Вскоре амазонки уже поднимались по крутым склонам Трех Идолов. Там, среди могучих дубов, сосен и буков, скрытая от всех взоров, таилась пещера. Когда они подъехали, Гелика поняла: лучшего места нельзя было найти. Вся скала была затянута плющом и диким виноградом. Пещера располагалась входом на юг. Местами солнце прорывалось сквозь листву, согревало и освещало пещеру. И в то же время небольшой лаз вел на северную сторону горы. Невдалеке тек ручей. И вода в нем была холодная и кристально чистая. Пока девушки взбирались по вершине, они вспугнули несколько ланей и диких коз. Гелика и Састия поняли: пропитание охотой не составит большого труда. Но самое главное, что обе сразу оценили — это вид. Вся северная часть Дороса просматривалась отсюда. Они увидели и переправу через реку, и скалу Дозор. И даже дым в том месте, где скрывался за острыми зубцами скал Дорос.
— Ты будешь видеть их разъезды, так что старайся днем не дымить, — сказала Састия, но Гелика в ответ только улыбнулась. Эту азбуку ойорпаты знали еще с младенчества. И все же она с благодарностью кивнула.
Прежде чем покинуть Гелику, Састия сняла с себя лук, горит[30], полный стрел, и акинак[31].
— Это просила передать тебе Коро. И еще она сказала, что Богиня-Дева предвещала тебе сражения и битвы. — Она протянула оружие Гелике. — Так что тебе не следует терять время.
— Что ж… передай Коро, что я с благодарностью принимаю ее дар и наставления, — ответила Гелика решительно.
На том они расстались. Солнце уже скрылось за горами, и вечер медленно переходил в прохладную, весеннюю ночь. С того дня жизнь Гелики круто изменилась. Каждое утро, умывшись в ручье, шла она на охоту. Ибо знала, что никто не станет ее кормить, как царскую дочь. Если охота была удачной, у нее была еда. А хлеб время от времени привозила Састия.
Но однажды приехала Гилара, чем несказанно обрадовала девушку.
— Я никогда не забуду это, Гилара! — Гелика обняла подругу. — Ты ведь могла…
— Ни слова больше! — Гилара была сурова и немногословна. — Тут больше Отии заслуга. Именно Отия и спасла мне жизнь. Когда нас схватили и жестоко избили, она взяла все на себя. Именно она сказала Агриппе, что я ничего не ведаю. Тогда Агриппа повесила меня вниз головой, а Отию посадила рядом со связанными руками. Посадила наблюдать, как я погибаю. Я только помню, когда уже кровавая пелена застлала мне глаза, крик Отии: «Пусть подойдет Агриппа, я все скажу». Когда подошла Агриппа, Отия сказала: «Гилара тут не при чем». После этого она плюнула в лицо Агриппе. Что было дальше, ты знаешь.
…Когда они расставались, Гилара сказала:
— Много наших ушли в набег на Неаполь. И никто не знает, чем это кончится. Агнесса повела их, а Агриппа осталась на Доросе. Так что будь осторожна. И времени не теряй. Теперь нас трое: ты, я и Састия. Или мы Агриппу — или она нас. Другого не дано. Вот тебе два ножа. — Она бросила их одновременно двумя руками. Оба клинка вонзились в бук. — Надеюсь, ты также мне их вернешь. И помни: поблажек царской дочери уже не будет.
— Да, Гилара, я знаю. — Гелика с трудом вытащила ножи из ствола.
— И вот еще что, Гелика… ты уж прости, но если клинки эти также не вонзятся к моему следующему приходу, я не оставлю тебе ни крошки еды.
С этими словами она умчалась по еле заметной тропе вниз. Стук копыт и хруст веток вскоре затихли.
— Она права, — тихо сама себе сказала Гелика. — Или мы Агриппу, или Агриппа нас. Третьего не дано.
ХЕЛЕНА
Незаметно пролетела ночь. Весь день Сириск писал, и мальчик нетерпеливо поглядывал на него. Но Сириск не отвлекался. Хотелось закончить мысль, хотелось успеть. Теперь он не знал, кому же, кроме Евфрона, судьба даст прочитать эту работу. И будет ли он жив… Но какая-то непонятная уверенность говорила, что да, он будет жить. И сделает то, что должен сделать.
«…И многие, не знавшие скифов, считали их дикими, страшными и кровожадными. Но война показала — они такие же, как и мы. У них такие же голубые, серые и карие глаза. Так же, как у нас, греков, светлые или темные волосы. Они также мужественно воевали в этой войне. И еще… я узнал от одного юного скифа, сына царя, что воюют они за право свободной торговли с греками. Они сами хотят торговать своим хлебом. Без нашей „помощи“. И они считают, что мы их так грабим. Их цель — захватить наш город, дабы торговать самим. На мои же слова о том, что же мешает им построить свой, скифский город-порт, мальчик не знал, что ответить. Врожденная честь и жажда правды у этого скифа оказались сильнее. Это говорит о том, что вместо войны греки могли бы договориться со скифами. Царь Агар пролил первую кровь. Жаль, что херсонеситы не поняли, за что воюют скифы. Не предложили через послов мир. Ведь побережье Тавриды столь велико, что места хватило бы всем».
Ночь прошла в ожидании. Как не старались, но ни Сириск, ни Скилур заснуть не смогли. Утром они услышали знакомый голос Хрисанфа. Это была смена караула. День прошел в томительном ожидании. Приближался вечер…
— Скорее бы, — Скилур в нетерпении метался по пещере.
