Насыщенное утро перетекло в спокойный и ничем не примечательный выходной день. А вот вечером неожиданно для всех студенток произошло то, что перевернуло институт вверх дном.
ГЛАВА 17
После ужина аэллин и ниллэ всех курсов собрали в главном зале, где нас ожидали леди Лейдаль, деканы обоих факультетов и лорд Снэш. Мы не имели ни малейшего понятия, с чем это связано. Кто-то волновался, предполагая, что случилось нечто плохое, а кто-то, напротив, ожидал хороших новостей.
Правы оказались вторые.
Долго не ходя вокруг да около, леди Лейдаль сообщила, что у каждой из нас появился шанс проявить себя. Вскоре в доме лордов Снэшей состоится прием, на который прибудут важные гости. Представители всех домов фениксов будут присутствовать там вместе с остальной знатью.
— Одной из вас будет оказана великая честь, — продолжила за директрисой декан факультета аэллин. — Вы сможете не только попасть на этот прием, но и сопровождать на нем самого лорда Снэша.
Даже среди старших курсов раздался синхронный вздох, что уж говорить о младших. Многим не удалось сдержать эмоций, и по залу пронеслась волна возбужденных шепотков.
— Тише, пожалуйста! — призвала к порядку леди Лейдаль. — Шанс есть у всех вас независимо от факультета. Для аэллины это возможность подтвердить свой статус и сделать шаг вперед, для ниллэ — побывать не просто в высшем, а в высочайшем свете, испытав себя. А теперь об условиях. Мы проведем своего рода состязание, в котором самая достойная получит приглашение. Условия следующие: в течение шести дней, начиная с завтрашнего, вы будете получать особые баллы за ответы на занятиях, успешно выполненную дополнительную работу и достойное поведение. Говоря о достойном поведении, я подразумеваю, что каждой из вас представится ситуация, в которой вы сможете проявить свои лучшие или худшие черты. В холле главного корпуса завтра утром появится специальная доска, на которой будут фиксироваться все результаты. Вы всегда можете прийти туда и посмотреть, сколько в настоящий момент баллов набрали вы и другие студентки. Также следует упомянуть, что за всевозможные проступки баллы вы будете терять.
Теперь по залу прокатилась волна не просто шепотков, а крайне взбудораженного гула. Что и говорить — новость о предстоящем соревновании взволновала всех. Вряд ли среди нас имелась хотя бы одна девушка, оставшаяся равнодушной к возможности попасть на прием к фениксам. Положа руку на сердце, я такой девушкой тоже не была.
Вот только прельщал меня не столько прием, сколько тот, кого предстояло сопровождать. Уж сколько я твердила себе, что нельзя испытывать даже намек на романтические чувства к Нориану Снэшу, — все без толку. И глупое сердце, беря верх над разумом, забилось быстрее.
— Начнись соревнование сегодня, вы бы уже потеряли баллы! — с недовольством заметила леди Нейль. — Прекратите шуметь!
Опомнившись, все моментально замолкли и замерли, более не шелохнувшись.
— В конце недели приглашение появится где-то в институте, — дождавшись тишины, продолжила декан. — И отыскать его сможет только победительница.
— На этом все, — вновь взяла слово леди Лейдаль и, обернувшись к лорду Снэшу, спросила: — Быть может, вы желаете что-то добавить?
— Это всего лишь прием, — ровно произнес он. — Не корите себя, если приглашение достанется не вам. Просто старайтесь учиться и не теряйте себя. А в случае проигрыша сумейте порадоваться за победительницу, ведь отсутствие зависти — достижение куда большее, чем выход в свет.
Возможно, я выдавала желаемое за действительное, или то была игра моего воображения, но показалось, что, говоря о победительнице, лорд Снэш посмотрел на меня.
Екнув, сердце забилось еще быстрее, хотя казалось, что быстрее уже невозможно.
И будет вечер, будут пары
Кружиться, как когда-то встарь,
И терпкий запах фимиама
В расплавленный войдет янтарь.
Незримо крылья за спиной
Появятся, как у волшебной птицы,
Златой укрытые волной,
Мы взмоем ввысь на колеснице.
И будет вечер, будут пары
Кружиться, как когда-то встарь…
И грянут разом все фанфары
Во власти чьих-то дивных чар.
Из главного зала все выходили, переговариваясь между собой. В коридоре шумная толпа разделилась на две части согласно факультетам и разбрелась в разные стороны. А я, оставшись где-то между ними, подошла к ближайшему окну. Положив ладони на прозрачное стекло, смотрела на высоко стоящее солнце и, глубоко дыша, силилась успокоиться.
Лорд Снэш прав — подумаешь, прием… Пожалуй, будет даже лучше, если мне не удастся на него попасть. Там ведь будет и Кайл, от которого нет никакого покоя, и прочие представители высокой аристократии. Окажись я там, на меня наверняка будут смотреть, как на диковинную зверушку, как на недоразумение, случайно попавшее в их ослепительный мир.
Хотя, быть может, благодаря соревнованию все будет иначе. Та, кто его выиграет, станет считаться лучшей воспитанницей института — пусть временно, но все же. И это действительно огромный шанс проявить и испытать себя, сделать вклад в свое будущее. То будущее, ради которого я и нахожусь здесь.
Мазнув по стеклу кончиками пальцев, я отняла от него руки и отвела взгляд от солнца. Постараюсь на грядущей неделе приложить максимум сил для того, чтобы достичь успеха. Если уж проигрывать, то с мыслью, что сделал все от тебя зависящее. А там будь что будет.
