– Во! Щас найдём. Надо что бы она свободно крутилась в любую сторону, – поднимает руку с рамкой, опускает… рамка не очень-то вращается, – мала рамочка, слишком сильно жму, надо, надо, – вытаскивает ручку, раскручивает на части, вставляет рамку в колпачок, – Ну, вот! Теперь надо её обучить, или наоборот, обучится у неё, так Приходько делал.
– У проволоки учиться?
– А какая разница? Да хоть у пня. Ну… надо вот так: направляем, – поворачивает направо, – и говорим «направо», потом поворачиваем в другую сторону и говорим «налево», а сами смотрим куда рамка поворачивается…
– Бред, бред, бредддд какой-то, – говорит Павел Петрович.
– А теперь спросим у рамки: где бутылка? Налево? – поворачивает рамку налево в сторону окна, рамка не меняет положения, – Направо? – поворачивает рамку направо в сторону купе, рамка «ожила» – вертанулась пару раз вокруг своей оси, – Ага, – закричал Стайк, – Попалась!
Трасса
Бригада агентства «эксклюзив» во главе с Зариной в комфортабельном автомобиле типа… ну, типа, там всё есть – и холодильник, и бар с напитками, и диванчики удобные, и столики возле диванчиков, и всё так эргономично, удобно, и шевелится особо не надо – повернись-руку протяни-и до всего дотянешься, и материал просмотреть, и смонтировать, и тут же его куда-нить отправить… снаружи – автобус и автобус, и манёвренный, и быстрый…
Водитель, Зарина, техник-оператор-компьютерщик-монтажёр и помощница-ассистентка-на все руки-ноги-глаза-уши-… ну про другое… вряд ли: не совместить – и женско-сексуальное и ассистентско-профессиональное… не! не получится «коня и трепетную лань» в одну ладонь зажать… хотя каждому мужику желанно жопу женского коллеги погладить, но тут уж надо выбирать – либо жопа, либо коллега… с жопой!
Зарина симпатична, глаза живые, умная и…! И помощница… под стать – и вот этот самый техник-оператор, сокращенно «то-пер», говорит и говорит в тот момент, когда Зарина не говорит… и молчит когда Зарина говорит по телефону, то туда звонит, то сюда, разговор короткий, не очень короткий, буквально назывно-ответный, иногда вдруг длительный и никакой, типа «а ты-ы… а она-а… а ты-ы…», а вдруг зло-отрывистый, типа «что-ничего, а ты … бля…» И вот Топпер, вторая буква «п» по его мнению придаёт особую благозвучность, пытаясь может произвести впечатление для приближения к… к… к чему, да к тому… к телу начальницы… ну, если, конечно… но об этом как-то… правда всё стремительно меняется и простое стремление к телу противоположного пола, освящённое изначальным позывом пола, т. е. секса, по латыни просто пол, мужской или женский и… женский стремится к мужскому, а мужской – к женскому… и всё! То есть мужчина ты или женщина! Но вот стремление!
Стремление. Оно заставляет-заставляет-заставляет… и Топпер, как только Зарина отключит телефон, говорит-говорит-говорит… а может просто хочет карьеру?
– А вот ещё история. Пёс мой, как только выйдем на прогулку бежит в кусты, что прямо под нашими окнами и лает-гад-лает… даже о немедленном оправлении естественных потребностей забывает, я его так очень жёстко отзываю, мы гуляем, потом возвращаемся, он опять бежит и лает, а я опять жёстко так отзываю… и так каждый раз. И вот лето, всё жарче, и у нас, а мы на первом этаже, и у нас постепенно просто – просто тьмы и тьмы, то есть тыщи и тыщи мух… миллионы! Ну летом всегда мухи бывает залетают, но… ну не столько же!
Зарина слушает, но и по сторонам смотрит – где это они едут, и в телефоне что-то смотрит, и что-то там нажимает… эдак изящно изящными пальчиками водит по аппаратику… туда-сюда… сюда-туда…
– Вы представляете, Зарина Васильевна, я даже спать не мог, то есть заснуть, мухи везде, по рукам ползут, по лицу, я в простыню закутаюсь, что бы только дышать, а они и туда… и туда лезут, и гул такой, звон…
– Мухи? Фу. Гадость мерзкая… Впрочем мухи, это лето, летом мухи, комары, да мошки, наш великий об этом… об этом,… вот … вот… «Ох, лето красное! Любил бы я тебя, когда б не зной, да пыль, да комары, да мухи…»
– Да, да! – подхватывает Топпер и продолжает, – «Ты, все душевные способности губя, нас мучишь, как поля, мы страждем».
А Зарина уже отвечает на вызов телефона. Просто ткнула пальчиком и смотрит, потом слушает, молчит, потом опять пальчиком тычет, потом смотрит на телефон.
Избави Бог кому-то, что-то, сказать ей что-то в этот момент.
– В чём проблема? – Зарина смотрит прямо в глаза Топперу.
Ах, этот взгляд женско-начальственный, когда женщине… начальнице что-то надо ответить…
Избави Бог! Господи! Избави Бог что-то отвечать ей… Ибо! Ибо… ибо… и… Бо! Боже мой, не оставь меня…
Господи, не лиши мене небесных Твоих благ.
Господи, избави мя вечных мук.
Господи, умом ли или помышлением, словом или делом согреших, прости мя.
Господи, избави мя всякаго неведения и забвения, и малодушия, и окамененнаго нечувствия.
Господи, избави мя от всякаго искушения.
Господи, просвети мое сердце, еже помрачи лукавое похотение.
