Из материалов уголовного дела
«Сердце массой 364 г 10х12х7 см, в полостях жидкая кровь. Эпикард без кровоизлияний. Клапаны сердца тонкие, без деформации. наибольшая толщина стенки левого желудочка – 1,4 см, правого – 0,2 см. На разрезах мышца сердца красновато-серо-коричневая, местами с бледно-сероватым оттенком, без чётких границ. Во всей толще мышцы сердца прослеживаются множество мелких полосчатых сероватых рубцов. В просвете венечных артерий и аорты тёмная жидкая кровь, во внутренней оболочке различные по величине и плотности желтоватые бляшки, более выраженные в брюшном отделе и режутся с хрустом. На поперечных разрезах устья венечных артерий сужены на 1/5 просвета за счёт полулунных серо-жёлтых бляшек. Тромбов в просвете венечных артерий не обнаружено. ”…причина смерти – острая сердечная недостаточность, ишемическая болезнь”»
Из акта судмедэкспертизы
«Ну что? Господа освободители, будете выполнять наши требования? Соберёте нам денежек? И не надо тему гнать про то, что это непросто, что вам надо время на подготовку, что проблемы с доставкой… Я через час выйду в прямой эфир, и любой счастливый обладатель доступа во Всемирную паутину сможет онлайн увидеть, как я стану стрелять по головам. Конечно, после этого вы устремитесь на штурм, и штурм закончится вашей полной победой, но я успею всех перестрелять, может даже и в прямом эфире. А собственно, зачем мне час ждать? Чтобы вы за этот час успели штурм подготовить? Ещё какого газу напустите! А я вот прямо вот «сей час» и начну. Следите за эфиром!»
– Ну что, коллеги? Как мой план? «Мы за ценой не постоим?» Первые, так сказать, ознакомительные кадры мы уже выложили – кто и в каком положении тут у нас присутствует. Ага! «Тут и сейчас»! «Тут и сейчас»! «Тут и сейчас»! Класс! Чему вас учили? Всё происходит прямо «сей час». Остальное – либо уже произошло, т. е. его нет, назад не вернёшь! Тюбик! Либо ещё не произошло – просто мечты, надежды, ожидания. И только тот, кто делает это «сей час» – побеждает! Вот и начнём побеждать! Один хрен – умрём! Один хрен – «Сей Час», да пусть хоть через сто лет или часов, но всё равно только «сей час», сей секунд, сей миг. Ага! Вот оно! Звонит! Есть обратная связь! Ну послушаем, про что коллеги говорить будут…
«У аппарата!.. Что?… Кто я? Бла-бла-бла… Я заложил с десяток гражданских и 10 ваших коллег… Нет, я не заложник, ах да! Именно заложник! Взял и залОжил, вернее завесил их растяжками. Посмотреть не желаете? Чего хочу, какие у меня требования? Ах, пожелания! Приходишь в кафе быстрого обслуживания, а там каждый работник тебе: «Чего пожелаете?» И рожа такая каменная, и глаза из стекла. Я не «пожелаю», я хочу! Хочу, чтобы мне в обмен на этих в общем-то милых испуганных людей притащили сюда или куда я укажу огромную кучу денег! Правильно понял! Огромную! На сколько огромную? А на сколько потянет жизнь этих «товарищей» и ни в чём не повинных гражданских? Отпустить? Кого? Ах, неповинных гражданских! Как это они неповинны? А кто такими баранами живёт и всю вашу херню хавает столько лет? Как это они столько лет вас терпят и кормят? И за что? Было бы хоть за что! А то просто за какие-то бла-бла-бла… Так что тащите мне бабла! Сколько? В КАМАЗ не влезет! И в два не влезет и в три. Да вообще ни во что не влезет! Да и пошли к чёрту! Мудилы недоделанные, просто хоть подёргайтесь. Погончики свои подрастеряйте!»
