м, которое отражается во втором…
И в каждом из этих зеркал отражается каждое это зеркало образуя коридор, и в каждом зеркале видно его израненное обезображенное тело и при малейшем движении одного из зеркал весь коридор изгибается и колеблется, а на какое-то мгновение становится бесконечным и возникает состояние, как будто что-то или кто-то втягивает его туда, в этот зеркальный коридор…
Храм
Дверь купе поезда Мурманск-Москва открывается, в дверях появляется Оля, а Стайк радостно кричит:
– О, королевна наша северная! Заходи, ты так долго отсутствовала, мы скучали, без тебя нам одиноко! – Поворачивается в сторону Павла Петровича: – А вот разрешите представить – немецкий поп алкоголик.
Оля смотрит на «немецкого попа» с таким выражением: «что, напились»? Павел Петрович что-то хотел сказать, но не сказал… Он молчит – она молчит и только Стайк, что называется, чешет без остановки:
– С незапамятных времён, даже ещё до Великого Петра Первого, немцы всегда жили в нашем бескрайнем государстве. И что их так влекло? Широта души нашего народа, необъятность наших просторов, огромная возможность приложить с пользой свои знания-умения-способности, получить благодарность, соответствующую этим знаниям-умениям-способностям. Ещё киевская княгиня Ольга, которая крестила Русь, общалась с Отто Великим, который в то время был королём в Германии. С этих времён и пришли немцы к нам, и с этого времени начинается тысячелетняя история дипломатических отношений между Германией и Россией.
У Ольги и Павла Петровича, что называется, глаза от удивления на лоб лезут, а Стайк не останавливаясь продолжает, при этом ясно, что он-то ничего и никого не видит, а просто говорит и говорит слегка покачиваясь в ритм произносимых с напевом слов.
– Нет в мировой истории такого же примера, где один народ оказал такое влияние на другой, как немцы на русских. И это, до нашего последнего столетия, не было историей разногласий. Восемь раз стояли в войнах русские и немцы рядом плечом к плечу, и восемь раз мы вместе побеждали. Мы разбили Наполеона! Но мы и три раза воевали друг с другом! И каждый раз немцы терпели поражение – первый раз в Семилетней войне разбили Фридриха Великого и мы тогда впервые своими войсками заняли Берлин, затем Первая мировая, а потом и Великая Отечественная.
Но вот что странно! Среди Героев Советского Союза, воевавших с немцами, были и немцы…
Волкенштейн Сергей Сергеевич – генерал майор артиллерии.
Звание Героя присвоено 29 мая 1945 года
Гастелло Николай Францевич – командир эскадрильи, капитан. 26 июня 1941 года направил свой горящий самолёт на скопление немецких танков. Звание героя присвоено в тот же день.
Герман Александр Викторович – заместитель бригадира партизанской бригады. Бригада под его командованием уничтожила несколько тысяч немецких солдат, подорвала сотни машин, пустила под откос 300 эшелонов. Погиб 6 сентября 1943 года. Звание Героя присвоено 2 апреля 1944 года.
Герман Александр Миронович – лейтенант, командир кавалерийского взвода. Звание Героя присвоено 24 марта 1945 года.
Герман Григорий Иванович – лейтенант Герман совершил 209 боевых вылетов, участвовал в 37 воздушных боях, лично сбил 16 самолётов противника. Звание Героя присвоено 28 сентября 1943 года.
Зорге Рихард – прославленный советский разведчик. Звание Героя присвоено посмертно в 1964 году…
Миллер Петр Климентьевич – старший сержант. Звание героя присвоено 10 января 1944 года.
Охман Николай Петрович – полковник. Звание героя присвоено 6 апреля 1945 года.
Клейн Роберт Александрович…
–А что странного? – спрашивает Павел Петрович.
– А то, что немцы немцев колошматили да так, что героями стали!
– Русские – русских, татары – татар, и даже евреи – евреев… ничего странного, вот если бы они друг друга не колошматили – вот это было бы странно!
– Евреи – евреев?
