Остановив пристальный взгляд на записке, прокручивая в уме события сегодняшнего утра, Рутерфорд внезапно догадался, о чем думает Кэтрин. Ни слова не говоря, он выложил на столе рядом с запиской гематрический код и начал расставлять в тексте цифры профессора Кента в обратном порядке.
Как только Джеймс подставил первые цифры в таблицу перевода, оба тут же поняли: интуиция их не подвела. Шифр выдал имя: «Мигель Флорес».
В крайнем возбуждении Кэтрин схватила ручку и перевела оставшиеся цифры в слова:
«Мигель Флорес Лима Перу Министерство памятников древности 0051172543672».
Рутерфорд наблюдал с возрастающим изумлением.
«Господи — все получается! Профессор общается с нами из могилы».
Кэтрин распрямилась и выдохнула. Подняв голову и глядя прямо перед собой, она терялась в догадках.
— Но что это значит? И почему не расшифровывается конец послания? Какая-то тарабарщина…
Рутерфорд заговорил — выражение лица выдавало, как ему страшно:
— Это номер… Телефонный номер в Перу. Думаю, он хотел, чтобы мы позвонили по нему.
17
Оба какое-то время глядели на стоящий на столе телефон, прежде чем Рутерфорд включил динамик и набрал номер. Раздался щелчок — звук соединения через тысячи миль.
— Hola. Buenos di'as.
Кэтрин, немного знавшая испанский, резко подалась вперед.
— Hola! Habla ingles?[14]
— Да, я говорю по-английски… Кто это?
— Доброе утро, сеньор Флорес, говорит доктор Кэтрин Донован, я звоню из Оксфорда, из Англии. Рядом со мной мой коллега Джеймс Рутерфорд. Простите за неожиданный звонок — я хотела бы поговорить с вами о профессоре Кенте.
Последовала долгая пауза, а затем с явным подозрением в голосе на том конце спросили:
— Кто сообщил вам мое имя?
— Э-э… мы нашли его… Мы друзья профессора Кента.
— Что происходит? Кто вы? Где профессор Кент?
Рутерфорд и Кэтрин удивленно переглянулись. Не зная, что предпринять, Кэтрин проговорила:
— Сеньор Флорес, профессор Кент мертв…
Долгая жуткая пауза.
— Сеньор Флорес, пожалуйста, помогите — нам очень надо поговорить с вами о профессоре Кенте. Вы с ним работали над чем-то?
Ответа не последовало.
— Сеньор Флорес, вы здесь?
— Вы сказали, вас зовут Кэтрин?
— Да, верно.
— Бог мой, профессор говорил, что вы когда-нибудь можете позвонить.
Повисла еще одна пауза. Наконец перуанец заговорил — теперь в голосе его явно слышался страх:
— …По телефону нельзя. Это касается слишком опасных вещей. Работу мы еще не завершили…
— Мы можем встретиться?
— Приезжайте в Лиму. Позвоните, когда будете здесь. Пожалуйста, не рассказывайте никому обо мне.
В трубке щелкнуло — на том конце дали отбой. Рутерфорд посмотрел на Кэтрин.
— Весьма странный разговор.
— Слышали, как он напуган? Вот и мне с каждым часом все страшнее… — Кэтрин покачала головой и вновь заговорила. Голос ее дрожал, но чувствовалось, что решимость ее не оставила: — Я точно поеду. Но поеду одна. Я пойму, если вы не захотите во все это ввязываться. У вас, наверное, свои планы на каникулы.
Джеймс размышлял о том, что в реальной жизни он занятой человек, преподаватель с кучей неотложных дел.
«Но Кэтрин нуждается в помощи — я не могу допустить, чтобы она на свой страх и риск отправилась на край света и сгинула. Если она нашла в себе смелость, то я не в силах вот так просто бросить ее». — Он скрипнул зубами.
— Когда летим? — спросил Рутерфорд, не до конца сознавая, что говорит. — Всю жизнь мечтал отдохнуть в Южной Америке: семестр был очень напряженный, да и за границей я не был уже два года.
Лицо Кэтрин осветилось улыбкой.
— Сейчас закажу билеты и доложу. Шагом марш паковать вещи, боец!
18
Глубоко в недрах здания ООН секретарь Миллер быстрым шагом возвращался к залу совещаний Генеральной Ассамблеи. Когда он уже подходил к дверям, с другого конца коридора его окликнул элегантно одетый молодой человек:
— Сэр, вас просят срочно подойти к телефону.
Секретарь крутнулся на каблуках и пошел за молодым человеком в просторный офис свободной планировки:[15] десятки пустых столов с незанятыми компьютерными терминалами. На одной стене размещались четыре плазменные панели — очевидно, для видеоконференций, — на другой распростерлась огромная карта мира. Над верхним краем гигантской карты были выведены украшенные геральдическими символами слова: «Резервный узел связи штаб-квартиры ООН».
В дальнем углу за стеклянной выгородкой располагался кабинет с огромным столом для переговоров. Секретарь Миллер, закрыв за собой дверь, быстрым шагом приблизился к столу и взял трубку. Ассистент мгновенно перевел на него звонок. Миллер нетерпеливо рявкнул в трубку:
— Да?
Ему ответил ректор колледжа Олл-Соулз.
