Старушка поднимается в свои комнаты… проходит к столу… садится в кресло, которое оччч-ччень удобно… протягивает руку к этажерке, к верхней полочке, дотрагивается до книги… обычно берёт в руки, открывает, читает несколько строчек или страниц, но сейчас ничего такого не делает… внезапно она видит арену, на ней опять тот странный паренёк кружится в чудной одежде – как дервиш, как заворожённый скопец медленно и неуклонно вращается он в самозабвенном танце и все кисточки, тряпочки, звериные хвостики и лапки, составляющие элементы его одежды, кружатся вслед за ним, сливаясь в странную фигуру, увенчанную массивной широкой шапкой… он останавливается, поворачивается лицом… «Мистика», – говорит бабуля…
Мистика(от греч. mystika – таинство), загадочное и непонятное, «выходящее за рамки индивидуальной способности и понимания», непосредственное созерцание таинственного, вырастающее из опыта переживания человеком единения с бесконечным бытием, «всеобъемлющее чувство жизни», «жизненный порыв», непосредственный опыт единения с бесконечным бытием – unio mystica – преодоление разрыва между конечным и бесконечным, временным и вечным, земным и небесным, «переживание своего вхождения…»… далее «ни слов, ни букв, ни значений… присутствие…»
Бабуля стоит возле кресла… смотрит… потом оглядывается… снова смотрит на кресло… выходит в коридорчик… возвращается в комнату, подходит к окну, трогает занавеску… Во дворе какие-то мужики бродят, дом разглядывают? А что тут разглядывать, дом как дом, старый, пустой, холодный, сыро, плесень по углам, пол… пусто… никого нет.
Храм
«Да где же этот Приходько?» – кричит Стайк в купе поезда и вращает медленно головой покачиваясь всем телом вместе с вагоном… внезапно обхватывает голову ладонями и валится набок, – «Голова, голова… – бормочет он, шумно вдыхая-выдыхая издавая какие-то горловые звуки, – «Профессор, налей глотнуть… что там у тебя… хоть капель… капель … сколько… да хоть капельку…».
Он медленно, оччень медленно поднимает голову, расправляет тело, оно не слушается… падает. Стайк снова не то стонет, не то хрипит, – «Хрр… р… к… капелюуу… шечку… у, жадюга…»… И с этими словами вдруг резко поднимается и в упор смотрит на Павла Петровича.
– Чё? Жмёшь? Сострадания нет? Сам не падал? Белый – чистый! В баню ходишь!?
Павел Петрович печально так улыбнулся. Налил коньяка в стакан… примерно… ну грамм 10, т. е. чуть… чуть… ть… чуточку… Придвинул по столику поближе к Стайку, улыбнулся едва заметно и смотрит…
– Лей, лей ещё… да… «… да не оскудеет рука дающее, – совершенно внятно проговорил Стайк, – и… берущее…» и потянулся обеими руками к стакану, пальцы дрожат, не слушаются, тогда Стайк упёрся каждым пальцем правой руки в каждый палец левой – получилось похоже на лодочку, лодочка не дрожит, «доплывает» до «пристани», нос «расходится» и пальцы с двух сторон впираются в стакан, Стайк подтягивает его к себе смотрит в глаза Павлу Петровичу и что-то пытается сказать, но… только звуки… при этом Стайк делает движение стаканом – мол, ещё чуть. Павел Петрович наполняет стакан до половины, Стайк удовлетворённо кивает, приближает стакан к себе, поднимает, голова откидывается, челюсть отпадает, рот открывается и тууу-уд-да… аккуратненько перетекает золотистая жидкость… Глоток! Тело вздрагивает! Плечи распрямляются! Глаза сияют!
– Во! – говорит Павел Петрович и подмигивает Ольге, – армия наш рулевой! «Доложить обстановку»!
– Э, обстановка… – глаза у Стайка мутнеют, круглеют, выпучиваются, – э, разрешите доложить, обстановка, – Стайк вздрогнул, ещё вздрогнул, оглянулся, – Бля! – кричит он,‒ Какой нахрен, «обстановка»!? Дембель!
Он озирается по сторонам, явно не понимает где он и что с ним происходит… «А… а… а…», – кричит он, закрывает лицо руками…
Стайк падает прямо на столик купе, бьётся лицом, сползает на пол… что-то кричит, бормочет, хрипит…
Павел Петрович как оцепенел. Смотрит на Стайка, потом на Ольгу, потом отворачивается к окну… потом хватает бутылку, пытается налить в стакан – не получается, протягивает руки к Ольге в одной стакан, в другой бутылка… молчит, слегка постанывает… из мычания и стонов складываются слова, – «Налей… налей… в стакан…».
– У него белочка, белочка пришла, она уже здесь… – шепчет он, тыча пальцем в сторону Стайка и всё ниже опускает голову.
Ольга берёт бутылку, чистый стакан… наливает примерно на треть…
Павел Петрович внимательно следит за её действиями, даже головой покачивает вслед за движениями Ольгиных рук…
Она ставит бутылку на столик, а стакан держит в руках.
Павел Петрович приближается к ней, протягивает руку…
Ольга подносит стакан ко рту и спокойно выпивает…
– Ну, вот, – говорит она, – теперь и я с вами.
Павел Петрович некоторое время смотрит на неё, молчит… потом как бы обмякает, потом внезапно распрямляется и вслед за этим резко откидывается назад, ударяясь головой о стенку купе.
