– И что же?
– Стихотворение, – ответила она.
Арес взял из ее рук блокнот с заказами и карандашом написал в нем две строчки. На прощанье он пообещал как-нибудь снова заглянуть на кофе. Луиза положила блокнот в карман. Она хотела прочитать, когда останется одна. Вот как-то так и началось ее ралли по шоссе, ведущему в прошлое.
Луиза заперла за собой дверь. Прошла мимо закрытого ларька Ирини – жаль, разминулись на несколько минут – и начала подниматься в горку. Надо найти Анну. В голове крутились две строчки с белой страницы:
Грезы знаменуют
отсутствие границ[44].
Из ничего сотворяется рай
Я села и записала в дневнике все, что случилось за последние дни. Теперь перечитываю и не знаю, правильные слова я нашла или нет. Получилось ли сказать то, что хотела. Это трудно объяснить. Может, потому что я и сама не все понимаю. Наверное, вышло бестолково, но ведь я просто запуталась, потому запутанно и пишу. Но есть одно, что мне кристально ясно.
Я не хочу, чтобы мой папа водился с Сумасбродкой. Он настаивает, чтобы я так ее не назвала, потому что ее, мол, зовут Луиза. И тогда меня еще сильнее распирает от злости. Ладно, говорю я ему, она Сумасбродка Луиза, и тогда наступает папина очередь злиться.
Все же до сих пор было хорошо. Но как только С. Луиза вошла в нашу жизнь, все изменилось. Папа постоянно выскакивает из дома то за табаком, то за газетами, то ради прогулки. Но я-то знаю, что он ходит в Театр. Даже не думала, что он настолько интересуется театром. Позавчера он сказал мне:
– Хочешь пригласить Афину в гости?
Сперва я чуть не подпрыгнула от радости. Это же здорово – позвать подружку домой. Но потом я поняла, что папа тем временем будет в Театре, и разозлилась.
– Что такое? – спросила меня Афина.
Я не хотела говорить, что меня раздражают папины прогулки. Ведь чего мы с ним хотели? Побольше быть вдвоем. Хотя он об этом мечтал, пока не нарисовалась Луиза. Вот так папа с его новыми знакомствами испортил мне вечер. Правда, мы отлично провели время с Афиной, и я на время забыла про все это, но потом увидела, как папа опять идет с этой бесячей, прилипшей к лицу улыбкой, и поняла, что потеряла его навсегда.
– У тебя классный папа, – сказала Афина. – Все время шутит и смеется.
Да, хотела ответить я, вот только это не мой папа. Это кто-то другой. Какой-то другой папа. В общем, я приняла решение. Я буду всем своим видом показывать, что сержусь, пока до него не дойдет, что Луиза нам не подходит. В конце концов я не выдержала и рассказала все Афине, но у нее в голове только актеры из телевизора и автографы.
– Вот это тебе повезло, – заявила она мне. – Если твой папа замутит с Луизой, ты сможешь ходить в Театр, когда захочешь. Хотя погоди, есть новость и получше. Если он на ней женится, это будет ваш собственный Театр. То есть Театр моей лучшей подружки. Как же замечательно. Я возьму автографы у всех актеров до единого.
Она все говорила и говорила, но я не слушала. Я думала над ее словами. Женится? Мой собственный папа, Арес, – и женится? Это будет предательство века. Может, я тогда вообще не скажу ему больше ни слова. Никогда. И чтобы мне не пришлось разговаривать с ним сейчас, я вышла из дома на дорогу и стала искать нашу новую кошечку, которую папа так и не назвал Гарфилдом, хоть и обещал. Пока я ее звала, подошла Горемыка Элли из дома напротив.
– Ищешь вашего нового котика?
– Нет, – ответила я. – То есть да.
– Поняла, – сказала она. – Раз и да, и нет, значит, заботит тебя что-то другое.
– Да, – подтвердила я.
– Мне нравится ваш новый котик. Напоминает моего.
Я чуть не ляпнула: «Да он же совсем непохож на Гамбито». Хорошо, что вовремя сдержалась. Иначе как бы я объяснила, откуда знаю ее кота?
– Кармен – девочка, – только и сказала я, но Элли, кажется, меня не слушала.
Видимо, и ее заботило что-то другое.
– Знаешь, я слышала, что они все-таки заберут машину Анны.
– Заберут? А ей куда деваться?
– Анне? Кто знает? Кого это волнует?
– Вас волнует.
– Да, но, видимо, этого недостаточно.
– Наверняка есть и другие.
– Раньше у нее были две лучшие подруги. Виктория и Ирини. Виктория вроде бы уже умерла. Ирини владеет ларьком на площади.
– Маленьким Раем?
– Каким еще раем? Ларьком, говорю.
– Да, этот ларек дети называют Маленьким Раем.
– Могу себе представить. Меньше, чем на рай, Ирини бы не согласилась. Она с юных лет боролась за рай на земле.
