Что же с "Дорнье"? Оглянувшись назад, мне удалось увидеть, что фашистская громадина плюхнулась на землю в облаке дыма. Заметил я и выруливающую четверку "сто девятых". Может, она -должна была сопровождать бомбардировщик? Вряд ли. Скорее всего, фашисты решили проучить нас, и мы стремительно уходим.
На КП доложил командиру полка о результатах полета на разведку. Ольховский ничего не ответил, лицо его было печальным.
- Не вернулся Иван Колесников... - проговорил только подавленным голосом.
- Как? Где это произошло? - опешил я.
К потерям не привыкнешь на войне. Каждая из них словно отрывает частицу души. Всякие потери нес полк, всегда они тяжело переживались, но эта - погиб второй брат! - горше, казалось, не бывает.
А произошло все так. Прикрывая наши войска, Иван неудержимо набросился на врага. "Лавочкины" завязали воздушный бой с "мессерами". Уже самолет противника горит, падает, а летчик, продолжая преследование, все еще ведет огонь. Высота критически малая. Товарищи по радио кричат Колесникову: "Выводи! Выводи! С землей столкнешься!" Но Иван не вывел. Оба самолета упали в расположении вражеских войск, в семи километрах юго-западнее Тыргу-Фрумос. Жизнь Ивана оборвалась. Не стало в полку добрых парней, братьев Колесниковых. Осталась добрая и незабвенная память о них.
Приближался праздник Первое мая. Хорошая традиция - отмечать такие даты трудовыми достижениями - оставалась и во время войны. Нанести фашистам чувствительный удар - главная забота личного состава полка в эти дни, и мы тщательно готовимся к каждому боевому вылету.
Наша шестерка пошла на прикрытие войск, переправляющихся через реку Прут. Задача не из легких: не дать фашистам сорвать форсирование этой водной преграды. А еще и погода сложная: многоярусная облачность до восьми баллов, с нижней кромкой 100-150 метров, ограниченная видимость. Противник по всей вероятности не ожидал, что в таких метеоусловиях в районе цели могут быть наши истребители, и надеялся на удачный удар по советским войскам на переправах. Но он просчитался.
Боевой порядок нашей группы в целях обеспечения свободы действий был построен из пар, идущих одна за другой на увеличенных дистанциях, многоярусно, вроде знаменитой покрышкинской этажерки. И вот в районе цели на высоте 350 метров мы увидели врага. Три тройки "юнкерсов" без истребителей сопровождения, пытаясь снизиться в промежутки между облачностью, подкрадывались к переправам. Бой начался атаками "лавочкиных". Он был необычным и, по сути, слепым. В облачности ни мы, ни противник не видели, сколько дерущихся на каждой стороне.
Встреча с первой тройкой противника произошла на попутно-пересекающихся курсах. Немцы шли над средним слоем облачности и заметили нас на дистанции примерно пятьсот метров. Резко потеряв высоту, они попытались скрыться в облаках. Мы с Мудрецовым - за ними. Слой облачности был настолько тонким, что наша пара и противник моментально проскочили его, и "юнкерсы" снова потянулись вверх. Преодолевая огонь стрелков, я сближаюсь с одним из них метров на пятьдесят и бью по левому мотору и носовой части фюзеляжа. Не успев скрыться в облаках, фашистский бомбардировщик сваливается на левое крыло и резко идет вниз...
Чуть не столкнувшись с падающей машиной, проскакиваю мимо. Мудрецов, как всегда, следует за мной. Оставшаяся пара Ю-88 теряется из виду. Пара Тернюка сзади, а вот пары Карпова нет. Где она?
Справа появляется еще тройка "юнкерсов". Атаковать с ходу ее нельзя - мой ведомый как раз идет под ними. Мгновенно оценив обстановку, передаю напарнику:
- Фрицы впереди... Вей левофлангового!
Мудрецов словно ждал этой команды: устремившись вверх, он сближается с противником. Очередь - и из облачности вываливается горящий бомбардировщик. "Осиротевшая" пара "юнкере"в" со снижением проходит под нами. Тернюк бросается вдогонку, но немцы успевают скрыться в среднем ярусе облаков.
- Молодец, Валя! - не могу удержаться, чтобы не похвалить возвратившегося ко мне Мудрецова.
Снижаемся. Под облаками вижу пару Карпова. Она преследует "юнкерсов", ведя бой на высоте 150-350 метров. Мы берем курс на Яссы. Здесь нижний край облаков приподнялся до 600 метров. Хорошо видно, как вдаль уходит разгромленная группа из шести бомбардировщиков. От преследования пришлось отказаться - слишком плотный заградительный огонь зениток. Фашистов вряд ли догоним, а своих ребят можем недосчитаться. Да и горючее на исходе - пора возвращаться на точку. За три недели перед первомайскими праздниками я выполнил 27 боевых вылетов, провел 13 воздушных боев, в которых уничтожил 7 фашистских самолетов. А 1 мая полк срочно перебазируется на аэродром Табэра, за рекой Прут. Итак, мы на земле румынской! И уже не просто летаем в небе этой страны. Мы пришли сюда с освободительной миссией: избавить народ Румынии от фашизма, дать ему возможность плодотворно трудиться на своей земле.