Артур бросает телефон прямо в стену, летят осколки… падают на заложников. Маленькие кусочки, побольше… что-то попадает в заложников, которые вздрагивают от их прикосновения.
– Ну что дрожите? это не пули свистят и не осколки гранат настигают ваши тела, это связь с Родиной о стенку разбилась.
Артур обходит заложников, пристально всматривается в каждого. Никто головы не поднимает, не смотрит на него.
– Что, ребята? Учили не смотреть в глаза террористов? Бздите? Бесполезно. Никто не знает момента смерти, особенно своей. Она настигнет в тот же миг как ты родишься. Вот умирать будешь и поймёшь – вся жизнь пронесётся, если успеет! это если жил, а если не жил, то просто… ррраз и нет ничего… даже и «ррраз» нет, потому как нечему проноситься «в одно мнгновенье». Так что ссать нечего: «Что случится – то и произойдёт»! Ну так что? Что делать-то будем? Молчите… неужели никто и поговорить-то не хочет? А вдруг? Вдруг удастся контакт наладить? Стокгольмский синдром сработает. Я стану человечнее, вы поднажмёте на «человечину», и… мы найдём консенсус… мы договоримся! О чём? Ребята! О чём мы можем договориться? О том, что тринадцать погранцов на заставе я застрелил не зря? Что их смерть оправдана? Да хоть чем-то? Что… что… что… Что я скажу? «Как… как он умер… Его не мучали, он не страдал? Он умер… умер в бою? Он защищал Родину?» Бля-я-я… нужна компенсация-я-я!!! Мне нужна компенсация! Канары! Карибы! Майями… Багамы… да хоть что-то… да хоть кого-то, да хоть попа… толкового… пришлите…
Звонит телефон… Артур вздрогнул, как очнулся, осмотрелся, телефон возле Генерала. Берёт его, смотрит: «Какой-то звонит… какой-то… Алло!»
– Что? Что?! Что горит? Дом? Какой, нахрен, дом?…
«Дом появился в начале XX-го века, в те времена, когда интеллигенция строила вокруг столицы свои дачи. Всего они успели выстроить 283 дачи на всем протяжении побережья залива… ну-у… может 284 или даже 280 пять… шесть… да кто их считал!
Возведение дома было завершено «предпоследней осенью последнего года», – так сказал Сергей Львович Корзунов, хозяин и строитель».
Смотрящий уже попрощался с напарником, завёл машину, и тут напарник кричит: «Там горит!» Смотрящий обернулся, ничего не видно, ни дыма, ни огня. Опустил стекло двери.
– Что горит? Где?
– Да вон, смотри на окна, второй этаж!
– Это солнце! Солнце отражается!
– Ага, и всполохи!
– Тени это, а не всполохи!
Вроде всполохи, а вроде и нет ничего, действительно, может просто солнце, а всполохи – это просто тень от деревьев на ветру: то есть, то нет…, и кажется, что ярче, а на самом деле темнее… вот и всполохи.
– Может и правда, тень шевелится, – размышляет напарник.
– Ну давай посмотрим. Куда нам торопиться? – Смотрящий заглушил двигатель. Вылез из машины. Подошёл к напарнику.
– Если там кто-то сгорит, нам пюздюлей по самое «не могу» вставят.
– А чё так? Ну сгорит – и пусть сгорит.
– Ага, чёрные риелторы на работе. Босс велел, что бы всё чисто было.
– Смотри, вроде как свет ярче.
– Во-во… я тоже так: то увижу кого, то шаги громче, то свет ярче… всю ночь что-то чудилось…
И тут как грохнуло, и стёкла посыпались, и пламя вырвалось, и дым повалил…
– Бля! Смотри, смотри! Горит! Да как! Будто бочка с бензином взорвалась!
– А может и взорвали!
– Что делать-то будем?
– Смотреть.
– Надо в пожарку звонить.
– Пусть погорит… до тла, до пепла…
– Какого пепла?