Странная штука рай. Для Мусы это страна из пурпура, золота и серебра, которую он оставил позади. Ирини всегда боролась за рай, а в итоге устроила Маленький Рай посреди площади. В Царстве Глубин сражались за рай, где все народы могли бы говорить на своих языках. Для Хасима рай – это путешествия на поезде. Что-то никак не сходится. Я все думала, думала. У каждого свой рай. У одних он далеко, у других – близко. Для Праксиллы рай – вкусная рыбешка. Для Афины – автографы актеров. Для госпожи Анны – кусты помидоров на холме. А мой собственный рай? Какой он? Я стала думать еще. Думала много. Мне в голову приходили всякие смешные штуки. Игры с Хасимом, папины истории, мороженое, а потом крылатые сандалии, про которые рассказывала моя учительница. Я думала о чем-то маленьком, о чем-то микроскопическом и даже о чем-то почти неуловимом. Наконец, тщательно обдумав все с разных сторон, я решила, что даже из ничего сотворяется Рай[45].
Я всегда буду мечтать о глупостях[46]
Роза решила, что ей нужно что-то сделать для Анны. Причем как можно скорее. Она захлопнула блокнот – все равно ей так и не удалось ни в чем разобраться – и отправилась к Маленькому Раю. Она нашла госпожу Ирини в центре площади. Та громко говорила и размахивала руками, а вокруг нее толпились люди. Роза села на лавочку неподалеку от них. Они говорили, что муниципальные власти решили благоустроить площадь. Роза слушала и не понимала, это хорошо или плохо. Одни говорили, что от этого район похорошеет, другие – что все здесь зальют цементом, как и остальные площади в Афинах.
Кто-то закричал: «Ларек!» – и госпожа Ирини побежала к Маленькому Раю. Роза подождала, пока она освободится, и подошла к ней.
– Доброе утро.
– Доброе утро, малышка Роза. Что у тебя такое стряслось на днях, что ты мимо меня пронеслась и даже не поздоровалась?
– Я пришла поговорить с вами об Анне, – сказала Роза, будто не услышав вопрос.
– О какой Анне? О моей Анне?
– Об Анне, которая живет в машине рядом с нашим домом.
– Да, получается, о моей Анне.
– Приходили полицейские и задавали вопросы, а госпожа Элли из дома напротив мне сказала, что машину вроде бы заберут.
– Когда-нибудь это должно было случиться.
– Да, но что будет с госпожой Анной?
– Переберется ко мне. Я ей тысячу раз об этом говорила, но она никого не слушает. Всю жизнь поступает по-своему. Ну, какая есть. Одаренные люди склонны носом крутить. Нельзя же просто взять и зажить как обычный человек. Если б ты только знала, как она играла… Ее руки порхали по клавишам. Любой слушал ее как зачарованный. Она занималась часами, порой даже сутками. Забывала есть, спать. Когда мы надолго ее теряли, мне приходилось примерять роль взломщицы. Сколько раз я разбивала окна, чтобы влезть в ее дом, – а там Анна за фортепиано в полном забытьи. Я рыскала по шкафам, чтобы найти хоть какую-то еду и приготовить ей поесть, но везде было пусто. Мне ничего не надо, говорила она. Скажи, вот такой человек – он может быть обычным? Но миру нужны обычные люди. На всех остальных ему наплевать.
– Я бы очень хотела послушать, как она играет. Я считаю, раз она так прекрасно играла, быть необычной для нее – это достоинство.
– Как чудесно ты говоришь, малышка.
– Может, если Анна снова начнет играть, то она не будет слишком сильно переживать из-за машины?
– Как ты сказала, Роза? Повтори-ка. Мне кажется, ты права.
Ирини внимательно на нее посмотрела, но Роза не поняла почему. Она вспомнила, какой была Анна в первый и единственный раз, когда они встретились. Пальцы в разодранных перчатках. Роза даже испугалась, не о разных ли людях они с Ирини говорили все это время. Возможно ли, чтобы эти боязливые пальцы зачаровывали мир?
– Не знаю, но что, если госпожа Анна снова начнет играть? – повторила она. – Может, она опять обо всем забудет, как только коснется клавиш?
– Хорошо, малышка, ты подала мне идею. Спасибо тебе. Если увидишь Анну, скажешь ей, что я ее ищу?
– Да, – ответила Роза, хотя не очень-то верила, что ей удастся встретить Анну.
– Хотя погоди-ка. Посидишь пока в ларьке? А я сама к ней схожу.
– Да, – вновь ответила Роза, но Ирини опять передумала.
– Ай, ладно, в такой час она все равно не в машине. У меня есть идея получше. Сделаешь мне маленькое одолжение? Можешь сходить в дом Виктории – тот, что напротив, – и передать сообщение?
– Да, – снова сказала Роза. Ирини, согнувшись, копалась в недрах ларька. – А какой из них дом Виктории?
– Ой, это я привыкла, что все тут всё знают. Вон тот красный дом. Ну, Театр. Сходи и скажи Луизе, что я ее зову. Пусть идет сюда пошустрее.
Роза ничего не поняла, но трудно было придумать задание хуже этого. Чтобы она пошла в Театр? Чтобы поговорила с Сумасбродкой, которая хочет забрать у нее и папу, и Карлито?
Вот бы Роза могла просто исчезнуть. Вот бы у нее не появлялась эта дурацкая мысль прийти и рассказать все госпоже Ирини. Вот бы она сегодня вообще из дома не выходила. Пятьдесят шагов, пятьдесят «хоть бы пронесло» насчитала Роза, пока все-таки не оказалась у Театра. Она застыла снаружи, глядя на дверь.