– Ну, да. И русские, и татары, и евреи… Был даже еврей офицер СС, начальник концлагеря… А почему вы так про немцев знаете?
– А вдруг я тоже немец.
– Мы можем это легко узнать по фамилии. У Вас какая фамилия?
– Стайкин.
– Ну… это явно не немецкая фамилия. Судя по суффиксу – ин, это фамилия образована от имени материи … т. е. она была Стайка и получилось – Стайкин.
– Какая стайка? это что получается? это получается, что у меня еврейская фамилия? – Грозно спросил Стайк!
– Это ничего не получается, кроме того, что может быть Ваша фамилия именно так образовалась.
– А я вот сейчас как врежу в твою немецкую морду… и посмотрим что от чего происходит!
«Эй, – громко крикнула Ольга, – а ну прекратить, коньяк не получите».
– Это как? – спросил Стайк и посмотрел на Павла Петровича.
– У Вас есть коньяк? – удивился Павел Петрович.
– У меня нет, но я знаю где ваш. Вы же потеряли?
– Ну, не то что потеряли, просто найти не можем.
– Не дрейфь, вот рамочкой повожу в разные стороны и появится наш коньячок. Ты на немца не похож. Разве немец может что-то потерять?
– А почему это немец не может что-то потерять?
– Да он же немец! У него всё на своих местах, аккуратненько, у него же всегда везде полный порядок!
– Немцы, конечно, есть общие отличительные черты, но каждый немец – это каждый немец.
– Что русскому хорошо, то немцу смерть! – Громко сказал Стайк и грозно нахмурил брови и продолжил, – при том ещё и попу…
– Что попу?
– Не подставлять! – строго произнёс Стайк и снова бровки нахмурил, а Ольге подмигнул, но Павел Петрович не видит.
– Вот один дурак скажет – сто мудрецов не смогут понять, – пробормотал Павел Петрович.
– Это кто «дурак»? Великий русский писатель? Всё же вдарю счас по морде твой, немецкой!
Странность в том, что собеседники разговаривают совершенно спокойно, а Стайк при этом ещё и Оле подмигивает и улыбается. А Павел Петрович сидит совершенно расслабленный и даже довольный… и так с прищуром смотрит и на Стайка, и на Олю…
– А что Вы, уважаемый,…
– Старшина первой статьи Геннадий Стайкин!
– Да, старшина…
– Первой статьи!
– Так точно, первой статьи…
– Геннадий Стайкин! Мы – стайные, стаей плаваем…
– А может Вы Лебедев?
– Кто?
– Вы, в маленькой стае лебедей, стайкой плывёте… лебединой…
– Ага… лебедь да лебёдушка…, бел-лая…, – Стайк закрыл глаза и вдруг запел:
– Лебедь бел-лая, шея выгнут-та, я люб-блю тебя запрокинут-та, зап-прокинута да изогнут-та шея бел-лая, я люб-блю тебя…
Звук чистый, звонкий… печальный…
– Ты взмахни крылом – ты лети в наш дом, прилети в наш дом – будем жить вдвоём…
Леб-бедь бел-лая… ну а в доме том никого кругом одиноко там… я живу да и дверь замкнул по тебе мой друг всё грущу…
Лебледь бел-лая, шея выгнут-та, я люб-блю тебя запрокинут-та, зап-прокинута да изогнут-та шея бел-лая, я люб-блю тебя леб-бедь бел-лая… где ж мой друг… всё зову…
Стайк свесил голову на грудь и как будто заснул. Оля присела на край полки рядом со Стайком, смотрит на Стайка, осторожно трогает за рукав, он не реагирует.
– Не тревожьте, он должен отдохнуть, у него впереди тяжёлое похмелье, я вот никогда не мог столько алкоголя выпить. Странный парень. А Вы куда путь держите, и откуда?
Ольга посмотрела на Павла Петровича, ничего не стала отвечать, просто улыбнулась и сделала такой жест – не будем шуметь, пусть действительно отдохнёт морячок, всё же дембель.