Смотрящий хохочет.
– Что б «пюздюлей» не вставили!
И как будто в согласии со Смотрящим огонь вспыхнул и на первом этаже, и окна там стёклами рассыпались, и дым чёрный клубами столбом над домом, как смерч вихрем скрутился, и взвился выше облаков…
– Бля, да что же там горит?! – изумился напарник.
– Всё, – мрачно прошептал Смотрящий, – что сгорит, то не сгниёт…
– Что? Что ты сказал? Я не слышу, огонь так гудит! Ну, что? Можно звонить?
– Звони…
Смотрящий сел в машину, собрался уезжать, но снова подбегает напарник.
– Смотри-смотри-смотри… Там кто-то из окна пытается прыгнуть!
– Где?
– Вон-вон, второй этаж, в центре!
Из двух окон по краям дома рвётся пламя, а из центрального только дым-дым-дым разноцветными клубами: то чёрный, то серый всех оттенков, а то вдруг красно-оранжевый от пробивающегося сквозь дым огня… и всё переплетается в огромные клубы, которые тут же распадаются на множество мелких, соединяются в большие, снова распадаются, снова соединяются, и всё это стремительно уносится вверх освобождая место новым… новым… новым…
Смотрящий вздрогнул – в дыму возникло на мгновенье чьё-то лицо, потом другое, потом сразу два-три-четыре… Лица появляются быстро: лицо, лицо, но вдруг затылок! Увеличивается-поворачивается, и резко – «это Шрам»! Лицо ухмыльнулось правой стороной, глаз подмигнул, лицо расплылось, а на его месте появились другие… знакомые и не очень… «Почему Маринки нет?» – вдруг подумал Смотрящий. И тут же в окне ясно видна фигура женщины вполоборота, прямая гордая осанка… высокая причёска, она медленно поворачивается… «это не Маринка, это, наверное, та старуха про которую говорили! А где же она была?» Женщина сделала какое-то резкое движение, как будто рукой махнула, и исчезла в дыму и пламени… которое вспыхнуло с новой силой, и вот уже весь дом горит, и ничего не видно – лишь огонь и дым… и гул огня, и сирены пожарных машин.
И ветер с моря! И…
Что-то в груди рвануло:
«Свет! Свет! Свет!..»
а в ответ: «а-х-ха-хаха…»
Смотрящий закрыл окно. Сразу тихо в машине. Приехали две пожарки, бойцы выскочили, пожарные рукава раскатали, подсоединили к машинам, подъехала лестница пожарная… И вот уже вода полилась из брандспойтов – две мощные струи прямо в окна второго этажа, а лестница выдвинулась ещё выше, по ней пополз пожарный, медленно добрался до верхней площадки и струя воды ударила по крыше… Народу отовсюду набежало… лица возбуждённые, что-то говорят, показывают в сторону дома…
Пожарные работают не быстро и не медленно – здесь воды налили, там, потом сменили позицию, потом опять… везде сбивают сильное пламя, но если просто горит ровно, то это место не заливают, в результате дом горит ровно и везде… Рядом домов нет, хозяйственных построек тоже нет – пусть сгорит, меньше мусора после пожара убирать.
Смотрящий знал, что так и будет, но всё же как бы накладочка вышла, они должны были убедиться, что никого в доме нет и прежде всего его, Смотрящего. Вспыхнуло сильно и везде! Когда Босс давал задание, было четко сказано: «На сто % убедись, что там не будет трупа!» Потому как место приглядел какой-то высокий чин из силовиков и ему совсем не нужны истории с трупами хоть жителей, хоть бомжей, да хоть собаки. И Смотрящий должен был убедиться сам и только после информации от него! Только после того, как именно он, а никто другой! Сам лично! Сообщит об этом! Лично! Боссу! Почему произошло именно так, как произошло, – гадать, размышлять, предполагать сколь угодно, но в любом варианте…