— Что, не узнаёшь? — подхожу ближе, продолжая улыбаться, и подсказал: — Щипала гуся — вся боюся.
И лекарка, наконец, меня узнала.
— Ох! Братушки — воробушки! Проклюнулся! Прилетел, лебедь, с тёплых берегов! — Ульяна от избытка чувств тоже улыбнулась. — Тебя, балбес, уж не то похоронили, не то пропавшим объявили.
Я кивнул:
— Да, было дело. Где Оли?
Ульяна рассмеялась.
— Эх, молодёжь! Пошли! Ждёт тебя, твоя Оли!
И мы пошли. Ульяна сбивчиво рассказывала об их с Олимпией общей судьбе. Как их обеих доставили в какой-то особняк. Как нанятый лекарь спустя рукава лечил Олимпию, и как Ульяне, тоже восстанавливающийся после ран приходилось выхаживать волчицу. Вот говнюк. Специально искать не буду, его если он мне попадётся, сдерживаться не стану. Ещё Ульяна коротко рассказала о побеге и совсем коротко о том, как они оказались здесь.
— А письмо? — вспомнил я.
— Какое? — не поняла лекарка.
— Я написал Оли письмо, — впрочем, можно было догадаться. — Значит, обманули.
Ульяна рассмеялась.
— Судя по интонации, кое-кому предначертано испытать на себе все прелести холодной хорошо подготовленной мести!
Хмыкнул, но развёл руками.
— Генерал теперь на нашей стороне, вовремя переобулся.
Женщина посмотрела на моё лицо, и в глазах её заиграла хитринка.
— Ой, передо мной-то не рисуйся, филин деревенский. Я-то вижу, что ты сдерживаться не будешь, если вы с этим индюком встретитесь на кривой дороге жизни ещё разок.
Ни подтверждать, ни опровергать её слов я не стал.
Мы дошли до одного из крайних домов, от которых до карьера оставалось меньше сотни шагов. Добротный и одновременно обычный для городка дом, в окнах свет, труба пыхтит дымными барашками. Я уже не слушаю, что там тараторит Ульяна. Открываю дверь.
Среди калейдоскопа запахов замечаю один знакомый, привлекающий внимание. Прохожу короткий коридор и заглядываю в комнату. Моя волчица сидит в кресле и читает книгу. За её спиной целая полка с книгами, вообще-то, ещё большая редкость в этом мире. Оли в штанах и растянутой кофте выглядит так по-домашнему. Я улыбаюсь, глядя на неё.
Девушка поднимает взгляд, удивляется, а в следующий миг вскакивает, и вот её руки уже стягивают мою шею, а мои ладони сходятся на её спине. Всё позади. Наконец-то, всё позади. Чувствую влагу, Оли прослезилась от радости. Целую её в висок, нашёптывая что-то успокаивающее на ухо.
— Я так счастлива, — отвечает Оли, коротко, как только она умеет, объясняя, что успокаивать её не надо.
За спиной голоса. Ульяна что-то объясняет какому-то мужчине.
А мы целуемся, упиваемся друг другом, отыгрываясь за каждую секунду расставания, отдавая всю накопленную за это время любовь, все сдерживаемые чувства. Мои руки исследуют её тело, убеждаясь, что Оли здесь, рядом, вся целиком, в моих объятиях. Её руки, впрочем, делают то же самое, а в какой-то момент она и вовсе на меня запрыгивает, обхватив ногами. С каждой секундой в поцелуях всё больше страсти, а в страсти всё больше животного яростного желания.
Оли лишь на секунду отрывается от моих губ, чтобы сказать:
— Кровать... там... — и переключилась на мою шею.
А я мог, глядя ей через плечо, ориентироваться в доме. То, что все прочие жильцы деликатно ушли, отметил краем сознания. Жилые комнаты нашлись в глубине дома, внутреннее убранство которого пронеслось мимо моего сознания.
— Эта... — выдохнула Оли, указывая на свои покои.
Через секунду я сбросил девушку на кровать. И того несчастного, что сейчас случайно или намеренно попробует нам помешать, не спасут никакие боги от самой жестокой расправы.
Сколько прошло времени я, к своему стыду, не имел ни малейшего представления. Секунды отрезвления, когда после оргазма гормоны отпускали и позволяли относительно осмысленно взглянуть на окружающий мир, я тратил только на мысли, что буду делать с моей волчицей дальше. И даже насытившись друг другом на уровне физиологическом мы, потратив буквально несколько секунд на избавление от мокрого насквозь постельного белья, вновь прижались друг к другу, лёжа на какой-то мягкой шкуре, игравшей роль дополнительной накидки поверх одеяла.
Гладя нежную кожу Олимпии, чувствуя расслабленные сейчас мышцы, мягкие, податливые, совсем не те стальные жгуты, что были получасом назад, я пытался вспомнить, а готовил ли какие-нибудь слова для встречи. Получилось, что нет, ничего заранее не продумывал. Как мальчишка, что и говорить.
Оли не спала, лежала у меня на плече и рисовала на моей груди видимые только ей узоры. Наслаждается чувством единения со своим зверем. В этих моментах я уже разобрался, оборотни испытывали дискомфорт, когда желания их человеческой и звериной половинок шли вразрез друг другу. И наоборот, когда зверь и человек хотел одного и того же, оборотень мог почувствовать себя счастливым. Ну и тот интимный факт, что меня в равной степени желают обе её ипостаси, Оли не скрывала. В общем-то, я тоже наслаждался моментом.
