Павел обстоятельный человек, но и не медлительный, не тормозит, правда решения никогда сразу же, вот так загоревшись – «А давай, рванём!» – не принимает. это к Стайку! «эх, один раз живём, надо не отказывать себе в удовольствии совершать безрассудные поступки»! А Павел: «Конечно! Давай обдумаем, как мы станем это делать, и соответствующим образом подготовимся». «Да просто – резко вправо и поехали…»
Нет. Паша так не может. То есть он может сорваться куда-то, но… опыт жизни… лучше подготовить всё для такого «срыва». Например, когда молод был, у него всегда в кладовке рюкзак готовый, в смысле всё в нём собрано – спальник, одежда, спички, фонарик, таблетки сухого спирта – в любой момент взял и поехал… куда-то… «Ну, поедем со мной, ну поехали, в край забытого, детского сна…» Очень легко срывался с места, но это «очень легко» всегда было подготовлено материально… даже продукты. Пшено-рис-гречка, тушёнка-сгущёнка, спички… А если «цивилизованная командировка», то сумка, а ней бритва-мыло-полотенце-зубная щётка и… добавить что-нибудь по обстоятельствам…
И тогда – всегда пожалуйста, всегда готов.
А вот так просто свернуть направо… конечно, почему бы нет, но тогда придётся всё то, что в «рюкзаке» и в «сумке» приобретать… или где-то добывать, как раньше было, поскольку «раньше» ничего не было, а всё «доставали»…
И это не истребить! Пусть теперь всё есть везде! Но пусть рюкзак и сумка…
Павел мягко-ненавязчиво-спокойно… нет, не отказался, просто… просто они поехали «на Север», попозже, когда ситуация полностью созрела.
«Созрел? падай!»
– Боже, какие же здесь дороги! – воскликнул Стайк двигаясь по самому центру Петрозаводска, по самому центральному из всех центральных проспектов – проспекту Ленина. – Колёса можно потерять! Подвеску выломать! Мать родна – не видал, не знал, но слышал!
– Это ты про дураков и дороги?
– Ну… если дураки такие как дороги, то России ещё долго «выгреб-бать»… мать-мать…
– Откуда? И куда?
– Из жопы! О, блядь! Прости, Господи!
Автомобиль тряхнуло на очередной яме.
– Ну… в Петрозаводске действительно дорожное покрытие в самом городе… это … огромный подарок специалистам по ремонту и очень значительная помощь по развитию малого бизнесса! Надо радоваться, что мы сможем помочь экономике этого края. Ремонт нашего дорогого авто, в смысле нашей любви к нему, а не в смысле его цены, принесёт значительную материальную прибавку мастерам авторемонта и другим участникам сферы малого бизнеса, поскольку… поскольку таких запчастей у них очень даже может быть, что не окажется, и мы здесь вынужденно остановимся в ожидании их прибытия из какого-нибудь отдалённого города типа Москвы, Петербурга или Хельсинки, значит снимем гостиницу, будем есть-пить-жить, может даже посетим достопримечательности, такие как Кижи, ударение на первый слог, накупим замечательных сувениров из уникальной карельской берёзы… Так что смелее – рви по ямам и кочкам!
– Точно. Давай остановимся. Съездим в Кижи, ударение на первом слоге, накупим сувениров. Походим по городу. Смотри как здесь красиво, если пешком ходить. Куда нам торопиться?
– Точно, пешком не трясёт. И подвеску не рвёт. И денег из-за отсутствия ремонта дорогостоящего авто сохраним и перенаправим средства на другие нужды.
Так и сделали. Остановились в гостинице, машину на парковку, а сами поплыли на подводных крыльях… в Кижи, ударение на первый слог!
«О-о! Ты только глянь! это что? – воскликнул Паша при виде знаменитой на весь мир, хранимой юНЕСКО, деревянной церкви, – это что за нахрен, что за железяки такие?»
«Железяки… ну да, железяки… они… смотри, храм на этих железяках висит!» «Как-то стрёмно выглядит! Как покойник на ходулях. Что они пытаются реставрировать? То, что сгнило? Так по мне, лучше просто новый такой же. Что? Хуже построят? Даже и лучше. А за эти деньги, что подпорки для гнилухи сделали, так штук пять-шесть можно выстроить, если не больше, особенно если учесть нашу страсть к воровству государственных средств. Ах, новодел!? Не нравится? Чистоплюи! А это гнилой стародел! Покойника взялись «оживлять»! Хрен. «Умерла так умерла»! Ну вот скажи-скажи, защити это безумие!»
«А что тут защищать? Я музеи не люблю, от них всегда мертвечиной отдаёт, но реставрировать надо, правда, не очень понимаю, что это такое, по мне так лучше ремонтировать, т. е. содержать в нормальном функциональном состоянии, здесь церковь должна работать, это её пространство, а не музея, вот тогда и будет возрождение, а не реставрация… после погребения».
– О, глянь! Сказитель Рябинин здесь похоронен! – Павел увидел серый деревянный крест… маленький, среди таких же крестов, как будто просто воткнутых в землю – ни оградки, ни холмика, просто из травки торчат косо в тесном пространстве между Преображенской церковью и колокольней.