В теснозамкнутом пространстве духовных пастырей родители Оли были известны тем, что ещё в самые советские времена сумели восстановить большой каменный храм в небольшой деревне Псковской области.
Приехали они с матушкой на берег озера, храм, как и полагается на горке, на видном месте. Разруха не удивила и не прибавила печали. Всё тщательно осмотрели – купол, слава Богу, цел, крыша практически нигде не течёт, в деревне два крепких дома пустует как раз на пути к храму. Матушка поехала упаковывать вещи для переезда, а батюшка отправился по инстанциям… Батюшке 24 года, матушка на 4 года младше.
Нигде ни у кого ничего не просил, председатель колхоза на центральной усадьбе коровник и птицеферму строил, а заодно и домик свой «ремонтировал», который как раз на озере стоит, где есть банька, а возле баньки мостки и лодки у мостков – очень удобно для рыбалки, которую так любил и первый, и второй, и третий секретарь обкома КПСС, потому и дорога к храму из просёлочной грязи превратилась в грунтовку, а потом и асфальтом покрылась. Бойцы студенческих стройотрядов каждое лето исправно трудились и на строительстве коровника, и на птицеферме, и на стройке, ну и на реставрации, поскольку высокопоставленным чиновникам проезжать мимо развалин безобразных…
Высокопоставленные заходили в гости к молодому священнику, пытались говорит о душе, о Боге, расспрашивали, как он такой молодой, энергичный, умный, образованный в эдакую глушь забрался… Поначалу батюшка тяготился этими застольями, но понимал, что без них никакого храма здесь не выстроишь, он мог за обедом выпить рюмочку водки из уважения к гостям, но темы о Боге и духовности, обычно возникающие вслед за водкой, не поддерживал, чаще говорил о том, что надо маршрут автобуса продлить, что автолавка не всегда приезжает, что хорошо бы магазин открыть, что есть деревня где электричество до войны было, а вот после войны до сих пор нет, что… Но такие разговоры не любили «рыбаки», им хотелось о душе, особенно если «стопку-другую» хлопнут ещё перед рыбалкой, потом на рыбалке и продолжат за ужином. Одни доказательств существования Всевышнего требуют, другие в дискуссию о смысле всего сущего пытаются втянуть, а кто, как бы оправдываясь, начинает говорить о своей скрытой от глаз посторонних вере в Бога.
Оля до школы жила с родителями в доме недалеко от храма, жизнь дома и храма в её представлении о мире переплелись теснейшим образом – были неразделимы, а Христос всегда был рядом и всё, что с ним происходило когда-то для неё было абсолютно реальным и живым. Отец рассказывал ей так как будто это близкий, хорошо знакомый ему человек. Но когда пришло время в школу, Олю отправили к бабушке в Питер, поскольку… ну, в октябрята придётся вступать, в пионеры, а она крестик всегда носила… и быть верующим… в те годы, но на каникулы всегда возвращалась, да и родители часто приезжали, а мама чаще папы, но выросла она совсем на них не похожей. Родители – образец благочестия, доброты и лучезарности христианской, а она по деревьям лазала, мальчишек лупила, всегда весёлая, озорная, насмешливая – ни кротости, ни смирения… «Смотри не тресни», – говорила бабушка. «А это что?» – спросила внучка. «Тебя в тебе так много, что может больше тебя станет!» «это кого в ком? Я не одна?» «Ты и душа твоя.» «Не, бабуля, тогда три получается! Я, я во мне и ещё душа! А должно быть четыре – я, я во мне, душа и ещё боженька!» Бабушка отмахнулась от дальнейшего обсуждения, сославшись на то, что вот папа приедет – у него и спросишь. А внучка не унималась: «Бабуля, а что такое душа, на что она похожа?» «На птицу!» «А на какую птицу моя душа похожа?» «Ты лебёдушка наша белокрылая… будешь, а пока утёночек.» «Кря-кря-кря», – закричала Оленька, прижала ладошки к плечам, замахала локотками и убежала… звон