Ольга наливает ещё, протягивает стакан Павлу Петровичу Он смотрит, губами, ртом, языком делает лёгкие движения… ну как бы уже ощущает прикосновение жидкости…
– А… а… а…, – выдыхает Стайк, медленно взабирается с пола, медленно садиться на сиденье, распрямляется, потом тело клонится-клонится… ниже-ниже-ниже, что-то бормочет, укладывается, шевелится, пытается получше пристроиться на полке… и обмякает…
Ольга посмотрела на него… отвернулась…
– Как мясо сгрузили, – сказала она и протягивает стакан Павку Петровичу, – Выпейте, может Вам, действительно, надо…
– Надо, надо, конечно… Надо… Но я не алкоголик, не алкоголик,‒ повторяет и повторяет Павел Петрович, затем быстро опрокидывает содержимое стакана в рот, и в горле или где-то дальше возникает спазм – Павел Петрович не может дышать. Он пытается что-то сделать – протолкнуть жидкость, открывает и закрывает рот, шевелит челюстями, на губах появляется слюна, она скапливается, потом стекает на подбородок…
Ольга спокойно смотрит его на мучения.
– Да? Вы не алкоголик? А в чём разница? Вы же не можете без него?
Павел Петрович справляется с проблемой, немного отдышался, достал платочек, аккуратно вытер рот и подбородок…
– Извините… Разница в том, – говорит Павел Петрович и делает глубокий вдох, – для чего, когда и для кого. Я пью, вернее – употребляю алкоголь как… ну… своего рода лекарство. Я всегда знаю с кем я пью и для чего.
– Да? – говорит Ольга удивлённо, – А вот сейчас Вы для чего это делаете?
– Как для чего? Для поддержания беседы с Вами и значит для Вас!
– Да-а? Для меня?
– И для этого вот матросика.
А матросик Стайк что-то произнёс и дёрнулся, как будто слышит, что про него говорят.
– Ему спать надо, воду пить и, на сколько понимаю, вколоть витамин B12,– говорит Ольга, – но это позже, когда алкоголь уже всосётся в организм и произведёт действия, которые приведут к дефициту Н2О и В12. Но Вам пить для этого не обязательно, у него своего алкоголя хватает.
Оля берёт бутылку, стакан и наливает в него больше половины стакана коньяку… Павел Петрович с тревогой смотрит на её действия, протягивает руку к стакану, но Ольга спокойно держит стакан и не предлагает его Павлу Петровичу.
– Беспокоитесь, что Вам не достанется? У Вас есть ещё бутылка? – Спрашивает она.
– Последняя.
– Не беда, – говорит Ольга, – есть вагон-ресторан, – подносит стакан ко рту и спокойно выпивает…
Павел Петрович вздохнул, подвигал губами – то в трубочку, то как бы улыбнулся… не разжимая их:
– Ну, в вагоне-то ресторане вряд ли такой есть…
– Последняя, в смысле есть или вот эта последняя?
– Есть, – вздыхает Павел Петрович.
Ольга улыбнулась и только что-то хотела сказать, но Павел Петрович опередил.
– Да я не жадный, но, – он тяжело вздохнул, – вдруг не хватит. Матросик очнётся, ещё сутки ведь… ехать и ехать…
– Сколько же Вам надо до кондиции?
– Когда как.
– Пока вот так же не свалитесь?
– Ну… у, – Павел Петрович опять вздохнул, – в общем да, – и уставился на бутылку в девичьих руках.
– Что? Налить? – спрашивает Ольга.
Павел Петрович кивает.
Ольга подносит бутылку к стакану Павла Петровича.
– Вообще-то не женское это дело разливать коньяк мужчинам, – бурчит Павел Петрович.
– Да притом ихний же! – подхватывает Ольга.
– Ну, да.
– А Вы отберите бутылку и сами наливайте!
– Лейте, чего уж…
Ольга подносит бутылку к стакану, наклоняет… коньяк из горлышка вытекает тоненькой струйкой, она поднимает бутылку… струйка не прерывается… ещё выше… струйка не прерывается, а стакан ме-едленно-ме-едленно наполняется… и вот уже бутылка высоко, а струйка совсем тоненькая, вот-вот разорвётся на множество капель, но Ольга быстро опускает её к стакану и поворачивает горлышком вверх…
Стакан наполнен почти до половины… или чуть больше.
Павел Петрович хватает его.
– Боитесь, что выпью?
Павел Петрович не отвечает, тянет стакан ко рту… Но в последний момент останавливается и с явным усилием, преодолевая властное желание немедленно влить содержимое в себя, ставит стакан на столик…
Стайк вскакивает и радостно орёт:
– Я тоже так умею! – хватает стакан и пытается повторить трюк со струёй – закидывает лицо, открывает рот, поднимает стакан, льёт – не попадает – коньяк течёт по лицу – в нос, глаза… больно! Стайк швыряет стакан, стакан ударяется в зеркало на входной двери купе, осколки, Ольга вскрикнула, Стайк, тоже кричит. – Что? Что упало? Разбилось?
В следующий момент он валится на койку… мычит, ноги дёргаются, сопли, слюна… всё соединяется… пена…
– Это что с ним? – тихо спрашивает Ольга.
– Ну, – спокойно говорит Павел Петрович, – это эпилепсия, припадок… пить надо меньше. По научному «Алкогольный абсанс, временное помрачение сознания у алкоголиков». …
Эпилепсия алкогольная обозначает большие эпилептические припадки в периоды злоупотребления алкоголем (обычно в состоянии алкогольной абстиненции – эпилептический синдром). У некоторых припадки сохраняются и в периоды воздержания от алкоголя и даже полного прекращения злоупотребления алкоголем. В последнем случае припадки рассматривают как проявление эпилепсии, развившейся на фоне алкогольной энцефалопатии и явлений дисметаболизма, в том числе и повышенного уровня эндогенного конвульсанта кинуренина.