Внезапно в голову пришла забавная мысль, вызвавшая у меня улыбку.
— М? — спросила волчица, что меня рассмешило.
Да, для определения сути вопроса мне хватило одной лишь интонации.
— Если бы мы были героями женского любовного романа, что так любит Тифи, следующей сценой шёл бы сложный моральный выбор.
Волчица улыбнулась.
— Между мной и?
— И моей полу божественной сущностью.
Девушка не удивилась.
— М? — но всё же попросила пояснить.
Я на минуту задумался, как уместить длинный рассказ в максимально короткую форму. Но думать было лень, пришлось рассказывать полную версию. Вопреки моим опасениям, пересказ событий, если выкинуть из них всё лишнее, получился относительно коротким.
— И теперь власти республики будут склонять меня к сотрудничеству, чтобы изучить мой феномен, — завершил я рассказ.
Почувствовал её улыбку.
— И в любовном романе меня бы поставили перед выбором. Счастливая жизнь с тобой и лишение божественной силы, либо же расставание с тобой, но сохранение сил.
— Что выберешь?
Фыркаю:
— Конечно, тебя. С тобой я счастлив, и вместе мы свернём любые горы. А сила — всего лишь ресурс, — вздохнул. — Это ещё я не вспоминаю, что божественность мне не столько пользу приносит, сколько ворох новых проблем. Что толку в неуязвимости для обычного оружия, если раньше я почти непробиваемые щиты ставил щелчком пальцев?
— Угу, — подтвердила Оли. — И в жизнь — не роман.
— Да. Расставаться нас с тобой никто не заставляет, но и с ворохом проблем что-то делать надо, — я приобнял девушку и сильнее прижал к себе. — Главное, мы теперь вместе. Я нашёл способ выбраться из ловушки, в которой не предусматривался выход. Справлюсь и с этим.
Олимпия зашевелилась, приподнялась, чтобы смотреть глаза в глаза.
— Ты отрицаешь божественность. Почему?
Мы с ней рядом так мало, и она так хорошо меня понимает. Волчица спросила, почему у меня столько негатива к самой идее стать мелким божеством. Внутри поднялось раздражение, с общим посылом: «и она туда же», но это чувство я легко прогнал. Оли хочет мне только хорошего и спрашивает о причинах моего нежелания, а не уговаривает попробовать.
— Ответственность. Обладать огромной силой и не применять её — это глупо. Видеть, как на твоих глазах страдают люди, знать, что можешь помочь, но продолжать стоять в стороне. Так нельзя. Я так не смогу. А значит, полезу по мере сил и способностей творить добро и причинять справедливость. Ну, пусть какое-то время мы поживём ради самих себя. Полгода, года, ну два.
Оли улыбнулась, чуть наклонив голову.
— Комплекс мессии?
Она скорее сказала: «комплекс спасителя», если переводить дословно, но по значению я понял её именно так. Мессия. Так себе из меня мессия. Да и сила у меня ворованная.
— Не совсем, или даже совсем нет. Дело не в том, что я хочу осчастливить всех, и чтобы никто не ушёл обиженным. Здесь другое. Когда ты, например, врач, который любит своё, а перед тобой умирает от болезни человек. Ты знаешь, как ему помочь, знаешь, что делать, а главное — хочешь. Стоять в стороне и смотреть физически больно, — объяснил я.
— Ты не врач, — напомнила Оли.
Киваю. Верно, не врач.
— Но сил у меня куда больше. И сделать я тоже могу очень многое. Даже не отдавая всего себя. Но оставаться в стороне, когда есть силы вмешаться... Не в масштабах случайного прохожего, а куда больших... Я не могу сидеть в стороне. Знаю, что не останусь в стороне. И знаю, к чему это всё приведёт. К войне со всем миром, или к чему-то близкому по масштабу.
— Это и есть комплекс мессии, — заключила волчица.
Вздохнул, улыбнувшись.
— Да, пусть будет так. Потому и не хочу.
— Понимаю, — согласилась Оли. — Выбор есть?
Выбор, отказаться от божественности и всего, что с ней связано или оставить?
— Пока власти федерации выставляют всё так, что мой случай уникален. Найти ещё одного человека, способного пройти моим путём, либо невозможно, либо очень сложно и долго. Да и им самим не очень-то хочется видеть меня в этой роли. Какими бы дружными ни были наши с руководством республики взаимоотношения...
Я чуть задумался, вспоминая реакцию того же Дейдары.
— И то уже с нюансами. Так вот, несмотря на тёплые взаимоотношения вряд ли им хочется в роли божка иметь меня, — вздохнул, поморщившись. — И я уверен, что ничего не выйдет. Ну не может же оно так работать, в конце-то концов? Можно забрать магическую энергию, это я могу понять. Но саму сущность, да ещё какую...
Олимпия поставила голову на подбородочек и начала водить пальчиком по моей груди.
— Откуда ты знаешь, как оно происходит на самом деле?
— Здравый смысл. У безмолвных доступ и к артефакту, и к телам богов, был на протяжении сотен лет. Я уверен, коготь не единственный артефакт в своём роде, — хмыкнул. — Хотя я понимаю, на что они рассчитывают.
— Первопроходец? — догадывается и волчица.
Киваю.
— Да. Чтобы я прошёл этим путём и собрал все шишки, нашёл все подводные камни. И когда они поведут по этому пути своего человека, сделать это без ошибок и проблем.