Следующие несколько дней пролетели совершенно незаметно. Так же быстро, как облетали с пожелтевших деревьев сухие листья. В Институте аэллин наступили благостные дни спокойствия и тишины. Все были слишком заняты собой, чтобы обращать внимание друг на друга.
Это своеобразное соревнование за приглашение на прием подстегнуло всех рьяно взяться за учебу и самое главное — сдерживать свои негативные порывы. Эмбер так и вовсе не походила на саму себя. И не только из-за желания получить приз. После возвращения из дома, куда ее отпустили в один из вечеров, она ходила, точно тень: незаметная, молчаливая, старающаяся держаться в стороне. Даже ванную посещала отдельно от остальных — приходя в нашу купальню последней, я нередко с ней сталкивалась. Если бы все не были так заняты собой, наверняка сильно удивились бы произошедшим с ней переменам. Впрочем, что-то мне подсказывало — такое ее состояние продлится недолго.
Каждое утро все воспитанницы спешили в холл главного корпуса, где на доске ежечасно обновлялись заработанные нами баллы. В настоящий момент лидирующую позицию занимала леди Вивьер — третьекурсница с факультета аэллин, которую не зря называли самой одаренной из нынешних студенток.
Я, несмотря на все старания, никак не могла подняться выше девятой строчки. Хотя войти в десятку уже было неплохо, я всегда считала, что есть только одно победное место — первое, а второе, третье и иже с ними занимают проигравшие, как ни крути. В запасе оставалась всего пара дней, и я понимала, что уже вряд ли смогу изменить ситуацию в свою пользу.
Занятия шли своим чередом. Я готовила реферат, продолжала самостоятельное изучение книг и учебников, отбывала свое наказание, помогая в библиотеке. Каждый вечер ходила к доктору Шайну, который проводил осмотр моих искр. За эти дни их количество осталось неизменным. С лордом Снэшем мы пересекались только на занятиях по боевой магии, где нагрузка увеличивалась с каждым разом, так что я забывала обо всем остальном. Пока мы изучали лишь теорию, но на следующей неделе нас ожидали первые практические занятия, подготовка к которым началась уже сейчас.
Преподаватель Нориан Снэш сильно отличался от лорда Нориана Снэша. Иногда мне казалось, что это — два разных феникса, первый из которых — чрезмерно требовательный, жесткий и равнодушный к мольбам десятков страдающих девиц.
Сегодня я задержалась в библиотеке дольше обычного. Господин Грун — тот самый прикованный к креслу библиотекарь — надумал привести в порядок часть старых книг, до которых прежде у него никак не доходили руки. И теперь, закрыв библиотеку, мы с ним подклеивали и подшивали старые издания, поистрепавшиеся за долгое время.
— С такими изданиями грех магией работать, — назидательно произнес господин Грун в самом начале работы. — Только руками к ним прикасаться можно… Да, только так — с душой и глубоким уважением, а не с помощью этих новомодных магических штучек.
Вот мы «со всей душой» и перебирали горы нуждающихся в реставрации книг, не прибегая к помощи специально предназначенных для такой работы артефактов.
— А это что? — удивилась я, взяв в руки очередной экземпляр. — Она как будто обгорела…
Взглянув на следующие книги, обнаружила, что их постигла та же участь. Какие-то пострадали больше, какие-то меньше, но так или иначе их всех коснулся огонь.
Глаза библиотекаря, прячущиеся под толстыми стеклами очков, подернула пелена задумчивости.
— Да, действительно обгорели, — огладив подбородок, произнес он. — Это очень старые книги, они еще «Кровавый свет» помнят. Ведь в той битве наш институт тоже очень пострадал. Тут такой пожар буйствовал, что столб дыма доставал до самого неба… в те времена ни аэллин, ни ниллэ как таковых еще не было. Да и Института аэллин не было, он тогда Академией света звался.
— Кто же здесь учился? — поинтересовалась я.
— У кого способностей хватало, те и учились, — тоже взяв одну из книг, ответил господин Грун. — Сюда только самых талантливых и старательных принимали. Если искр у тебя много да трудолюбием природа наградила — милости просим. А уж из какого ты рода и сколько денег имеешь, никого не волновало. Да-а-а… по справедливости тогда все было. Лучше, чем сейчас. Хотя, конечно, и времена тогда другие были. Фениксы перерождались, о наследниках не требовалось заботиться так, как теперь.
Я непроизвольно покачала головой:
— Надо же… никогда об этом не слышала.
— А откуда ж вам, голубушка, было об этом слышать? — Библиотекарь многозначительно хмыкнул. — Кто ж вам теперь расскажет, что в давнишние времена здесь что простолюдины, что дворяне на равных учились? Нынче же носятся аристократишки со своей родословной как с писаной торбой, бахвалятся. Да и мало кому известно, что на самом деле здесь происходило. В академии же тогда самая большая библиотека была собрана, все важные архивы здесь же, а не во дворце располагались. А во время пожара почти все сгорело подчистую. Это я — старый книжный червь нос свой люблю в историю совать, до правды докапываться. Только кому она нужна сейчас, эта правда? Ты вон поди нашей директрисе скажи, что на ее месте когда-то выходец из простого люда находился, так тут же места лишишься. А я эту библиотеку люблю… Одна она у меня радостью в жизни осталась. Столько лет ей отдал… и помру тоже здесь.