– Вы правы, Павел Антонович, Лимма нет и не было. Поэтому и никакого ноутбука у меня нет. Его вообще нет в природе! – неожиданно произнесла я совсем не то, что собиралась.
А вот теперь в лице изменился Председатель. Хочется ноутбук, а нету!!! Я расстроила его игру, и это уже была моя удача! На нет, как известно, и суда нет.
– Инга Валентиновна, ваше положение очень серьезно! – взял слово первый зам. – Честно говоря, я не очень понимаю вашу линию поведения. Вам… Вам, кажется, плохо? Инга Валентиновна?!
Я пытаюсь подняться со своего места, но пол уходит у меня из-под ног, и я падаю в обморок. Сидевший неподалеку от меня следователь ФСБ успевает подхватить меня, лишь поэтому я не ударяюсь лбом об пол.
– Инга Валентиновна, вам, должно быть, нужен врач? – спрашивает меня первый зам, как только я открываю глаза.
Открываю я их достаточно быстро, мое помутнение сознания длится не более сорока секунд. И ничего не отвечаю первому заму. Нужно что-то делать, но что?! Пока я всего лишь тяну время. И, увы, даю Председателю возможность собраться с мыслями. Про объект на 72-м км, где и был спрятан ноутбук, Председатель не знал. И первый зам тоже. Генерал Лазарев был предусмотрителен… О, как мне сейчас необходимы гарантии, что если я выдам требуемый лиммовский ноутбук, то господин Председатель и пальцем его не коснется! Но таких гарантий у меня не было. Первый зам директора СВР больше доверял председателю комисссии, нежели подставленной бабе-майору, ко всему прочему блондинке.
– Мне… Нужно отдохнуть, – через паузы говорю я.
– Хорошо, – соглашается первый зам. – Но мы в данный момент не можем отпустить вас отсюда. В нашей комнате отдыха вам будет предоставлено все необходимое.
– У вас есть ко мне какие-нибудь вопросы? – спросила я милицейского генерала, который представлял руководство следователя Любы.
– К вам нет, – ответил тот. – Я не понимаю, каким боком в этой истории замешана сотрудница нашего следственного управления? Только что созванивался с ней. Она жалуется, что ее взяли под охрану ваши люди, не отпускают домой. Вы что, имеете полномочия арестовывать наших сотрудников?
– Охрану я прикажу убрать, это лишнее, – произнес первый зам.
Председатель явно был недоволен, но сдержал себя. Ему такое положение дел не очень выгодно, в отличие от меня. Если Люба получит свободу действий, то у меня появится шанс. Интересно, а почему Председатель молчит о моих добровольных помощниках, Раме и Радже? Ответ один – арестовывать их не за что, но зато за ними можно установить слежку. И, возможно, выйти на ноутбук!
– Так я могу отдохнуть? – уточнила я у первого зама.
– Да, конечно. Можете отдыхать хоть целые сутки. Но у нас!
Целые сутки, но в стенах головного офиса СВР. Мое руководство оказалось в сложном положении. Слишком многое говорило о том, что группа Игоря Климова погибла по моей вине, слишком усердствовал председатель комиссии по расследованиям. И что я могла теперь сделать? Лечь на любезно предложенный двуспальный диван и в самом деле немного расслабиться. Против меня серьезная организация, рвущаяся к власти и контролирующая российский наркобизнес. А у меня только Долг, Присяга и кое-какие профессиональные навыки. Председатель сейчас суетится, думает, как намертво утопить меня. А я на диване валяюсь. Дай Бог теперь удачи госпоже старшему следователю, а также Раму и Раджу. Я дважды резко меняла свою жизнь. Кем я была в школе? Скромной девочкой, не отличницей, не хулиганкой. Тихой и незаметной. После школы надела форму с погонами, стала курсантом (или правильнее, наверное, курсанткой) военного университета, который раньше именовался военным институтом иностранных языков. Маршировала на плацу, ножку тянула, как солдат почетного караула. Хорошенькая, наверное, со стороны посмотреть, была, в пилоточке, в юбочке, плотно обтягивающей бедра и попу, при этом открывающей мои стройные ножки. Вместо кирзовых сапог вполне демократичные туфли, правда, строгие, темного цвета, на небольшом каблуке. Училась курсантка Назарова, по большому счету, средненько, призов и похвальных грамот за годы учебы не получала. По окончании была простой переводчицей в воинской части, но потом предложение вновь отправиться на учебу – в Краснознаменный институт разведки имени Андропова. Чем я им приглянулась? Среднего роста блондинка (нет, скорее русая, тогда еще почему-то русая), ну, языки само собой хорошо знала, но не более того. А после института – спецгруппа управления специальных операций. Вот так просто говорю, а за этим вся моя жизнь…
С мамой мы виделись не очень часто, а когда встречались, то отчего-то больше молчали. Мама спросит:
– Ну, как ты, дочь?
А я отвечаю:
– Ты же видишь – жива, здорова, даже весела.
На том вроде и все. Мама не решается спрашивать всерьез, догадывается, где я служу и в какие командировки уезжаю. Сердцем чувствует и молчит. А я в свою очередь не могу ей рассказать. Ничего не могу. Раз мама спросила меня:
– Скажи мне по правде – дождусь я внуков или нет?
