– О, наш травник уже здесь, – с некоторым облегчением заметил крайн, – молодец. Скоро ты у нас великим знатоком женских обмороков станешь.
Варка обернулся, поднял без кровинки белое, растерянное лицо.
– Не дышит. И сердце не бьется.
Илка устоял на ногах только потому, что вовремя ухватился за косяк. В одну минуту господин Лунь влетел в комнату, оторвал бесчувственное тело от Варки, швырнул на пол и со всего размаху двинул кулаком в узкую грудь.
– Мамочка, – пискнула Ланка, на этот раз повисшая на плече у Илки.
– Тихо, – прошептал Варка, – сердце надо подтолкнуть. Я слыхал про такое. Отец рассказывал.
Господин Лунь помедлил немного, прислушался и, хищно оскалившись, ударил еще раз.
– Давай же, – шептал Варка, изо всей силы вцепившись в ковер, – давай!
Фамка со стоном втянула воздух сквозь стиснутые зубы и задышала неровно и часто. Крайн склонился над ней, обнял, прижал к себе, словно пытался своим телом защитить от всех невзгод и печалей. Над ним, едва умещаясь в комнате, шатром встали огромные серые крылья.
Варка моргнул. Никаких крыльев, конечно, не было. Выдохнув, он разжал кулаки. В руках остался нежный ковровый пух.
– Что ты себе позволяешь, госпожа Хелена? Твой принц, небось, тебя ждет, все глаза проглядел, а ты помирать затеяла.
– Больно, – простонала Фамка.
– Ребро я тебе сломал. От недоедания кости хрупкие. Совсем себя не бережешь. О чем ты только думала, а?
Фамка попыталась повернуть голову. Проследив за ее взглядом, Варка присвистнул. На туалетном столике цвела темно-багровая, почти черная роза. Жидкость, до краев наполнявшая тонкостенный бокал, тоже была темно-красной.
– Я думала… Ланка сказала – думай о розах, а как о них думать… я розы вблизи видала только на городском кладбище, на богатых могилах. А у нас на могилы цветы не клали. Дорого это. А теперь у наших и могил-то никаких нет, одно пепелище. Ну, вот я и думала… О тех, кто сгорел в том пожаре, о тех, кто помер с голоду во время осады, о тех, кого погнали на пушки под Белой Криницей, о тех, кого хоронят в общих могилах…
– Вот как, стало быть… Кровью сердца… Плохой я учитель, госпожа Хелена. Видел ведь, кто ты, а ничего про тебя не понял.
– Больно… Холодно…
– Ну, чего уставились? Быстро горячие кирпичи к ногам, закутать потеплее, широкую повязку. И поесть чего-нибудь. Потерять столько крови – это не шутка.
Варка устремился разыскивать повязки для сломанного ребра, Ланка и Жданка унеслись на кухню. Илка, как всегда, остался не у дел. Крайн поднял Фамку на руки, укачивая, как ребенка. Его заметно шатало. Илка подошел, подставил плечо.
– Уроните. Дайте я.
Господин Лунь благодарно кивнул. Глаза у него были больные, мутные.
Фамка оказалась очень легкой, сплошь тонкие птичьи кости.
Догадаться, где она спит, не составило никакого труда. Внушительное сооружение из двух сдвинутых лавок, накрытых пуховиками и шелковыми одеялами, с несусветным множеством подушек, конечно же, принадлежало Ланке.
Воронье гнездо прямо на полу, свитое из многочисленных пледов и покрывал, несомненно, устроила Жданка, утверждавшая, что на полу удобней, а с лавки она сваливается. В гнезде уютно дремала белая цапля.
У Фамки все было просто. Одна подушка на туго натянутом покрывале, аккуратно подвернутом под пуховик. Илка уложил ее прямо на покрывало. Подумал и, разорив красоту Ланкиной постели, принес оттуда ворох легких пушистых одеял. Пока он неловко укутывал дрожащую Фамку, крайн лег на ковер, вытянулся во весь рост, закинул руки за голову.
– Так о чем мы говорили?
– Я не понял, – угрюмо спросил Илка, – мне уходить или оставаться?
– Как хочешь. Мой совет – потерпи до весны. Когда откроется перевал, уйдешь в Загорье вместе со всеми.
«А как же розы?» – хотел спросить Илка, но тут набежали курицы с грелками, потом пришел Варка, притащил из гардеробной охапку шелковых шарфов, принялся ловко раздевать слабо отбивающуюся Фамку, потом бинтовать, чтобы зафиксировать сломанное ребро. Фамка требовала, чтобы он на нее не смотрел, Варка возражал, что вслепую он не умеет, а смотреть ему неинтересно, потому что обглоданные скелеты он уже тыщу раз видел. Тут Фамка обиделась и обозвала его дураком. Крайн, не вставая с пола, наблюдал за ними и бурчал что-то про самозваных знахарей и руки, растущие не из того места, Ланка, приговаривая, что использовать драгоценный шелк таким образом – варварство, под шумок стащила один особенно понравившийся шарфик, и Илка понял: больше ни о чем поговорить не удастся.
– Нет. Это никуда не годится. Вдруг еще кто-нибудь заболеет, а у нас – ничего, никаких лекарств!
Варка возмущался так, что эхо гуляло по всему главному залу. Господин Лунь вяло кивал в ответ, пристально глядя на огонь.