— Простите, что побеспокоил вас, секретарь, но поступил я так лишь потому, что вы велели мне звонить в случае, если обнаружу хоть что-то подозрительное.
Растущее раздражение исказило лицо секретаря:
— Хорошо. Ближе к делу.
— У профессора был друг. Близкий друг. Женщина. Научный сотрудник нашего колледжа.
— И что?
— Интуиция подсказывает мне, что она подозревает.
— Людям свойственно подозревать. Она обладает какой-то информацией?
— Этого я пока не знаю. Но один из ваших агентов только что проинформировал меня, что она забронировала себе и своему компаньону билеты на самолет в Перу. По-видимому, она собирается привезти сюда тело профессора и, вероятно, заодно побеседовать с полицией: она очень расстроена. Просто я хотел, чтобы вы на всякий случай знали. Мало ли что…
Ректор замолчал. Молчал и секретарь, разглядывая громадную карту мира, украшающую стену. У него куча дел — столько всего надо приготовить… Дурацкая возня с этими учеными уже начинала выводить из себя. Но тут в памяти всплыл наказ сенатора Куртца: «В нашем деле нет ничего опаснее личной инициативы».
Страдальческое выражение появилось на лице секретаря. Он почесал бровь свободной рукой и напряженно вгляделся в участок карты, изображающий Южную Америку. Как может кто-то, не важно, из каких побуждений, разрушить планы правления по переделке мира?
Несмотря на то что секретарь все меньше и меньше доверял сенатору Куртцу, он был вынужден подчиниться его приказу: «Нам необходимо подчистить за собой все в Перу. Без права на ошибку».
Нетерпеливо вздохнув, секретарь вернул свое внимание телефонному звонку:
— Убедитесь, что, пока эта женщина не сядет в самолет, с нее глаз не будут спускать. Отслеживать каждого, с кем она заговорит. Свяжетесь со мной, если что-то привлечет ваше внимание.
— Непременно, секретарь.
Но секретарь уже повесил трубку.
Не только судьба ученых занимала мысли секретаря.
Чем больше он размышлял о том, что сенатор сказал ему при выходе из здания, тем делался более подозрительным. Что же все-таки должно произойти в понедельник?
Захват власти всегда сопровождается жестокостью и кровопролитием — это, увы, неизбежно, но вовсе не означает конец света. Напротив: предназначение переворота — дать начало новой эре. Прежние коррумпированные, демагогические формы власти будут уничтожены, и восторжествует прямое правление Корпорации. Таким, по крайней мере, всегда был план.
И все же в его душе росла уверенность: что-то идет принципиально неправильно и ему необходимо принять решение. Может, сенатор Куртц действует по какому-то личному плану? Может, ему следует попробовать связаться с правлением за спиной Куртца? Нет. Это будет весьма недальновидно — он не доживет и до конца дня, не говоря уж о следующем понедельнике.
Тем не менее существовал еще один путь, пока еще свободный. В своем разговоре с сенатором секретарь был не до конца искренен…
Медленно-медленно Миллер поднял глаза от стола и повернулся, чтобы взглянуть в угол. Там стоял тиковый шкаф, и за закрытыми дверцами этого шкафа прятался уродливый приземистый личный сейф секретаря. Нет, сказал про себя Миллер. Еще не время. Слишком рискованно. Пусть это останется его последней надеждой. Сначала он попытается узнать о сенаторе как можно больше — выяснить, что на самом деле им движет.
19
Кэтрин еще только просыпалась, когда самолет прорвался сквозь высокий облачный фронт над Перу. Гул двигателей на мгновение смутил ее. Она повела головой влево, затем вправо, не до конца пробудившись и гадая, где же она и что с ней. Но затем до ее слуха донеслись голоса возбужденных британских бэкпекеров,[16] сидевших позади, и на волне адреналина она внезапно вынырнула из полубессознательного состояния. Что-то хрустнуло в динамиках трансляции, и раздался голос капитана: лайнер незначительно отклонился от курса на юг, дабы избежать турбулентности на севере Перу, но сейчас они вновь взяли курс на север и находятся над территорией Перу, в тридцати милях от побережья; примерно через час пойдут на посадку.
Кэтрин вздохнула. Ей снился профессор Кент. Она вновь прикрыла глаза и попыталась абстрагироваться от шума самолета и его пассажиров, чтобы память выцарапала воспоминания о сне, пока те окончательно не растворились.
Приснилось ей, что она в доме на ферме профессора. Они вдвоем сидят на кухне, беседуя и смеясь, — все, как прежде. На нем — «камуфляжные» брюки и большие зеленые сапоги «Веллингтон» — такой была его своеобразная униформа для загородного дома.
Кэтрин приехала навестить его: регулярно раз в неделю он приглашал ее на ланч. Аромат жареного цыпленка струился от плиты, хозяин только что откупорил бутылку красного вина и поставил на крепкий дубовый стол, готовясь к пиршеству. В то утро профессор был особенно оживлен, а Кэтрин, как всегда, с радостью разделяла его компанию. Одной из величайших удовольствий ее дружбы с ним было то, что она всегда чувствовала: когда бы они ни встретились, она всегда чему-нибудь у него научится. Однако в его тоне не было назидательности — просто каждым мгновением, что дарила ему жизнь, он наслаждался сполна.