Задумано - сделано. Из Кремля иду прямо на квартиру Марии Сергеевны матери Алексея Амелина, где назначена встреча с техником звена Кочагиным, оказавшимся в Москве и навестившим меня в госпитале.
Мария Сергеевна жила с дочерью Ниной, девушкой лет шестнадцати, и сыном Иваном. Дом на улице Чернышевского стал как бы штаб-квартирой для ветеранов из нашего и 297-го братского полка - и не только в период войны, но и на долгое время после нее. Многие из нас, будучи в Москве, непременно останавливались здесь на один-два дня или просто заходили навестить семью Амелиных. Мария Сергеевна, несмотря на занятость на работе, каждому оказывала радушный прием. А мое знакомство с ее младшим сыном произошло раньше, он приходил с Кочагиным ко мне в госпиталь. При первой же встрече Ваня упросил меня походатайствовать о его призыве в армию и, главное, о непременном направлении в наш полк. Мать, узнав об этом, всплакнула, но перечить сыну не стала, утерла слезы:
- Жаль мне вас, дети. Мал ты еще, Ваня, но, если надумал, иди. Защищай Родину и возвращайся быстрее с победой.
Забегая вперед, скажу, что через месяц с небольшим Иван Амелин был с нами. Опыт работы на авиационном заводе помог ему быстро стать хорошим авиамехаником. Иван приехал на фронт, когда наша часть находилась в Венгрии, у населенного пункта Сегхалом, а его брат Алексей был уже переведен в соседний 297-й полк, базирующийся частенько на одном с нами аэродроме. Поэтому мы считаем, что у нас в подразделении проходили службу братья пяти семей: старший техник эскадрильи и техник звена Алексей и Федор Симоновы, младшие авиаспециалисты Александр и Борис Хаплийчук, адъютант эскадрильи и механик Пинские. Все они прошли славный боевой путь вплоть до завершения войны, удостоены правительственных наград, а Алексей Амелин - звания Героя Советского Союза. И только братьев Александра и Ивана Колесниковых не было с нами в День Победы.
30 августа, попрощавшись с семьей Амелиных и обнадежив Ивана скорым призывом в армию, мы с Кочагиным пришли на Центральный аэродром, надеясь на попутный самолет до Румынии. Транспортный "Дуглас" как раз отправлялся в Бухарест. На его борту уже находилась группа кинорепортеров, газетчиков. Удалось и нам стать пассажирами этого самолета, и мы уговорили экипаж и своих попутчиков высадить нас на аэродроме города Яссы. Там в ремонтных мастерских были истребители нашего полка.
Поблагодарив экипаж "Дугласа", спешим с Кочагиным туда и находим там исправный, но еще не покрашенный "лавочкин". Вид, конечно, у него был весьма неприглядный - плоскости и фюзеляж затерты желтой шпаклевкой, однако лететь можно. Кочагин с механиками опробовали мотор, заправили Ла-5 горючим, слив его из нескольких машин, и я взлетел.
Карты и шлемофона у меня не было, а механики не знали даже, как называется пункт базирования полка. По их рассказам, он располагался невдалеке от города, у речки. Я же надеялся на твердое знание этого района, ведь недавно частенько летал сюда на боевые задания. Решил: точку найду. Ну а если и нет, то беды не будет - сяду на каком-либо соседнем аэродроме, наведу справки и доберусь до своих.
И вот я лечу на малой высоте; на первом встречном по пути аэродроме "яки", на другом - "лавочкины" с голубыми коками - не наши. Значит, надо идти дальше. Около города Фокшаны замечаю поле с красноносыми Ла-5. Делаю круг: бортовые номера на самолетах вроде свои. Сажусь и - ура! - я у себя в части... Докладываю командиру полка о прибытии.
Николай Иванович сообщает новости. Первая, наиглавнейшая: мы - гвардейцы! Звания этого удостоен весь корпус, отныне он называется - 3-й гвардейский истребительный авиакорпус, а дивизия наша - 14-я гвардейская. Полки переименованы: 193-й в 177-й, 297-й в 179-й, а наш 240-й в 178-й.
Моей эскадрильей командует майор Мамонов. Иван Кожедуб за 45 сбитых вражеских самолетов Указом Президиума Верховного Совета СССР от 19 августа удостоен звания дважды Героя Советского Союза. Он после моего убытия в госпиталь переведен в какую-то специальную часть асов-охотников на 1-м Белорусском фронте. Его эскадрильей командует Владимир Алексеевич Семенов.
И последняя новость - трагическая: погиб инженер полка Ефим Львович Фраинт. Беда обрушилась неожиданно. 29 августа 1944 года при перелете с механиком Черняком с аэродрома Яссы в город Бырлад По-2, пилотируемый лейтенантом Аладиным, севернее города Васлуй был обстрелян с земли выходящими из окружения мелкими частями противника. Черняк получил легкое ранение лица, Аладина спасло чудо - пуля попала в его пистолет, а Ефим Львович был смертельно ранен в грудь и к исходу дня умер. Похоронили его в городе Бырлад. Инженерную службу части возглавил Козловский.
В конце печального рассказа Николай Иванович говорит о моем назначении штурманом полка. Признаюсь, подобного сюрприза я не ожидал.
- Товарищ командир, это что же получается? Без меня меня женили? А если новоиспеченный управленец не согласен? Я хочу летать с эскадрильей.
