— По нашему следу идет какое-то войско!
— Откуда тут может взяться войско да еще ночью?
— Не знаю, мурза, — ответил дозорный. — Похоже на войско. Все на конях и с оружием.
Ядкара вдруг охватил страх, душа в пятки ушла: возможно нападение! Более всего на свете не любил он ввязываться в бой. Посмотреть на схватку со стороны — пожалуйста, а чтоб самому лицом к лицу схватиться с врагом — нет уж! Он вскочил и, успокаивая самого себя, подумал вслух:
— Наверно, это какая-нибудь свора грабителей. Войско движется только днем.
Но грабители — не грабители, а на всякий случай надо приготовиться к встрече. Коль нападут, куда денешься? Войско, по крайней мере, придерживается хоть мало-мальского порядка, можно предугадать его действия. А для бродяг, бандитов никаких законов, никакого порядка не существует. Эти даже опасней!..
Мурза тут же поднял на ноги своих охранников и воинов. Пока те отыскали своих отпущенных на выпас коней и оседлали их, пока собрали разбросанные вещи и оружие, прошло порядочно времени. Между тем преследователи приблизились, уже слышались в темноте конский топот, крики, свист.
Ядкар приказал двум своим гонцам:
— Попробуйте узнать, что за люди.
Гонцы вернулись без ясного ответа.
— Мы покричали им, кто такие, — не говорят. Сами спрашивают, кто мы такие.
— Сказали им?
— Нет. Раз они не говорят, мы тоже промолчали.
— Сообщите им, что здесь расположился могущественный мурза Ногайской орды Ядкар! Скажите — с войском. Пусть не путаются тут.
Но и это ни к чему определенному не привело. Гонцы мурзы услышали в ответ хохот и воинственные возгласы. Ядкар при таких обстоятельствах счел за лучшее быстренько сняться с места, уйти куда-нибудь, оторваться от неведомого противника.
— Уходим! — объявил он, стараясь скрыть растерянность. — Я не хочу тратить силы моих воинов на случайную схватку!
Только тронулись — загадочный враг двинулся следом. Один из воинов, выполнявший обязанности хвостовых дозорных, прискакал к Ядкару.
— Мурза-агай, те не отстают от нас.
— Как не отстают?
— Держатся примерно в ста шагах.
Ядкар неожиданно для самого себя закричал:
— Быстрей! За мной!
Он сильно ударил каблуками в бока своего аргамака, конь скакнул вперед, едва не сбросив седока, понес галопом. Проскакав какое-то время, Ядкар перевел его на рысь, кинул скакавшему рядом охраннику:
— Узнай, едут или отстали.
Охранник еще не успел развернуть коня, как Ядкар сам услышал: преследователи с гиком, свистом догоняли их.
— Не останавливаться! — крикнул Ядкар и снова бросил аргамака в галоп.
Охранники и воины устремились за хозяином, все более впадая в панику. Так мчится обезумевший с испугу табун. Кони в темноте спотыкались о неровности почвы, и кто-то, не успев и охнуть, вылетал из седла, кто-то, затаптываемый, оглашал степь душераздирающим воплем. Иные, опасаясь такого же конца, сворачивали в сторону от этой ошалевшей толпы и, оторвавшись от нее, исчезали во тьме. Ядкару-мурзе не приходило в голову остановиться, чтобы навести порядок, подобрать упавших или хотя бы дождаться отставших, не до того было. Единственно, о чем он думал — доскакать до какого-нибудь леса или уремы и скрыться среди деревьев.
Если бы он знал, что преследование затеяла из озорства ватага егетов — всего-то человек десять, если бы, тем более, знал, что возглавляет ее молодой предводитель кыпсаков Карагужак, то ему не составило бы труда прихлопнуть дерзкую ватагу. Карагужак свое имя его людям не назвал, зато, услышав имя мурзы, воодушевился: «Вот случай проучить его за нападение на кыпсаков, за мою рану!»
Прикинув возможность налететь на стоянку мурзы, Карагужак, человек неглупый, тут же и откинул эту мысль. Силы были явно неравны, может быть, — один к десяти. Дождаться утра, вызвать мурзу, согласно обычаю, на поединок? Это было приемлемо. Но люди мурзы повели себя трусливо, кричали издали, пытаясь выяснить, с кем имеют дело, и насмешили этим егетов Карагужака, а потом мурза вдруг поднял своих людей и увел. Карагужак сначала подосадовал — не пришлось взять злодея за горло в честном поединке, но догадавшись, что тот попросту испугался, решил созорничать.
Бывает, маленькая кошка обращает в бегство громадную собаку, напугав ее своим визгом. Егеты Карагужака постарались произвести как можно больше крика-визга. И тут уж не как собака от кошки, а как овечья отара от волка, помчалось славное воинство Ядкара-мурзы. Предводитель кыпсаков был удовлетворен: хоть и не победу одержал, а все же взял верх над силой, во множество раз превосходящей его ватагу.
Лишь на рассвете, свернув в небольшую урему, Ядкар-мурза перевел дух и обнаружил, что потерял многих своих воинов и слуг. Даже двух своих телохранителей не досчитался. Одни, вылетев из седел и приняв смерть под конскими копытами, остались лежать в степи, другие, оторвавшись от своих, ускакали невесть куда.
Преследователей не было видно. Неожиданно появившись, так же вдруг они и исчезли. Будто из земли возникли и в землю ушли.
