По мнению Тэсси Ригана, разговор принимал чересчур серьезный характер, и он придал ему другое направление, как всегда сопровождая свои слова густым добродушным смешком:
— Официальная цена на золото, может быть, действительно десять фунтов пятнадцать шиллингов три пенса за унцию, а янки покупают его по тридцать пять долларов. Однако всем и каждому известно, что в Сингапуре или в Индии можно получить тридцать фунтов за унцию, а во Франции и все сорок четыре фунта. Шпики сбились с ног, стараясь изловить ребят, которые переправляют золото за океан.
— Я знал одного из этих парней — у них была обогатительная установка в зарослях, где-то в окрестностях Биндули, — усмехнулся Тупая Кирка. — Они добывали не одну сотню унций в неделю, и никто их не беспокоил. Но как-то их все-таки накрыли шпики, а они только что добыли четыреста унций.
— Дэн Майлз, молодой лесоруб, рассказывал мне, что он на днях едва не влип в историю, — сказал Динни, с легкостью отвлекаясь от серьезных тем, которыми явно пресытился Тэсси Риган. — Он вез свежесрубленный молодняк и не хотел попадаться на глаза лесничему. С ним был старый серб. Они заплутались в чаще и как-то проглядели выезд на дорогу. Тогда они двинулись по колее, оставленной грузовиком, полагая, что она выведет их на дорогу, и напоролись прямо на обогатительную установку с полным тигелем только что выплавленного золота. Ребята, которые там работали, как видно, смылись, когда затарахтел грузовичок Дэна. Старик-серб не мог допустить, чтобы золото валялось так, безо всякого присмотра, — он решил прихватить его с собой.
«Даже не прикасайся! — сказал ему Дэн. — Если только ты его тронешь, тебе несдобровать: либо ребята хозяева этой установки, либо шпики — уж кто-нибудь до тебя доберется».
Словом, Дэн поскорее смотался оттуда, рассудив, что самое для него лучшее — забыть, что он вообще видел там золото. Он повернул назад по своим следам и кое-как разыскал дорогу. В город он вернулся около полуночи, высадил старика-серба и отправился домой.
Но ребята — владельцы установки — сидели, оказывается, в зарослях и наблюдали за Дэном и его спутником, когда те подъезжали туда на своем грузовике. Решив, что старик-серб может их выдать, они явились к нему и вошли с ним в сделку — уговорили его помочь им перевезти их установку на другое место. А дня два-три спустя к Дэну нагрянули гости. Представляете, что было с ним, когда, вернувшись как-то домой, он узнал, что у него уже раз шесть побывали шпики и до смерти напугали его жену своими расспросами. На следующее утро Дэн сидел дома и ждал шпиков. Все ставни на улице были в тот день подняты, и все соседи Дэна видели, как он задал жару шпикам за то, что они беспокоят его супругу.
Шпики сказали, что они поймали парней, которым принадлежала установка, а вместе с ними застукали и старика-серба — он как раз явился помочь им перебраться на другое место. Они тоже сидели в кустах, с биноклями, и видели, как Дэн подъехал туда на грузовике; теперь им нужно было, чтобы он выступил свидетелем.
«Я еще не сошел с ума, — сказал Дэн, — чтобы помогать приисковым шпикам сажать наших ребят за решетку».
«Счастье твое, что ты не трогал установку, а то мы бы и тебя притянули», — сказали ему шпики.
Словом, Дэн был рад радехонек, что у него хватило ума ничего там не трогать, хотя, казалось бы, чего ему было бояться — в такой чаще, за много миль от всякого жилья.
— А что это толкуют насчет старого Спиндлбери? — спросил Стив.
— Спиндлбери, управляющего банком? — весело подхватил Динни. — Он получил наконец по заслугам. Ты же знаешь молодого Перси Даттаг — славный такой паренек с сухой ногой. Он работал на участке неподалеку от Желтого Пера. Дела у него шли туго, и он залез в долги. Тогда он сделал заявку на обогащение золотоносного песка. Вот тут его и подцепил этот самый Спиндлбери: предложил ему обогащать для него руду по тридцать шиллингов за тонну и сдал в банк на имя Перси две тысячи унций, пообещав выручить его, если начнут дознаваться, откуда у него золото.
Когда шпики пожаловали к Перси на его участок, они увидели, что он обогащает руду, а не песок. Докопались и до счета в банке, и тут Спиндлбери от него отступился. Перси арестовали и упрятали в тюрьму за эти две тысячи унций. А жена его в это время была на сносях. Она и давай ругать Спиндлбери за то, что он так поступил с ее мужем. И полиции от нее досталось на орехи: они-де преследуют только маленьких людей, а крупных мошенников покрывают. Пришлось полиции в конце концов заняться делишками этого Спиндлбери, и он тоже понес наказание.
— Ребята говорят, что среди полицейских встречаются иногда порядочные люди, — хмыкнул Тэсси. — А кое-кто из полиции и сам замешан в этих делах.
— Сейчас золотом стали заниматься форменные бандиты, — отозвался Тупая Кирка. — Никогда не знаешь, что они могут выкинуть. Взять хотя бы этого парня, которого вздернули в Перте за убийство женщины: он ведь из той же шайки. Говорят, он еще хватил по голове какого-то человека, который хотел продать ему в глухом переулке слиток, и удрал с его золотом.
