Ольга в ответ только улыбнулась, даже головой не покачала.
– Ну, как пожелаете, а я себе налью… ровно шесть капель.
Он аккуратно наливает коньяк в стакан, заполняя его примерно на треть, ставит бутылку на стол, затем вытаскивает из сумки лимон, нарезает его кружками, складывает кружки стопочкой на краю блюдца, достаёт банку с молотым кофе, насыпает его горкой на блюдце рядом с лимоном, достаёт ещё одну банку, из которой в то же блюдце насыпает сахар. Затем правой рукой берет лимон, макает его в сахар, в кофе, левой поднимает стакан с коньяком, медленно выпивает, ставит стакан на стол и после этого отправляет в рот лимонно-кофейно-сахарную закуску. Некоторое время держит всё это во рту прижимая языком к нёбу, тем самым отжимая образовавшийся сок, который смешивается с остатками коньяка… затем энергичное движение всех мышц челюстно-лицевой группы – процесс окончен. Павел Петрович некоторое время сидит не двигаясь, как бы прослеживая все ощущения от произведённого на организм воздействия, потом поднимает взгляд на попутчицу.
– Вкусно, – не то спрашивает, не то утверждает она.
– Ну… да, можно так сказать, – отвечает он. – Меня как-то раз угостили коньяком, который действительно можно пить маленькими глотками, долго держа во рту без закуски, но это очень дорогой коньяк, который к тому же у нас негде купить. это было на квартире одного знакомого дипломата, он привёз бутылку прямо из Парижа!
Он вдруг засуетился, стал что-то искать в сумке, потом отложил её, потом посмотрел на Ольгу, снова взял сумку, положил её на колени, открыл, пошуровал в глубине, поднял голову, снова посмотрел на Ольгу и снова опустил голову.
– Что-то потеряли? – спросила она.
Павел Петрович некоторое время сидит не шевелясь, взгляд направлен куда-то внутрь сумки, но ещё мгновение и сопровождаемый еле заметным движением головы, взгляд перемещается выше, тело, как бы вслед за взглядом, слегка подаётся вперёд, взгляд упирается в серо-жёлтую стену купе и тело тоже, как будто упёршись в какую-то преграду, застывает… в состоянии незавершённого движения… тело вполоборота, одна рука в сумке, другая направлена куда-то в сторону двери, подбородок приподнят… Неравновесность позы вызывает состояние беспокойства и Ольга поворачивается к окну, но напряжение не проходит, ей не удаётся полностью сосредоточиться на ленте плывущего за окном пейзажа, мешает масса застывшего в неустойчивом равновесии Павла Петровича, занимающего почти половину видимого пространства. И чем дольше ничего не меняется, тем сильнее нарастает напряжение…
– Может чем-то закусить? – спрашивает Ольга, повернувшись к Павлу Петровичу, но тот ничего не отвечает.
Девушка забеспокоилась
– Что с Вами? Чем помочь?
Мужчина в ответ слегка шевелит рукой, как будто даёт понять, что слышит, но…
Ольга снова отворачивается к окну – там меняются, меняются, меняются картинки прижелезнодорожного пейзажа: дерево-дерево ‒ дерево, столбы, провода, шлагбаум, будка, тётка с палочкой и жёлтым флажком, дорога, мотоцикл, канава, дерево, куст-куст-кустик, полянка, кустик, канавка… камыши, озеро… И колеса по рельсовым стыкам… тыкдык-туктук, тык-дык-туктук… Можно смотреть, слушать, слушать, смотреть… «Всё гляжу и гляжу я в окошко вагонное, наглядеться никак не могу…» песня такая есть… музыка Дунаевского, слова Матусовского… И вдруг, хрипловатый голос вплетается… негромко, но очень внятно, как будто в самой голове.
– Ну, а может всё же по шесть капель?
Бах! Ни музыки, ни слов.
Оля оборачивается.
– Да вы не обижайтесь, – говорит Павел Петрович, – извините, что я вам не отвечал, просто в первые мгновения после принятия алкоголя, наступает такое странное состояние, – Павел Петрович берет бутылку, рассматривает, поворачивая во все стороны, – в начале исчезает шум в голове от этих бесконечных вопросов и ответов неизвестно кого неизвестно кому, – Павел Петрович смотрит на Ольгу – она внимательно слушает, – потом всё вокруг становится очень ясным, как будто до этого видно было сквозь мутное стекло, а сейчас стекло стало чистым и прозрачным, даже не заметно, что это стекло, – Павел Петрович переводит взгляд на окно, полки купе, на стол, на пол, на свои ноги, – всё очень чётко, видны мельчайшие трещинки, переливы цвета, всё видно… Но это состояние продолжается недолго и, желая его продлить или усилить, я обычно выпиваю ещё немного, потом ещё… и обычно я напиваюсь, и во время напивания совершаю какие-то совсем не свойственные мне действия. Потом тяжёлое похмелье и что бы его заглушить я опять выпиваю, правда, меньше, ровно столько, сколько необходимо для того, что бы заглушить мелкое дрожание где-то между животом и грудной клеткой в области солнечного сплетения. И всё это длится и длится… Такая тяжёлая расплата за несколько мгновений удивительной ясности. И я вот попробовал сейчас остановиться, может быть добавлять-то и не надо? Может быть как-то, постепенно научиться сохранять эту ясность и без алкоголя? – Павел Петрович вертит бутылку в разные стороны, от этих движений содержимое переливается разными оттенками жидкости чаевидной желтизны. – Пить… или не пить… вопроса нет, один ответ, – говорит он и как-то губами так странно сделал, не то улыбнулся, не то просто скривился в усмешке. – Что-то там внутри меня хочет и хочет, такое странное состояние, почти такое же как при похмелье, крутит, крутит, иногда просто корёжит, потом может отпустить немного, но всё равно, пока не выпью ещё чуть-чуть, не прекращается… на некоторое время исчезнет, правда и ясности уже нет, и вообще ничего, только постоянное желание добавить… Остановиться трудно, можно как-то уменьшить тем, что чем-то всё время закусываешь, то есть попросту жрёшь и жрёшь, но потом уже и не закусываешь, а пьёшь и пьёшь… пока, как этот матросик, лицом в подушку… – Он смотрит на лежащего ничком Стайка, – Хорошо не в салат. Давайте всё же по шесть капель!