Только убедившись, что более никто и ничто не нарушит спокойствия, Ядкар-мурза сполз с седла на землю. Дали коням немного отдохнуть, сами подкрепились, не разжигая костров, и невесело, точно плененное войско, уже не торопя коней, двинулись дальше, в сторону Актюбы.
15
Карагужак, погостив у тамьянцев, возвращался домой. Как только зажила его рана, полученная в схватке с войском Акназар-хана, он решил отыскать Шагалия, оказавшего добрую услугу не только ему самому, но и всем кыпсакам.
Первым делом надо было установить, где выбрало себе место обитания племя Тамьян, тогда, само собой, найти Шагалия не составило бы труда. Карагужак намеревался вернуть оставленный им драгоценный залог, — возможно, Шагали сочтет необходимым показать послание царя Ивана еще кому-нибудь.
Карагужак не мог покинуть племя надолго — времена тревожны, в мире не все благополучно.
Поэтому сначала он послал за Урал нескольких надежных егетов из своих разведчиков. Егеты узнали, где остановились тамьянцы, побывали в племени, повидались с Шагалием, передали ему привет от Карагужака и приглашение в гости.
То ли Шагали принял это за обычное выражение вежливости, то ли не захотел разлучаться с близкими, от которых так долго был оторван, то ли помешало ему что-то непредвиденное, — в гости он не приехал. Карагужак, выждав немного, снарядил к нему гонца с повторным приглашением. Но и на этот раз друг не приехал — велел передать «спасибо» и приглашение самому Карагужаку.
Предводитель кыпсаков оказался скорым на подъем. Оставив батыров охранять покой племени, он выбрал себе в спутники десяток юношей, и ватага эта, погоняя предназначенный в дар тамьянцам скот, отправилась за Урал. Подоспели как раз ко дню, на который Шакман-турэ по случаю передачи власти сыну назначил празднество.
Увидев, что гости прибыли не с пустыми руками, Шакман, как это свойственно людям пожилым, расчувствовался, а когда пригнанные кыпсаками коровы и овцы присоединились к его небольшому теперь стаду, даже прослезился.
— Должно быть, ямагат, мы не погрешили против установлений Тенгри, он наградил нас за верность заветам предков, — проговорил он, утирая слезы.
— Верность эту сын твой подтвердил на поле битвы, и Тенгри тому свидетель, — сказал в ответ Карагужак. — Я был в долгу перед Шагалием и перед небесами. Примите этот скот как чистосердечный дар. Да расплодится он в ваших новых владениях и поможет восполнить то, что вы потеряли, перебираясь сюда!
— Есть еще на свете настоящие егеты! — воскликнул Шакман, обнимая гостя. — Не перевелись на башкирской земле добрые люди!
Таким образом, на этот день выпала двойная радость. После долгих дорожных мытарств, после тяжкой зимы, пережитой на новом месте, племя получило наконец возможность сбросить с себя груз душевной усталости. Соскучившийся по увеселениям народ всколыхнулся. Молодежь с упоением занялась устройством различных игр, состязаний в силе и ловкости, скачек — какой же праздник обойдется без байги! Старики ударились в песнопения и беседы о минувшем. И, как часто бывало прежде, у горы Акташ, в котлах, подвешенных над кострами, распространяя дразнящий запах, варилось мясо. У праздничных скатертей стояли кадки с кумысом.
Более всех был взволнован Шакман. Безмерно гордый тем, что у его сына появился такой прекрасный друг, он твердил, обращаясь к акхакалам:
— Младший сын оправдал мои надежды! Судьба племени, почтенные, в надежных руках!
При этом он не отходил от Карагужака. Оказывая ему знаки внимания, рассказывал, что пережили тамьянцы. Времена, говорил Шакман, ныне нелегкие, забот о племени стало невпроворот, и как хорошо, что вернулся Шагали! Чрезмерная словоохотливость старика даже притомила гостя.
Воспользовавшись тем, что Шакману понадобилось заглянуть в юрту, Карагужак шепнул Шагалию:
— Я привез с собой оставленный тобой залог. Хочу вернуть его, как бы сделать это без лишних глаз?
— Какой залог? — не сразу понял Шагали. — A-а, ты о том письме…
— Да-да! Я берег его и вот, пока, думаю, жив-здоров, надо-ка вернуть…
— Показал еще кому-нибудь?
— Нет. Правду сказать, не решился. Не простое ведь письмо. Притронешься — руку обжигает, начнешь читать — сердцу жарко.
— Потому я и оставил его тебе, что не простое…
— Благодарю за доверие! Я переписал письмо. Для себя. А это, думаю, может тебе понадобиться.
— У меня есть такое же. Оставь то у себя, выпадет случай — отдашь надежному человеку. Ты ведь с Бурзяном живешь рядом и до усергенцев от вас недалеко…
Вернулся Шакман, помешал Шагалию досказать свою мысль, секретный разговор двух молодых предводителей прервался. Вскоре вниманием и хозяев, и гостя завладел праздничный майдан: там разгоралась байга[12]. Но досмотреть ее до конца не довелось.
Получилось точно так же, как при первой женитьбе Шагалия. Только было, завершив борьбу на поясах и встретив бегунов, выпустили на конях мальчишек-наездников, как напротив майдана, на пригорке, появилась толпа вооруженных всадников. Стало не до состязаний, внимание всего племени обратилось туда.