Земля как земля. -Хаты, сады - много садов... И вода в реке такая же, как на Западной Украине и в Молдавии. Только люди - с непонятной нам речью, беспросветной бедностью, затравленные страхом, - вызывали чувство сострадания, пронзительной душевной жалости. Целый народ в такой нищете!
Население городка - женщины, детвора и древние старики. Мужчин молодого и среднего возраста почти нет. В первые дни нашего пребывания в Табэре жители на улице не показывались. Они сидели в своих жалких лачугах и ожидали чего-то страшного. Люди были настолько забиты и запуганы, что никому из них, видимо, и в голову не приходила мысль: что может быть хуже, отвратительнее их старой жизни, поруганной и обездоленной?
Бывало, идем по улице, а из-за плетня садика смотрят на нас настороженные пугливые глаза. Как только поравняемся с двором, лица исчезают, слышим хлопанье дверей - румыны, как суслики в норы, скрываются в хатах.
- Подумать только, - качал головой Мудрецов,, - как запугали народ.
Тернюк продолжает мысль товарища:
- Да, Валентин. Правители-бояре сначала запугали народ, а потом принялись вить из него веревки.
- Что ни говори, а внушение - великая сила... - как бы размышляет вслух Карпов.
Летчикам полка пришлось расквартироваться у местных жителей, так же, как и у себя дома, на Родине: поплотнее да покучнее - для удобства боевой жизни. Наша эскадрилья поселилась в домике рядом с летным полем. Хозяева - женщина с двумя девочками школьного возраста. В семье безысходная бедность, питалась она в основном блюдами из кукурузы и картофеля. Вместо хлеба - мамалыга. Хозяйка относилась к нам с искренней симпатией, трогательной простотой. Да и ее соседи уважительно раскланивались, едва завидев кого-либо из наших пилотов. Как аукнется, так и откликнется, говорят в народе...
Однажды мне случилось вернуться в хату в неурочное время, и я застал хозяйку на чердачной лестнице. Она торопливо закрывала дверцу лаза на чердак, а в руке держала кувшин. Стало ясно: кого-то тайно кормила и поила там.
Увидев меня, она совсем растерялась и, спустившись вниз, пыталась убрать лестницу. Я мягко, но решительно отстранил ее. Показав на дверцу лаза, спросил:
- Кто там прячется?
Прижав от страха руки к груди, хозяйка испуганно что-то говорила на своем языке. Я уловил смысл одного только слова - бах, бах...
Забираюсь по той же лестнице на чердак, и вот в сумеречном свете помещения вижу в углу сжавшееся в комок какое-то существо, кажется, женского пола, оно испуганно смотрит на меня. Жестом руки я позвал женщину и, пока она, согнувшись в три погибели, пробиралась к лазу, снял с петель замок и швырнул его далеко в сад.
Когда мы оказались на земле, передо мной предстала сказочной красоты девушка: стройная, русоволосая, с двумя огромными и тугими, как швартовная веревка, косами. Лицо смуглое, цыганское, а на нем - удивительно светло-синие, с зеленоватым блеском, глаза. Она не столько испугана, сколь смущена. Только изредка из-под бархатных, будто наклеенных дамским парикмахером, ресниц таких длиннющих! - мягко "стреляют" эти прелестные сапфиры-глаза то в мою сторону, то в сторону хозяйки, как бы спрашивая недоуменно: от кого и зачем меня прятали? На вид ей лет 17-18.
От моей злости и обиды за недоверие к русским солдатам не осталось и следа. Откуда эти женщины могли знать, кто мы такие и вообще что за люди эти безбожники - красные? Ведь им так долго внушали, что мы, советские, - изверги, ироды, не имеющие за душой ничего святого, и пришли в Румынию с единственной целью: губить, разрушать, уничтожать...
Зову женщин - как потом я узнал, мать и дочь - в комнату и. как могу, объясняю, что прятаться от нас, россиян, не надо, никто им не причинит обид или унижений.
Комната, в которой мы жили, содержалась в чистоте и опрятности. Постели аккуратно перезаправлялись женскими руками после нашего ухода на аэродром. Дети встречали нас радостно, доверчиво. И преувеличения здесь нет. Война - это не просто такое состояние психики, когда люди только тем и занимаются, что уничтожают противоборствующую сторону, сметая все, что попадется па пути. Она имеет еще и другой, противоположный аспект - нас одолевала неистребимая тоска и грусть по родным и близким, оставшимся дома, вдалеке...
В конце мая немцы подтянули значительные резервы, вновь разгорелись яростные бои. На этот раз они проходили северо-западнее Ясс. Там 52-я армия обороняла выгодные в стратегическом отношении высоты. На ее долю выпала тяжелая борьба, которая продолжалась до начала наступления наших войск в Белоруссии. Более месяца шли упорные схватки. Противник стремился овладеть утраченными высотами, а 52-я армия стойко и мужественно удерживала эти позиции.
Против нее, казалось, была брошена авиация всего фашистского блока. Каких только самолетов здесь не было - "хейнкели", "хеншели", "юнкерсы", "фоккеры", "мессершмитты", "иары", "макки", ПЗЛ и многие другие. Все они стремились облегчить задачу своим войскам. В воздухе было на редкость жарко. Но численное превосходство не страшило наших летчиков. Они мужественно и упорно разили фашистских стервятников, блестяще выполняя задачи, которые ставило перед ними командование.