И его тоже убьем.
— А вот кто из вас говорит правду, мы сейчас и узнаем! — шериф хлопнул в ладоши. — В кандалы их!
Солдаты с неожиданной для такого злачного городка сноровкой вытащили откуда-то легкие кандалы, больше похожие на земные полицейские наручники, и заковали нас.
— Под конвой! — весело пропел шериф и первым пошел к выходу из трактира, даже не оборачиваясь — так был уверен, что мы не станем сопротивляться и послушно последуем за ним.
— Господин шериф! — внезапно раздался сзади голос. — Господин шериф, вы забыли расплатиться!
Шериф остановился, развернулся и манерно поднял вытянутый в потолок указательный палец:
— Если вы не заметили, уважаемый Райро, у меня здесь конвоирование преступников в самом разгаре! Уж поверьте, сейчас мне не до таких мелочей, как какие-то там гроши! В следующий раз вернемся — расплатимся!
И, не слушая даже ответа бармена, шериф снова на месте развернулся и потопал к выходу.
Но не дотопал.
Внезапно из-за ближайшего к проходу стола вылез большой коренастый бородатый детина — почти полная копия того, телом которого я совсем недавно проверял здешний пол на прочность. И этот детина, кажется, тоже искал неприятностей, только в этот раз не со мной.
Он встал перед шерифом, возвышаясь над ним на голову, и прогудел:
— Так не пойдет, шериф. Ты уже дважды уходил не заплатив, Райро из-за тебя терпит убытки. А мы не хотим, чтобы его трактир закрылся. Расплатись, будь человеком.
Шериф остановился перед амбалом, отчеканив шаг, и бесстрашно воззрился на него снизу-вверх. Правая рука скользнула на рукоять меча, а лицо служителя закона сморщилось, будто он увидел перед собой крысу:
— Это что, препятствие правосудию? Не потерплю! Немедленно с дороги, или отправишься в камеру вместе с этими тремя! Говорят, холод и сквозняк живо ставят мозги на место! Я сказал — с дороги!
Трактир недовольно, хоть и очень тихо, загудел. Слишком тихо для того, чтобы гул набрал критическую массу и поднял людей с места, но загудел — и это уже хорошо. Значит, не до конца здешняя сытая жизнь забила в людях уважение к себе и друг другу.
Не только жизнь виновата. Не забывай, что отсюда забрали всех Алых. Раньше даже если людям что-то и не нравилось, они прекрасно понимали, что ничего с этим не поделать. Сейчас ограничения сняты. И скоро люди поймут, что не обязательно терпеть издевательства.
Очень скоро. Скорее даже, чем ты думаешь.
Но не прямо сейчас. И лучшим подтверждением этого стал амбал, который недовольно посопел, но все же отошел с дороги и сел обратно за стол, позволяя шерифу увести нас из кабака.
Ничего, детина, ничего. У тебя еще все впереди.
Мы вышли из трактира, обошли его по кругу и на заднем дворе обнаружилась большая деревянная карте, состоящая из двух половин, соединенных вместе металлическими полосами. В заднюю часть — с единственным крошечным зарешеченным окошком, и даже без каких-либо лавок внутри, — посадили нас, в переднюю погрузились солдаты, шериф сел на козлы и стегнул лошадей.
Местный аналог автозака застучал деревянными колесами по брусчатке, нас начало покачивать.
— И каков твой план? — впервые за все время открыл рот конунг.
— Попасть в тюрьму. — я радостно улыбнулся. — Где, как не там, быть тем людям, которые менее прочих довольны правлением императора?
— Неужели это изначально был твой план?
— Вовсе нет. — признался я. — Это импровизация.
— Прости мне мой скепсис, но для импровизации нужно понимать конечную цель. Иначе импровизация превращается в суетливые бесполезные и бесцельные действия. Какова твоя цель?
— С учетом всего того, что я успел узнать, цель проста. Поднять здесь восстание.
— Что ж, будь по-твоему. — кивнул конунг.
Спустя минут десять карета остановилась, и двери открылись.
— Выходите. — лениво велел солдат, придерживающий дверь.
Мы вышли из кареты и нас снова под конвоем завели в местную тюрьму. Это было небольшое каменное здание с голыми стенами что внутри что снаружи, поделенное на три помещения. В первом, маленьком, стоял стол, за которым сидел человечек в синем берете с пером, и небольшая пирамида с оружием. Далее, через решетчатую кованую дверь, можно было попасть во второе помещение, судя по наполнению — оружейную. И наконец третье помещение представляло собой ряд каменных камер, входы в которые перекрывались все теми же решетчатыми дверями.
— Имена? — лениво поинтересовался синий берет, слюнявя большое перо и занося его над листом бумаги.
— Максимилиан Жирнов, Тина Тёрнер, Конунг Теоден. — любезно ответил, едва сдерживаясь, чтобы не прыснуть.
Кто такой Максимилиан Жирнов?
Да хрен знает, не помню уже.
Писец трудолюбиво записал все имена, и нас развели по разным камерам.
