в сторону трамвайной остановки мимо храма Иоанна Предтечи. Двери были открыты, из дверей слышно пение… Ноги сами повернули, и он зашёл в храм. Старушки умильно посмотрели на малыша. «Как ангелочек», – сказала одна из них. Светлые волосы кудряшками торчали во все стороны, розовощёкое личико с ямочками на щеках. Вот только глаза зелёные, а не голубые. Микеша спокойно подошёл к солее, поднялся, прошёл мимо священника в царские ворота, остановился возле престола и с интересом стал разглядывать предметы, стоящие на нём, затем взгляд переместился на распятие, его очень удивило изображение человека на кресте с пятнами крови на теле и руками, прибитыми гвоздями к дереву. Микеша оглянулся на священника, который входил в алтарь, священник ласково улыбнулся и что-то сказал, его подняли на руки, везде были красивые бородатые мужчины в очень ярких, сверкающих одеждах, откуда-то сверху доносилось пение, ему было радостно и спокойно. Потом его куда-то позвали вместе со всеми. Мужчины сняли красивые одежды и шапки, остались в тёмных длинных платьях. На все их вопросы Микеша дал чёткие от