Отказ Исмагила от Актюбы обеспокоил Юсуфа — будет все время дышать в затылок. Но то, что для сына нашлось приличное место, обрадовало его. «Пускай, — решил, — не бередит тут душу, пусть себе ханствует там. Только глаз с него нельзя спускать, придется подсылать к нему надежных мурз».
Знает все это Ядкар-мурза, всю подноготную дворцовой жизни знает. Поэтому возлагает теперь большие надежды на Актюбу. Конечно, немалая честь — быть приближенным властителя орды, но при нем ты — лишь тень, а при Галиакраме, хоть он и сын великого мурзы, сильная личность может стать хозяином положения.
Может быть, он уже во время этой поездки потормошил бы Актюбу, показал себя. Но в пути услышал Ядкар-мурза от встречного новость: как раз в тех краях, куда он направляется, разъезжает важный турэ. Это встревожило его.
— Что за турэ? Кем послан? По какому делу?
— Из Кашлыка[11] послан ханом Кучумом. Имя турэ — Байынта, — отвечал встречный.
Это сообщение дало мыслям посланца великого мурзы новое направление. Вот что было любопытно: отца сибирского хана Кучума звали тоже Ядкаром! Ядкар-мурза, чуть ли не всю жизнь промечтавший об имянкалинском троне, занятый осуществлением планов овладения им, прежде о Сибирском ханстве всерьез не задумывался. Он знал, конечно, что существует где-то далеко такое ханство, что живут там люди, многими чертами схожие с подданными Ногайской орды, часто слышал и имя кашлыкского хана, но как-то это в одно ухо влетало, в другое вылетало, не затрагивая его внимания — и без того забот и хлопот хватало. А теперь вот Ядкар-мурза заинтересовался, переспросил:
— Кем, говоришь, послан?
— Кучум-ханом.
— И зовут его?..
— Байынта.
И возникло у Ядкара-мурзы ощущение, что кашлыкский трон совсем близко, хоть подойди и сядь на него. Его это ощущение развеселило. Обнажив в улыбке свои кабаньи клыки, он продолжал расспрашивать:
— С войском пришел этот Байынта или просто путешествует? Цель у него какая?
— Трудно сказать, достопочтенный мурза. Но раз он послан ханом, неспроста, наверно, ездит. Кроется, наверно, за этим что-то. Хитрость какая-нибудь.
— Один он или следуют за ним сопровождающие?
— Опять же не могу сказать точно, сам не видел. Однако, раз он — турэ, должны быть при нем охранники и слуги. И воины должны быть на всякий случай, не иначе…
Ядкар-мурза мысленно перебрал своих сопровождающих: охранники чутки, слуги проворны, воины искусны и злы — готовы, подобно волчьей стае, накинуться хоть на отару овец, хоть на людей. Сила у него немалая, пусть его путь и путь загадочного посланца сибирского хана пересекутся. Вперед! Ядкару-мурзе какой-то там Байынта-турэ не страшен. Не избегать встречи надо, а искать ее. Да-да! Но не ради схватки, а… Мурзу захватила неожиданная мысль: через этого Байынту вступить в связь с Кучум-ханом, привлечь его на сторону противников царя Ивана и тем самым оказать орде неоценимую услугу. Ядкар-мурза почувствовал себя настоящим послом, выражающим волю державы.
Владения Ногайской орды и владения Сибирского ханства какой-либо чертой не разграничены. Иные башкирские племена даже не знают, кому они подвластны. Платят ясак то баскаку великого мурзы, то баскаку сибирского хана — кто первым подоспеет. Или, коль повезет, никому не платят. Цель Байынты, видимо, заключается в том, чтобы укрепить власть хана на землях, прилегающих к Уралу с восточной стороны. Тут его интересы и интересы Ядкара-мурзы схлестываются. Но можно этими интересами пока пренебречь ради большого выигрыша. Можно пока не трогать племена, которые встретятся в пути — не стоит их злить до того, как будет достигнуто задуманное, решил Ядкар-мурза.
Однако не скоро он вышел на след посланца Кучум-хана.
Разыскивая Байынту, он поднялся к верховьям Яика. Башкиры, называвшие себя китайцами и куаканцами, а также обитатели племен помельче, вроде Кубаляка и Тиляу, были несколько удивлены необычным поведением хорошо вооруженных людей из самого Малого Сарая. Они не наносили ущерба хозяйству, не отбирали скот и имущество, а потому не возникала необходимость в отпоре им. Ядкар-мурза лишь расспрашивал, какие дальше живут племена, и при одном из разговоров услышал о племени Тамьян, которое появилось в этих краях не так давно в плачевном состоянии, но благодаря сплоченности быстро оправилось.
Сообщение это взволновало Ядкара-мурзу, он даже слегка привскочил в седле. «Вот куда непременно придется заглянуть! Наконец-то проучу я их!» Он тут же направился бы к новому месту обитания тамьянцев, если б не пересилило желание встретиться с Байынтой. Коль уж потратил столько времени на поиски посланца сибирского хана, повернуть в другую сторону, не повидавшись с ним, было бы равносильно отказу от охотничьей добычи, которую оставалось только подобрать.
Ядкар-мурза разослал по разным направлениям конных гонцов. Одни из них разведали берега озера Чебаркуль, другие добрались до долины Миасса, третьи побывали у склонов Иремели. В конце концов обнаружили Байынту на стоянке у подножья горы Атас.