– Неужели тут у вас ничего не было? Порошки эти из коробочки… Это же не магия никакая… Их же где-то готовили…
– Все у нас тут есть… как не быть… прекрасная лаборатория, сушильня, пресс, перегонный куб, кладовая… В кладовой, наверное, кое-что осталось.
– Где?!
– Во-он там, – длинный палец крайна уперся в темный дверной проем на высоте не меньше двадцати саженей.
– Ага, – деловито сказал Варка и удалился с озабоченным видом.
Глава 6
– Варочка, не надо!
– Слезай оттуда! Сорвешься!
– Окончательно свихнулся!
– Почему окончательно? Он всегда такой был.
– Господин Лунь, скажите ему!
– Тихо. Не орите под руку. А скажу я ему потом. Попозже. Все-о скажу…
Вопли Варке не очень мешали. Веревку с крюком он использовал только в крайнем случае. Второй кусок веревки, гораздо длиннее первого, был обмотан вокруг туловища наискосок, через правое плечо. Вот он, тяжелый и неудобный, действительно мешал. Но босые ноги ловко отталкивались от стены, руки в перчатках уверенно хватались за сухие колючие стебли вьющихся роз. Стебли трещали, ломались, но, в общем, держали неплохо. Жаль, скоро закончились. Впрочем, площадка, на которой они росли, оказалась подходящей. Варка раскрутил веревку, и крюк очень удачно зацепился за резное золоченое украшение, изображавшее чей-то замысловатый герб. Может, рода Ар-Морран, а может, еще какого. В это Варка вникать не стал. Геральдическая штуковина позволила безопасно преодолеть еще четыре сажени. Дальше дело застопорилось. Нужный ему дверной проем был гораздо выше и на целых семь сажень правее. Это расстояние Варка рассчитывал пройти по узкому мостику, соединявшему две двери не очень высоко над непонятным гербом. Перила у мостика напрочь отсутствовали, однако выглядел он вполне надежным. Но только выглядел. Не успел крюк вонзиться в старое дерево, как оно затрещало и распалось на отдельные доски. Доски посыпались вниз. Одна из них треснула Варку по макушке, остальные благополучно достигли пола, о чем свидетельствовал гулкий грохот и разные слова, которые кричали ему возмущенные зрители.
Варке смотреть вниз было несподручно, потому что геральдическая штуковина, на верхушке которой он стоял, неприятно раскачивалась. В аптечную кладовую теперь не попасть. Туда точно не докинуть. Веревки не хватит. А вдруг… Вдруг между комнатами есть внутренние переходы? И вообще, что там, в верхних покоях? Любопытно.
Он поймал неустойчивое равновесие на качающейся деревяшке и швырнул крюк как можно выше. Едва не свалился, в последний момент зацепился свободной рукой, но крюк удачно впился в ближайшую дверь. Варка обрадовался, подергал для надежности за веревку и полез вверх. А крюк с противным треском поехал вниз – дверной проем оказался не закрыт, а всего лишь завешен плотной темной тканью. Ткань медленно расползалась под тяжестью крюка. Варка шмыгнул носом и полез быстрее. Порога они с крюком достигли одновременно. Крюк, радостно звякнув, отправился вниз, а Варка нырнул головой вперед, запутавшись в пыльной завесе.
Широкий золотой луч ворвался в главный зал, наискось рассек привычный полумрак. Засверкали камни в искусственных гротах, засияла яркими красками настенная роспись. В ярком свете возникла тощая, длинноногая Варкина тень.
– Слезай! – завопила Жданка, у которой от неудобной позы уже болела шея.
– Не стоит, – мягко посоветовал крайн, – теперь я тебя наверняка убью.
Но Варка, как обычно, к советам был равнодушен.
– Эй, вы! – радостно заорал он. – Там, снаружи, уже весна!
– Весна, – протянула Фамка, подняв к свету бледное личико.
– Солнышко, – мечтательно пропела Ланка.
Жданка вдруг ухватила крайна за рукав и потащила к двери.
Выпутавшись из дурацкой занавески, Варка вначале едва не ослеп. Просторную квадратную комнату заполняло солнце. Несомненно, это была спальня. Из мебели тут имелись низкая широченная кровать без спинки и пыльный лохматый ковер. Солнце рвалось в огромное окно, занимавшее всю переднюю стену. Подбежав к нему, Варка тут же отшатнулся назад. Стекла не было. Решетки и оконных переплетов – тоже. Пора бы уже привыкнуть, что в доме крайнов пол то и дело внезапно обрывается в пропасть.
Варка лег на живот и стал смотреть. Дно пропасти казалось неуловимо знакомым. Ну конечно, так и есть. Вон черная крыша хижины, вся в золотистых пятнах лишайника, вон мертвое дерево, которое так и не удалось срубить на дрова, вон склон холма в сверкании талой воды, в бурых пятнах проталин и белых островах ноздреватого мокрого снега, вон чернеет дальний лес, а вон и хозяйство дядьки Антона. Над крышей поднимается дымок, во дворе какое-то шевеление. Выполз из дому дядька Антон, справляет свои весенние делишки.
Внизу хлопнула дверь, и из хижины вывалились галдящие курицы. Солидно почесываясь, вышел Илка. За ним выскользнул крайн и замер, подставив лицо солнцу. Отросшие волосы рассыпались по плечам светлым плащом.
Варка вдруг заторопился, в два приема закрепил веревку вокруг ножки кровати, сбросил в полумрак главного зала и стремительно соскользнул по ней. Руки обожгло даже сквозь перчатки, до пола не хватало больше двух саженей, но он, недолго