Господи, аз яко человек согреших, Ты же яко Бог щедр, помилуй мя, видя немощь души моея.
Господи, посли благодать Твою в помощь мне, да прославлю имя Твое святое. Господи
Господи Иисусе Христе, напиши мя раба Твоего в книзе животней и даруй ми конец благий.
Господи, Боже мой, аще и ничтоже благо сотворих пред Тобою, но даждь ми по благодати Твоей положити начало благое.
Господи, окропи в сердце моем росу благодати Твоея.
Господи небесе и земли, помяни мя грешнаго раба Твоего, студнаго и нечистаго, во Царствии Твоем. Аминь.
Господи, в покаянии приими мя.
Господи, приими меня, кающегося.
Господи, не остави мене.
Господи, не введи мене в напасть.
Господи, даждь ми мысль благу.
Господи, даждь ми слезы и память смертную, и умиление.
Господи, даждь ми помысл исповедания грехов моих.
Господи, даждь ми смирение, целомудрие и послушание.
Господи, даждь ми терпение, великодушие и кротость.
Господи, всели в мя корень благих, страх Твой в сердце мое.
Господи, сподоби мя любити Тя от всея души моея и помышления и творити во всем волю Твою.
Господи, покрый мя от человек некоторых, и бесов, и страстей, и от всякия иныя неподобныя вещи.
Господи, веси, яко твориши, якоже, Ты волиши, да будет воля Твоя и во мне, грешнем, яко благословен… н… н.
Парковка
Сидельников стоит высокой грузной фигурой, чуть сзади него – супруга, впереди охранник Виктор.
Виктор делает несколько шагов в направлении… куда-то в сторону… только он знает куда надо идти, но вот охраняемое лицо не двигается, Виктор оборачивается… ну, идём?
Сидельников молча поднимает правую руку ладонью к охраннику. Стоп.
Что-то он не хочет идти туда, куда Виктор направляется. Что-то ему не нравится. Что-то как бы шевелится где-то «под ложечкой». Руку опустил, вслед за рукой и голову «на грудь», и как-то обмяк весь…
Виктор на супругу охраняемого лица посмотрел, она в ответ губками так подействовала как бы не знает чего это он, а потом ещё подействовала… ну, это же Сидельников! Пить надо меньше!
А Сидельников вздрогнул, распрямился, вроде как ток по телу… и пошёл в сторону джипа и синенького автобуса, быстро пошёл, шаги широкие, руками в такт размахивает, охранник с супругой охраняемого лица еле поспевают, а Сидельни-ков уже стучит в дверь автобуса:
– Эй!
Стёкла тонированные – что там и кто? Стучит-стучит… кулаком, да громко!
Стекло медленно опускается. В открывшемся промежутке размером с голову человека – голова человека в профиль, голова поворачивается – в промежутке окна лицо головы анфас. Лицо молча смотрит на Сидельникова. А Сидельников на лицо, потом резко разворачивается и так же быстро как шёл к автобусу, идёт в сторону джипа, лицо из промежутка в окне синего автобуса не громко говорит: «Вернитесь, ваша машина заминирована». Сидельников как на преграду напоролся, где-то в области ниже пояса – тело от живота и ниже остановилось, а верхняя часть продолжила движения, а руки взмахнулись как при падении и застыли в верхней точке.
Виктор остановился, супруга Сидельникова остановилась, мужик из автобуса дверь открыл, остановился…
– Идите быстро назад, – тихо, ясно говорит охранник Виктор, – отходим за автобус.
Сидельников, не меняя конфигурации тела, делает шаг назад, ещё шаг… точно так же охранник, супруга… Сидельников разворачивается и слегка пошатываясь идёт к автобусу, останавливает возле открытого окна…
– А вы?
– Мы на работе, – отвечает суровое мужское лицо в чёрной шапочке, тихо зашумел моторчик подъёмного механизма и тонированное стекло закрылось.
– А что они тут работают? – спросил Сидельников ни к кому конкретно этот вопрос не обращая, – что это они тут работают? ФээСБэшный автобус с ФээСБэшниками стоит перед моей заминированной машиной и ФээСБэшник говорит мне, что она заминирована, а если она заминирована и эта мина взорвётся, то и этот долбаный ФээСБэшный автобус с этими долбаными ФээСБэшниками станет просто долбаной кучей долбаного металла с долбаными трупами долбаных ФээСБэшников. Но надо бы заменить, «долбаные» на «ебанутые» и «ёбнутые»…
Сидельников обернулся-оглянулся-осмотрелся, вытащил бутылочку, отвинтил пробку, понюхал, завинтил пробку, запихнул её в карман, снова обернулся, снова осмотрелся… опять полез в карман, нащупал бутылку… но не вытащил. Рукой голову у виска потрогал, вдруг рассмеялся…
Жена смотрит на него, охранник Виктор смотрит, мужики в чёрных шапочках смотрят из синего автобуса.
А Сидельников ни на кого не смотрит. Опять в карман за бутылкой, вытащил, потряс ею возле уха… булькает.
Жена Сидельникова смотрит, охранник Виктор смотрит… долба… ёб… ну… тые мужики в синем автобусе… смотрят, хотя странно как-то, действительно странно – и почему, и зачем из окошка сказали, что автомобиль заминирован? Если заминирован, то никого не подпускать, всех эвакуировать, а эти сидят себе в автобусе перед миной и… смотрят. Что смотреть? Как ёбнет?! А почему сказали именно ему, Сидельникову? Они откуда знают, что это он, Сидельников, идёт мимо них, и вообще… Что тут происходит?