В каждой камере оказалась дырка в полу, изображающая туалет, в углу, соломенный гнилой тюфяк вместо кровати, и железная миска прямо на полу. Таких камер было двенадцать, два ряда по шесть, и вместо нас — вот печаль! — в тюрьме был только один человек. Еще не старый, но заросший волосами так, что лица не было видно. Жирные сальные космы переходили прямо в бороду, и казалось, что передо мной какой-то леший. Он был бос, а от одежды остались какие-то жалкие клочки. Он тут явно давно.
Но он тут все же один. А я надеялся, что в тюрьме полным-полно местных… если не сопротивленцев, то хотя бы тех, кто просто недоволен режимом. Учитывая то, что из города как раз отозвали всех Алых, это было логично!
Логично, но слишком рано. Если бы ты пришел сюда на пару недель попозже, когда люди устали праздновать, и начали соображать, так бы и было. А сейчас — довольствуйся одним доходягой.
— Эй, доходяга! — окликнул я его, свесив руки через прутья решетки.
— На себя посмотри. — неожиданно чистым и сильным голосом ответил тот со своего тюфяка.
— Прости, не знал, как к тебе еще обратиться. — искренне покаялся я. — Тебя за что сюда?
— Вы что, не местные? — усмехнулся доходяга, но из-за косматости его бороды это даже не было видно.
— Типа того. Издалека пришли.
— Хреново вам. Я — Каспар, лидер местной ячейки сопротивления. Меня схватили уже два месяца назад, и с тех пор держат тут.
Вот тебе и еще одна причина, почему Алых отозвали. Вернее, почему стало возможным их отозвать. Поймать главу сопротивления — по сути значит, обезглавить его, обезопаситься от него. Они же бестолковые сами по себе.
Что есть, то есть. Мне кажется, проблема этих ребят в том, что они знают, чего хотят достичь, но совсем не понимают, как это сделать. Как им противостоять всей мощи военной машины императора.
Что я слышу? Нотки избранного в твоем голосе? Того, кто все изменит, а?
Я усмехнулся и снова обратился к Каспару:
— А что, много ли сопротивленцев в Тангаре?
— Ха, так я тебе и сказал! — злобно выплюнул Каспар. — Я не такой идиот, чтобы отвечать на подобные вопросы — а вдруг ты работаешь на императора и его псов, а? Одно могу сказать — когда они придут меня вытаскивать отсюда, мало не покажется никому!
— А они придут? — уточнил я.
— А как же! Сопротивление своих не бросает.
Что ж, очень на это надеюсь. Мне будет все-таки намного легче, если все сопротивление этого города соберется в одном месте, чем если…
Бум!
Во внешнем помещение что-то громко то ли взорвалось, то ли упало — я так и не понял! Сквозь решетчатую дверь, отделяющую блок с камерами от приемной зоны, прорвались клубы серого дыма, который быстро затянул все окружение, и от которого сидящие в соседних камерах Тина, конунг и Каспар закашлялись.
Я, конечно, кашлять не стал. Я даже хуже видеть не стал — демоническое зрение спасало и не в таких ситуациях. Я прекрасно видел, что в приемное помещение снаружи ворвались какие-то люди с замотанными шарфами лицами, с оружием в руках…
А вот и кавалерия.
Да, так и есть. Судя по отсутствию доспехов и тому факту, что вооружены нападающие были кое-как, принадлежали они как раз к сопротивлению, и сегодня они пришли спасать Каспара. Интересно, почему именно сегодня?
Да какая разница. Помоги им, что ли. А то вдруг их всех перережут.
Дельная мысль. Хрен его знает, сколько там сопротивленцев, хрен его знает, сколько там имперских солдат — а вдруг соотношение не в пользу первых? Мне такой исход нафиг не нужен.
Поэтому я встал, взялся за петли, на которых висела решетка, и аккуратно вырвал из каменной кладки. Поставил решетку в уголок и вышел в приемное помещение.
На меня тут же из угла с воплем кто-то кинулся, занося меч. Я поднял руки и хлопнул в ладоши, демонстративно ловя клинок между ними. Присмотрелся к вопящему — это было сопротивленец, судя по отсутствию брони, и замотанному шарфом лицу.
— Ты не в ту сторону воюешь. — любезно сообщил я сопротивленцу, и шевельнул руками, заставляя и меч и его владельца развернуться спиной ко мне, лицом к ближайшему солдату императора. — Враг там. А я на вашей стороне.
Не знаю, что сыграло свою роль — то ли то, что сопротивленец был так же ослеплен дымом, как и все остальные, кроме меня, и ему, в общем-то, было все равно, кого рубить, то ли мой спокойный тон, но мятежник побежал в указанную сторону с леденящим душу воплем.
А я пошел по приемному помещению, хватая попадающихся под руку солдат императора и через выбитую дверь вышвыривая их на свежий воздух. Вломившихся в тюрьму сопротивленцев я не смог правильно посчитать — так они мельтешили вокруг, но их явно было не больше десятка. Вряд ли это вся ячейка сопротивления Тангара, а, значит, скорее всего еще какая-то часть находится снаружи, следя, чтобы никто не убежал, и на случай, если вдруг понадобится подкрепление. Или наоборот — если надо будет не пустить подкрепление противника внутрь.
Вот к ним-то я и отправлял имперских солдат, предварительно обезоруживая их. Просто брал за ближайшую конечность и вышвыривал наружу, следя за тем, чтобы ненароком не оторвать то, за что держу.