— Сядь, успокойся, — тихо сказал Сириск. — Стража может заподозрить.
И тут они услышали грохот колесницы. Но было что-то новое в звуке колес. Неожиданно дверь со скрежетом отворилась, и вошел Сострат.
— Ну, — сказал он властно, — написал?
— Еще не все… я должен закончить, — ответил Сириск.
Скилур не выдержал напряжения и тяжело вздохнул.
— Это еще что? — Сострат подошел к мальчику.
Он внимательно долгим взглядом смерил Скилура.
— Если еще пару дней не будет послов Агара, мы сбросим тебя со скалы. — Сострат мрачно улыбнулся. — Так что не вздыхай, волчонок! Твои муки вскоре могут закончиться.
Глаза Сириска встретились с глазами Скилура. «Молчи…» — сказали глаза.
«Молчу», — ответили глаза мальчика.
— То же касается и тебя, Сириск! — Сострат перевел взгляд на грека. — Если завтра к утру не будет признания, то на скалу пойдете вместе.
И Сострат стремительно, как всегда, вышел из темницы. Дверь закрылась, и Сириск заметил, что Хрисанф нетерпеливо топчется вокруг Сострата.
— Не слишком ли ты заботлив, Хрисанф? — Сострат долгим испытывающим взглядом посмотрел на стражника.
— Слава Евфрону! — выкрикнул в ответ Хрисанф;
— Слава! — ответил Сострат. И его колесница с грохотом исчезла за поворотом дороги, среди кипарисов и миндальных деревьев.
…Невыносимо долго тянется время. Вот и розовые отблески зари на своде темницы померкли. Стало темно, а с темнотой пришел и холод.
— Не приедут, — прошептал наконец Скилур. — Видно Сострат испугал их.
— Не торопись. — Сириск сидел в углу и, казалось, был так же спокоен, как этот воздух — темный, беззвучный, непроницаемый.
Колесница подъехала тихо.
— Папия! — по голосу было слышно, что Хрисанф ждал гетеру с нетерпением.
— Тихо, Хрисанф. — Голос Папии был глуховат, ее было еле слышно. — Хорошие дела делаются в тишине, не правда ли, Хрисанф?
— О да! А вина ты захватила?
— И вина, и жареную курочку. Ты мой спаситель! Если бы не твоя помощь с колесом, я бы опоздала к Сострату. А это, сам знаешь, очень опасно.
— О плохом ни слова, Папия. Он был тут, змей подколодный!
— Тихо, Хрисанф! — голос гетеры стал еще тише. — Ты знаешь, по городу всюду забирают людей, одно лишнее слово и…
— Знаю, знаю, чаровница ты моя сладкая! — голос Хрисанфа стал еле слышен.
Изредка раздавался сдержанный смех Папии и голос Хрисанфа. И тут Сириск услышал шорох. Это была Хелена.
— Скорее! — Она просунула сквозь решетку нож. Сириск не без труда перерезал особым узлом завязанную веревку. Тяжелый засов они открыли вместе. Сириск порывисто обнял Хелену. Скилур нетерпеливо теребил его за плечо.
— Ну же, ну же, скорее!
— Хелена… ты, — Сириск повторял эти слова, а она целовала ему руки и, вся дрожа, прижималась изо всех сил.
— Они же убьют вас, Хелена. — Сириск посмотрел ей прямо в глаза.
Девушка прижала ладонь к его губам.
— Что-нибудь придумаем, — шепнула она. — Бегите вниз, там лодка. Когда переплывете бухту, увидите маслину. У дерева привязаны кони. Там ждет вас Диаф. Беги, Сириск!
— Хелена… Хелена… — только и вымолвил он.
Они кинулись в темноту, и Сириск услышал: «Не забывай».
…Сильный ветер поднял волну. Лодка была небольшая. Волны били ее о камни, и все же беглецы смогли отплыть от берега. В кромешной темноте, среди волн, они гребли изо всех сил. И сердца их стучали одно и то же: «Спасены, спасены, спасены…».
Ветер все усиливался. И волна кидала их все выше, а когда лодка проваливалась в бездну, не было видно ни берега, ни горизонта — только черные, холодные волны… Они гребли, выбиваясь из сил. И порой казалось, что гребут они в открытое море. Небо затянуло тучами, и огоньки Херсонеса появлялись все реже. Наконец они совсем исчезли в штормовом мареве.
— Я не могу больше! — Скилур отпустил весло, упал на дно лодки.
Сириск тоже перестал грести и только направлял лодку против волны.
— Послушай, Скилур, — он не стал кричать на юношу, это было бесполезно. — Этот ветер, что дует с юга — африк.
— Так что же? — мальчик совсем выбился из сил и, тяжело дыша, лежал на дне лодки.
— Африк может унести нас в открытое море. И тогда мы погибнем, — терпеливо объяснял Сириск. — Волна усиливается. Вспомни, ты же сам говорил мне, что ты воин. А разве воин не сражается до конца? Но африк может и спасти нас — главное не проскочить мыс. Мы должны просто грести к берегу, а ветер донесет нас. Ну же, воин, бери весло! Сейчас это твой меч. А волны — твои враги.
Скилур встал, взял весло, и они снова начали грести изо всех сил.
— И раз! И раз! И раз!.. — шептал Сириск.
И лодка пошла. Ветер все усиливался. В какой-то момент тучи на горизонте просветлели. И