Байынта ногайских гонцов не принял, решил — какие-нибудь бродячие грабители, имя Ядкара-мурзы ничего ему не говорило. Потом он все же встревожился, но со стоянки не снялся, лишь поднял на ноги своих утомленных походом, не успевших насладиться отдыхом воинов и принялся ждать, что последует дальше. Он, конечно, предпринял это путешествие не один, с ним действительно были и охранники, и слуги, и воины — все при оружии.
Ядкар-мурза посылать к нему кого-либо еще для предварительных переговоров о встрече не стал. Обрадовавшись, что тот, кого он искал, наконец найден, он сел на коня, заторопил свою свиту:
— Живей, живей!
Два вооруженных отряда встретились в конном строю и остановились в некотором отдалении друг от друга. Ядкар-мурза выехал с двумя телохранителями вперед, Байынта сделал то же.
— Ассалямагалейкум! — крикнул Ядкар-мурза.
— Вагалейкум ассалям!
— Я — посол великого мурзы ногайцев.
— Слышали.
— Я послан повелителем ногайцев для наведения порядка в здешних башкирских племенах.
— Здешние башкирские племена подвластны Сибирскому ханству.
— Нет, достопочтенный, здесь — владения Ногайской орды!
— Кто это сказал?
— Я говорю. По повелению великого мурзы Юсуфа.
— Для великого хана Сибири Кучума слова ногайского мурзы — не указ!
Выкрикивая это, Байынта несколько раз взмахнул копьем, показал, что готов вступить во имя своего повелителя в поединок. Ядкар-мурза, привыкший брать верх в тайной борьбе, а не в открытых схватках, скажем, на поясах или в рукопашных боях, вступить в поединок не мог. Против дородного и, судя по всему, искусного в бою Байынты он был попросту неповоротлив и, значит, слаб. Но слабость свою он тоже не мог показать, поэтому, стараясь выглядеть человеком, не раз вступавшим в такие поединки, ответно взмахнул копьем. Байынта, будто этого только и ждавший, тронул каблуком коня. Его аргамак скакнул вперед. Ядкар-мурза, напротив, осадил своего коня назад и пронзительно закричал:
— Коль дорога тебе жизнь, не трогайся с места!
— Принимай бой! Иль трусишь?
— Мне жаль тебя, Байынта! К тому же, коль я лишу тебя жизни, кто предстанет перед твоим ханом, чтобы передать ему важную весть?
Байынта вернул коня на прежнее место.
— Что за весть?
— Прости, достопочтенный, то, что предназначено для ушей хана, не сообщают всем. Приглашай в свою юрту.
— Что ж, тогда спешимся.
Байынта соскочил с коня, кинул повод телохранителю и неторопливо пошел в сторону Ядкара-мурзы, которого должен был теперь встретить в качестве гостя. Ядкар-мурза, как обычно, сполз с седла с помощью слуг и двинулся, сопя, ему навстречу. Только что петушившиеся посланцы двух повелителей поздоровались, подав друг другу руки.
В походной юрте Байынты, когда они остались с глазу на глаз, речь шла о московском царе, усиливающем нажим на Казанское ханство. Ядкар сообщил, что его поездка связана с необходимостью создать войско, способное противостоять этому нажиму.
— Царь Иван хочет проглотить Казань, — говорил он, прихлебывая кумыс. — Коль он возьмет Казань, то придет на ногайские земли. Не устоит орда — потянется к Сибири. Надо остановить его! Дать ему хорошенько по зубам! Ежели выступим все вместе, укоротим ему руки.
— Это и есть твоя важная весть?
— Что может быть важней этого?!
— В твоих словах, достопочтенный, ничего нового для Кучум-хана нет. У русы до нас не дотянутся. А коль Казань с ордой проявят слабость и царь Иван покусится на Сибирь, то пожалеет об этом. Наш хан сумеет взять его за горло.
— Дай аллах! Но следовало бы сделать это сейчас.
— Каким образом?
— Пусть хан сибирский пошлет нам коней. И воинов пошлет — при оружии, с копьями, сукмарами, луками и стрелами.
Байынта молчал в раздумье. Воспользовавшись его молчанием, Ядкар продолжал:
— Пусть не жалеет коней. Пять тысяч пусть пришлет, десять тысяч! А воинов…
— Воины потребуются нам самим. Это хан не примет. Коней, может быть, пошлет, коль найдет нужным.
— Побольше!
— Сколько — он решит сам.
— После победы мы рассчитаемся. Даст аллах, вернем вдвое, втрое больше.
— Великое Сибирское ханство, достопочтенный, нужды в конях не испытывает.
— Доведи до хана: беспечность опасна. Царь Иван и силен, и хитер. Он уже засылает лазутчиков и в вашу сторону.
— Лазутчиков? К нам? Кто их видел?
— Лазутчик на то и лазутчик, чтоб не попадаться на глаза.
— Но кто-то, должно быть, видел. Иначе, достопочтенный, ты не говорил бы об этом.
— Посланец царя Ивана побывал в нескольких хорошо знакомых мне башкирских племенах.
— Схватили его?
— Он скользкий, как налим. Не сумели схватить, выскользнул из рук. Оказывается, он сейчас в этих краях.
— В этих краях? Где?
— В племени Тамьян.
— В племени Тамьян? Но ведь оно появилось здесь совсем недавно, не успело еще обустроиться. До того ли тамьянцам, чтобы принять подозрительного чужака?