— Никогда у нас не сажали столько народу за кражу золота, как сейчас, — задумчиво заметил Динни.
— И никогда не было такого количества несчастных случаев на рудниках, — присовокупила Салли.
— Открывают старые рудники. И неопытные новички рискуют жизнью, опускаясь в заброшенные шахты.
Это было известно всем, и хотя Стив не работал больше в забое, он рассуждал как старый рудокоп, которого не могла не тревожить судьба его товарищей, добывающих золото под землей.
— Во время войны многие выработки даже на крупных рудниках пришли в ужасное состояние. А теперь хозяева стараются повысить добычу и думают не о ремонте шахт, а только о том, как бы побольше выбрать золота.
— Да уж, что верно, то верно, — горячо поддержал его Шорти.
— А я вам вот что скажу: есть участки, на которые все махнули рукой, а они опять показали себя. — Тэсси не так-то легко было обескуражить: неистощимый оптимизм старателя-пионера заговорил в нем. — Взгляните на Дэйдоун, на Кулгарди! Пусть меня повесят — разве Кулгарди не считался мертвым городом по меньшей мере двадцать лет подряд? А видите, как он сейчас процветает! Агенты компаний кричат, что залежи на Золотой Миле только чуть тронуты сверху.
Слова Тэсси раззадорили и Тупую Кирку.
— Вот Маунтен-Вью в Дэйдоуне ведь совсем рядом со старым Фингалом, а месяца два назад там выработали шесть тонн руды, примерно на восемьдесят тысяч фунтов стерлингов. Новые изыскательские работы на Маритане показали на большой глубине богатые залегания. На Призе возобновили разработки. Маунт-Шарлотт и Северный тоже уже приносят неплохой доход. И на Лоулерсе и Кукини работа идет удачно и были ценные находки. — Тупая Кирка перечислял все это с таким видом, словно ни на одном руднике не обошлось без его участия.
— А что вы скажете о жиле, на которую напоролся Камилло Регензани у Паркеровых холмов? — подхватил Тэсси. — Он валандался там около месяца и все не видел ее. Решил, что делать тут ему больше нечего, свалил всю взрывчатку, какая у него оставалась, в один шпур и хотел уже вытаскивать столбы. А когда оглянулся на свой шпур после взрыва, она, голубушка, тут как тут — сияет и сверкает, подмигивает ему. Этим последним взрывом Кам снял покрывающую породу с богатой жилы. С тех самых пор он трудится над ней, и дела у него идут неплохо.
— Совсем как в старые времена, — заметил Динни, явно желая сделать приятное Тэсси.
— Да какие там старые времена! — с досадой воскликнула Салли, которую всякий раз раздражало, когда Динни со своими приятелями начинали предаваться сентиментальным воспоминаниям. — Это — новые времена, и об этом не мешает помнить. Что-то еще принесет рудокопам и вообще всем нам на приисках это возрождение золотопромышленности… и кризис, который не за горами?
Глава XXXIX
Вскоре после Нового года Салли получила письмо от Пэт, в котором та сообщала, что выходит замуж за майора Антони Джефферсона Дэккера.
«Не думайте, что я вычеркнула из памяти Билла, — писала Пэт. — Я никогда никого не буду так любить, как его. Тони это знает — он видел, как я была одинока и несчастна. Но он так долго и терпеливо уговаривал меня выйти за него замуж, что я в конце концов уступила. Почему — я и сама не знаю, должно быть, потому, что так проще.
Я уезжаю в Нью-Йорк с первым пароходом, и мы с Вами, вероятно, больше не увидимся. А может быть, Вы и не захотели бы меня видеть. Пэм вне себя от того, что я выхожу замуж за Тони и уезжаю в Америку. Говорит, что я пустоголовая вертушка, что рабочее движение мне надоело, надоела мелкая будничная работа, с которой я никогда не справлюсь. Пожалуй, она права. Мне самой кажется, что я предаю Билла, что я словно прячусь в кусты. Хорошо хоть, что он никогда этого не узнает, что это уже не может причинить ему боль».
— Ее нельзя винить, — задумчиво проговорил Динни, когда Салли дала ему прочесть письмо Пэт. — Она молода, ей тоже хочется немножко счастья.
— Я не враг ее счастью, — сказала Салли. — Но будет ли она счастлива?
— Многие забывают сейчас, что они говорили во время войны, — заметил Динни. — Сколько таких, что сложили оружие, перестали защищать дело, за которое боролись.
— О господи! — не выдержала Салли. — Неужели Билл зря отдал свою жизнь? Неужели все эти юноши, которые считали, что они борются за народ, за лучшую жизнь, погибли даром? Как подумаешь, что все уже забыто — весь этот невиданный героизм и неслыханный ужас войны, — как подумаешь, сколько было предательств, так просто с ума сойти можно!
Салли не сомневалась, что Пэт искренне любила ее внука. Пэт верила, что будет счастлива с ним и они будут жить и работать рука об руку. Но без Билла продолжать его работу оказалось ей, видимо, не под силу. Салли от души желала, чтобы девушка вышла замуж; она сама говорила Пэт, что любовь к Биллу не должна мешать ей устроить свою судьбу с кем-нибудь другим, кто придется ей по сердцу. Она хорошо понимала одиночество и душевную опустошенность, которые заставили Пэт воздать должно