– Наверное, нет, – честно ответила я, и в этот момент мне захотелось поскорее уехать от мамы в свою квартиру.
Как это все далеко от меня – дети, семья, какие-то простые ежедневные радости, вроде цветов, не к празднику, не ко дню рождения, а просто так. И куда ближе смерть, хотя о ней вроде бы думаешь еще меньше. Так, в таких вот воспоминаниях юности я и уснула, а когда проснулась и взглянула на часы, то обнаружила, что проспала целых четыре с половиной часа. Что-то мне снилось… Сны я вообще вижу очень редко (наверное, тоже связано с профессией?), а если и снятся, то моментально стираются из памяти. А вот сейчас, точно несколько мгновений назад, перед моими глазами возникла следующая картина: высоченный холм над морем, синее, нет, скорее бледно-голубое небо, по небу этому летит что-то похожее на крылатый бронепоезд, над морем летают птицы со странными головами, похожими на человеческие. И совсем не страшными, смешными какими-то, одна такая «птица» аж в шляпе была. На холме стою я, беззащитная такая, в бело-розовом платьице, босиком, стою, любуюсь всем этим сюрреализмом. Вдруг к моим босым ногам падает букетик цветов. И я точно знаю, что сегодня не праздник, не мой день рождения. Кто-то просто так решил подарить их мне, как в детском мультике, «просто так». Я наклоняюсь, беру в руки букетик, поднимаю глаза и вижу цыганского графа Мэджи. Валеру Касаткина. Он в шляпе, в цыганской накидке, без гитары, но с какой-то свирелью в руках.
– Я присяду? – спрашивает он.
– Присядь, – отвечаю я.
Граф Мэджи сбрасывает с плеч накидку, расстилает ее на траве, садится сам и тут же жестом приглашает меня. Я присаживаюсь рядом с ним и спрашиваю:
– Где ты нарвал таких цветов?
А цветы в самом деле редкие. Никогда таких не видела.
– А они сами ко мне пришли, – отвечает граф Мэджи.
– Как сами?
– Выросли у ног, отделились от земли и сами в букет сложились.
– Не верю…
– Как знаешь.
Валера начинает наигрывать на своей свирели. Странный набор звуков у него получается. И вдруг из этого многоголосья и неслаженности начинает проступать необыкновенно красивая мелодия.
– Новая песня? – спросила я, когда он закончил играть.
– Да, – ответил он.
– Про что?
– Про все. Называется «Последнее счастье».
И ведь действительно ПРО ВСЕ. Если счастье последнее – то действительно пора вспомнить про все.
– Я тебя встретил здесь, на холме на этом, – продолжает Валера, а его свирель начинает играть сама собой. – Тебе здесь хорошо?
– Я здесь счастлива! – произношу в ответ я. – Особенно с твоими цветами.
– Даже если это последнее… Последнее счастье в твоей жизни? – задает он какой-то странный вопрос.
– Почему счастье должно быть последним? Тебе хочется так назвать свою песню – это твое дело… Я не хочу ПОСЛЕДНЕЕ СЧАСТЬЕ.
– Я тоже не хочу, но уже ничего не исправить.
И он робким движением гладит мою босую ступню, нежно проводит по моей пятке и пальцам… И чувствую, что сейчас должно что-то произойти… Должно подойти к концу наше ПОСЛЕДНЕЕ СЧАСТЬЕ. А птицы со смешными головами чуть ли не благословение свое нам выкаркивают. Кружатся вокруг нас, весело им отчего-то…
Далее я проснулась. Последнее счастье испарилось, и песни с таким названием я не дождалась. Уф, надо вставать и что-то делать, блондинка спит, служба идет. А сон в скором времени забудется, как стерлась в памяти добрая сотня других подобных снов. За эти четыре с половиной часа непременно должно было что-то произойти. Я встала с дивана, подошла к зеркалу, чтобы привести себя в порядок. И только успела это сделать, как послышался стук в дверь. Я позволила войти, и в моей комнате появился самолично первый заместитель директора СВР.
– Генерал Лазарев Николай Арнольдович… Полчаса назад скончался в госпитале, – произнес он с паузами и расстановкой.
– Как произошла автокатастрофа? – только и оставалось спросить мне.
– Николай Арнольдович был за рулем собственной машины. По результатам экспертизы, не справился с управлением.
– Он ведь был отличным водителем, имел профессиональные права…
– Послушайте, Инга, ваши намеки мне понятны. Но хоть какие-то факты вы можете мне представить? Вы сцепились с Павлом Антоновичем мертвой хваткой. Он хочет уничтожить вас, вы пока обороняетесь, но готовы к атаке. Но ни у него, ни у вас ни малейших реальных фактов.
– А где сейчас Павел Антонович? – спросила я, выслушав первого зама.
– Здесь его нет, – окинув взглядом помещение, произнес первый зам. – Более того, я решил побеседовать с вами наедине.
– Мудрое решение, – дерзко отозвалась я.
– Так вот, у меня всего один вопрос к вам. Где ноутбук? Почему вы его прячете от своего руководства?
– Я не хочу, чтобы он попал в руки Павла Антоновича. Без намеков.
– Лично мне отдадите? – ничего не переспрашивая, спросил первый зам.
– Вам – да! – не задумываясь ответила я.