– Ну… сказитель. А про что он сказывал? Про Илью Муромца? У нас на флоте тоже был один такой, всё пытался нам какую-то былину пропеть, которую вроде как бы никто не знает, но не про Илью Муромца, а про какого-то местного героя Севера, но не из Калевалы
– Я слышал записи…
– Его?
– В Петрозаводске, в Академии наук, есть коллекция фонограмм, там такие голоса…
– Голоса?
– За душу берут…
– За что?
– …и никогда не отпускают.
– Ты здоров?
Павел как будто «заглянул» внутрь себя и едва заметно улыбнулся… тому, что увидел? Помолчал. Валики восковые, пластинки, магнитные записи… шипят-скрипят-трещат… и сквозь этот шум… иногда еле слышно, но слышно! В груди что-то отзывается, теснит, разрастается… дыхание становится тихим, глубоким, редким… как проваливаешься в другой мир… волнительный.
«Ну, мы никуда не торопимся… осматриваем достопримечательности… Здесь красиво, можно ещё по острову погулять, осмотреть достопримечательности: дом крестьянина Ошевнева из деревни Ошевнево, осмотрим экспозицию внутри, посмотрим баню, кузницу, амбары, а потом вернёмся, закупим замечательных изделий из карельской берёзы, погуляем по городу…»
И они осмотрели, вернулись, накупили замечательных изделий из карельской берёзы, погуляли по городу…
И поехали дальше на Север.
Дом-Дорога-Дом
Дедушка и бабушка, конечно знали свой родной язык, ижемский, ударение на первый слог, а точнее коми-ижемский, но говорили только дома, особенно, когда о детях при детях, но дети уже… дети только на русском, а внук, Паша, и вообще, то что он как бы и не русский, узнал когда уже взрослым стал. И то! Внезапно! Неожиданно…
Вот они доехали на поезде до Печенги, Стайк на попутках отправился в Лиинахамари к месту несения службы на Северном флоте, а Пашу встретили… сам начальник геологической партии доктор геолого-минералогических наук т. Косачёв, старший научный сотрудник, кандидат геолого-минералогических наук очаровательная Нинель, студент-практикант «Неунывающий Джек» – он так представился, повар Стас и водитель Гоша, просто Гоша, хотя ему уже под полтинник – тесный мужской коллектив с одной симпатичной строгой-умной-недосягаемой женщиной-очень учёной. Встретили просто-радушно, как своего, давно знакомого, хотя видел из них только начальника, доктора геолого-минералогических наук Касачёва, когда устраивался на работу. От станции в магазин, из магазина к столу, который тут же накрыли, ну… это только так называется, просто всё составили, консервы вскрыли, хлеб нарезали, бутылки открыли, стаканы… стаканов нет, достали эмалированные кружки, туда водку разлили… выпили… ещё выпили, хоть ёмкости и большие, но наливали чуть-чуть, так, для поддержания общения… ещё выпили… и заговорили… все сразу со всеми сразу. То есть вот они, все шесть за столом: по одному с торцов стола и по двое вдоль по каждой стороне, а говорят… то соседу что-то скажут, то по диагонали, то через весь стол… ещё выпили и… запели. А-капелла. Гитара была, но играть на ней никто не умел. Но и без аккомпанемента дружно и красиво получалось. Начальник отдельно спел «В синем и далёком океане, где-то возле Огненной земли…», что называется – с душой и чувством и голос… а потом звонко-пронзительно-печально очаровательная Нинель прозвучала песенку девушки из харчевни… «Любви моей ты боялся зря – не так я страшно люблю. Мне было довольно видеть тебя, встречать улыбку твою…» Паша отвернулся, а потом вышел на улицу почему-то плакать… ну уж никому не надо на это смотреть.
Вечер, светло, солнечно… потом ночь – светло, солнечно, потом уже когда всё выпили, кто-то пошёл куда-то ещё искать что выпить, а Паша и водитель Гоша улеглись спать…
Паша проснулся от глухих стонов… Надо самому проснуться, как проснулся надо понять где он и что? Сидит прямо в спальнике, озирается… а рядом… спальник и в нём кто-то ворочается и оттуда звуки, а вместо головы – ноги в носках дырявых потных… Паша не стал разбираться что к чему, вышел на двор домика, который им любезно предоставили в местной геологоразведочной партии, партия в данном случае…
от латинского pars, partis – часть, участие, доля – группа людей, выделенная для выполнения какой-либо работы.
…солнце, светло… возле крыльца спит повар Стас. Паша отошёл куда подальше в поисках туалета, в доме его точно не было, но и на дворе не оказалось, просто помочился прямо там, докуда дошёл, и возвратился в комнату, в которой все, кроме восхитительной Нинель, спали, у неё отдельная комната… Мешок продолжал шевелиться и из него звуки… «У, блядь, где? Где…».
Паша нагнулся и громко спросил: «Кто? Кто где?»
Мешок затих, тогда Паша ухватился за него в месте противоположном тому, из которого торчали ноги в носках, и потянул на себя… Мешок… стянулся, а на его месте… водитель Гоша… ошалелыми глазами обовзрил пространство…
– О, блядь, – сказал он, – светло и светло, светло и светло, светло и светло… вот и залез, чтобы темно было. Спасибо, Паша, потом рассмеялся громко, – Ты меня спас из тьмы, я уже решил, что… я – там… темно, душно, тесно…
– Типа – в гробу?
– Типа того.