Ольховский охлаждает мой пыл многозначительным обещанием;
- Не возмущайся... Летать можешь с кем тебе заблагорассудится. Назначение это временное: через месяц будешь моим заместителем, Мамонов - штурманом, а Тернюк - командиром второй эскадрильи,
- Если ограничений в полетах не будет, то возражения исключаются, отвечаю я.
Время клонилось к вечеру. Перед уходом с командного пункта Федор Семенов рассказывает о событиях на фронте:
- Пока ты поправлял свои телеса в столичном госпитале, мы, можно сказать, загорали. Готовились к крупным схваткам - натаскивали в учебных боях молодежь. И вот началось такое, что радостное возбуждение по сей день не покидает ребят...
20 августа грохот тысяч орудий известил о начавшейся операции - 2-й и 3-й Украинские фронты перешли в наступление. В течение двух дней 5-я и 17-я воздушные армии совершила около 7500 боевых вылетов. Авиация противника была прямо-таки парализована, в воздух поднимались лишь отдельные группы стервятников, да и те больше поглядывали на запад, чем на восток.
В первый же день наши войска овладели Яссами, через три дня - Бендерами, освободили столицу Молдавии, юго-западнее Кишинева была окружена крупная группировка врага. Вскоре закончился разгром окруженных войск на восточном берегу реки Прут и попутно ликвидированы части противника, укрывшиеся в лесах юго-западнее города Хуши. 23 августа фашистский режим Антонеску в Румынии был ликвидирован. А 31 августа советские войска вступили в Бухарест.
На следующий же день состоялся мой тренировочный полет над аэродромом на самолете с надписью на борту: "От колхозника Конева Василия Викторовича". Пилотировать не разучился. Машина послушна моей воле, пилотажные фигуры безукоризненны. И я включился в боевую работу полка.
Чтобы не отставать от наступающих войск, мы едва успевали перебазироваться с одной точки на другую. В течение месяца сменили пять аэродромов. Каждый из них мне приходилось обследовать первым - для определения годности.
Обычно я летал один на боевом самолете. Но на аэродромы Сибиу, Медиаш и площадки около населенных пунктов Селуш, Сфынта-Анна полет выполнялся на По-2.
Механик "кукурузника" приболел. Петр Козлов знал этот самолет и даже когда-то обслуживал. Его-то и определили со мной во вторую кабину. Но опыт опытом, а следуй закону авиации: доверяя - проверяй. Поэтому я спросил:
- Козлов, ты действительно разбираешься в этой этажерке?
- Чего в ней разбираться, - с некоторой долей обиды проговорил механик: мол, знает же человек, а вот спрашивает. И тут же бойко отрапортовал: Повернул винт. Поставил его на компрессию, крутанул, гаркнул: "Контакт!" - и он закрутился. А там уже дело ваше.
Получив от механика такой ответ, я проверил - помнит ли он тактико-технические данные машины, заправку ее горюче-смазочными материалами, отметив соответствие бахвальства твердым знаниям матчасти. И вот мотор запущен, и мы поднимаемся в небо.
Полет проходил в горном районе, и часть маршрута пролегла вдоль ущелья. Погода над точкой вылета прекрасная, а какая в горах - неизвестно. Но угрожающих атмосферных явлений вблизи ущелья не наблюдалось, и самолет спокойно вошел в него. Потоки воздуха слегка потряхивали легкую машину. Сомнений в благополучном исходе полета у меня не возникало. А ущелье между тем постепенно сужалось. Над нами начинала натекать серая облачность, вначале разорванная и незначительная, а потом, когда уже невозможно было развернуться на 180 градусов и прекратить испытывать судьбу, нависла тяжелая туча, превратившая ясный день в сумерки.
Мы оказались в каменном мешке: он был открыт сверху, но, чтобы выбраться из него, надо пробить облака. "Кукурузник", скромный труженик войны, для этой цели не годился - высотность не та. А облака все снижались и снижались, прижимая машину ко дну ущелья. Потоки воздуха бросали ее как щепку, отвесные скалы угрожающе подступали то справа, то слева. Иной раз казалось: все, удар неминуем, самолет несет на скалу, одна-две роковые секунды - и от весельчака Пети Козлова и его командира останутся одни воспоминания...
Решение на этот полет принимал я. От одного меня зависело, идти в ущелье, подвергая экипаж смертельной опасности, или искать другой маршрут, более безопасный, хотя и менее экономичный. Одному мне предстояло сейчас найти выход из создавшегося положения.
А По-2 снова приближается к скале. Рули управления даны в обратную сторону, на отворот, но машину будто магнитом притягивает к обрыву. В какой-то момент потоком воздуха ее вновь отбрасывает в центр или на другую сторону ущелья. Расчалки между крыльями звенят от напряжения, плоскости скрипят, как крылья ветряной мельницы в сильную бурю. А мы с величайшим трудом продвигаемся вперед до очередного поворота. Вот уже полчаса нас швыряет...
Козлов как будто спокоен. Руки его лежат на переднем борту кабины, но я вижу, что они чуть побелели - это от волнения он так крепко вцепился. Чувствуется, что на душе у него ох как тревожно. Русская душа!.. И подурить горазд, и почудить мастер, а в труднейшие минуты жизни держится молодцом.