– Ну, да ладно, я один – торопливо бормочет Павел Петрович и наливает в стакан немного коричневатой жидкости, затем после секундной паузы доливает ещё примерно столько же…
– Пожалуй, и за Вас тоже выпью.
Павел Петрович резко подносит стакан ко рту, выливает туда коньяк, глотает и тут же продолжает говорить:
– Мне не так много лет, но я уже не испытываю радости, что дышу, чувствую запахи, слышу все эти звуки, скрипы, стуки… Если не принимать алкоголь, то жизнь просто перестаёт…
В этот момент Стайк судорожно дёргается, сметает со стола бутылку, стаканы, закуску…
– Кто такие?! – строго спрашивает он. – А где Приходько?
Часть вторая…Слёзы
…И нет
числа,
нет меры
страданиям
и время нет
и счастье…
Дом
Первый раз они приехали весной, знали, что в доме никого нет… Одного оставили возле двери, а двое вошли. Через некоторое время вернулись. Стало сразу понятно – здесь никого нет, но живут… Кто? Никаких следов. Тот, что был снаружи, предложил приехать вечером когда стемнеет и где-то свет появится.
Но и вечером… все окна тёмные но чувство: кто-то всё же есть… парни реальные в мистику не верят, решили с утра…
Утром – дверь закрыта, постучали… кто-то прошаркал… но не открыл, на слова и крики не ответил… Спросили прохожего – тот пожал плечами: брать здесь нечего, бомжей нет, а так… мало ли домов брошенных… и посмотрел на «реальных парней» вскользь, что бы не видели, что он кого-то увидел и, возможно, запомнил … быстро пошёл, не оглядывался, но его остановили… расспросили о старушке, вот есть старушка, что, говорят, появляется… Мужик как-то засуетился на мгновение, но быстро успокоился и пояснил, что здесь что-то типа привидения есть… какая-то эсерка бродит неприкаянная, а про старушку мужик ничего не сказал… Его погнали… Мужик глаза выпучил, хмыкнул и… исчез. Реальные отвлеклись буквально на секунду… оглянулись… нет никого.
Решили дежурить. Уехали, потом один вернулся, встал не у дома, а чуть поодаль, что бы всё видно…
Елизавета Карповна заметила их сразу. Не пряталась, но как-то само собой всё получилось: она медленно передвигалась из комнаты в комнату, а они иногда раньше пройдут, иногда сразу после… Утром она направилась в магазин, когда ещё никого возле дома не было, а когда вернулась, они уехали, а когда приехал первый наблюдатель, она опять вышла, но через второй вход… почему? Просто решила пройтись в сторону залива, а вернулась часа через два – как раз когда у тех менялся наблюдатель. В следующий раз они приехали недели через две – всё повторилось, потом опять их долго не было, но…
РОССИЙСКАЯ ФЕДЕРАЦИЯ
ЗАКОН О ПРИВАТИЗАЦИИ ЖИЛИЩНОГО ФОНДА
В РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
Настоящий Закон устанавливает основные принципы осуществления приватизации государственного и муниципального жилищного фонда на территории Российской Федерации, определяет правовые, социальные и экономические основы преобразования отношений собственности на жилье.
Целью Закона является создание условий для осуществления права граждан на свободный выбор способа удовлетворения потребностей в жилье, а также улучшения использования и сохранности жилищного фонда.
Вступление в права собственности на жилье даёт гражданам возможность эффективно вкладывать свои средства, осуществлять накопление недвижимой собственности, выступать с ней на рынке недвижимости, свободно владеть, пользоваться и распоряжаться своим жильём.
Елизавета Карповна протягивает руку, обхватывает ручку двери… тянет… «Спаси, Господи, спаси и сохрани, – еле слышно шепчет она молитву, – Танечку, Фанечку, Анечку, Лерочку, Сашеньку, его жену Оленьку, доченьку их Дашеньку… нет Машеньку… или Дашеньку‒ тут она делает паузу, – Господи, какая тебе разница как её зовут. Я забыла, – затем она делает три шажка до ступенек, и продолжает молитву, – Маняшу-микешу-вилешу-игорька-марика-гошеньку-кирилла-олега-мартина-сергея-павла петровича-васичку-галочку-наташу-володю-волечку-стасика-иришу-вадика-дашу-этих странных людей, которые здесь появляются, наверное что-то ищут, но, наверное, стесняются спросить прямо…