– Илку от кого спасать будем? – зарывшись в камзол до самого носа, пискнула Жданка.
– Да так… Город-то мы отстояли, а кто сейчас в городе – не знаем. Может, эти, черные, всю городскую гвардию уже перерезали.
– Какие черные? – устало переспросил крайн.
– Ну, я ж рассказывал. Не все нам с Илкой обрадовались. Есть тут один, самый умный. А может, и не один. Городской старшина сказал, им князь Сенежский платит.
– Та-ак. А кто у них теперь городской старшина?
– Какой-то Анджей.
– Анджей Осокорь?
– Во-во, как-то так…
– Но он, должно быть, уже очень стар.
– Ага. И сердце совсем никуда.
– И цеховые старшины вертят им как хотят.
– Вот уж нет. Таким не очень-то и повертишь. Проще убить.
– Что ж, это дает нам надежду. Пойдем, поищем господина Осокоря.
Город был вымыт дождем от коньков крыш до заросших столетней грязью камней мостовой и, как захваченный Липовец, тих и безлюден. Булыжник городских улиц блестел, будто новая змеиная кожа. Вода все еще глухо урчала в водостоках, старые стены домов, отсырев, ненадолго вернули себе прежние яркие краски. Свежесть очищенного бурей воздуха была отравлена отчетливым запахом дыма. Посреди Лодейной улицы, которая, вихляясь как пьяная, взбиралась к Ратушной площади, валялся сорванный ветром жестяной петух-флюгер. Варка, ежась от холода, опасливо озирался по сторонам. Все пытался угадать, кто победил, городская гвардия или люди умного Томаша.
На перекрестке из мостовой торчала сломанная алебарда. Рядом на спине лежал человек в мокром рыбацком плаще. Однако прочая одежда на нем, включая испачканные грязью высокие сапоги, была щегольской, модной.
Варка мельком взглянул на залитый кровью камзол и обхватил Жданку, заставив уткнуться в свое плечо.
– Не смотри.
– Да ладно, – вывернулась Жданка, – я и не такое видела.
Но все же смотреть не стала. Господин Лунь, напротив, не торопясь приблизился к мертвецу и без малейшей брезгливости снял с него плащ. Варку передернуло. Но остатки крыльев оказались теперь надежно прикрыты.
Дымом пахло все сильнее. Миновали разгромленную лавку с содранными ставнями и изрубленной топором дверью. Потом еще одну, возле которой валялся расплющенный шлем стражника, громоздились остатки разбитых бочек и нестерпимо несло вином. Однако все запахи по-прежнему заглушал горький запах дыма. На улицах ночью сражались. И гроза нисколько не помешала. Крайн кривился, морщился как от кислого. Видно, его тоже терзало гнусное предчувствие, что город захвачен изнутри, без помощи главных сил хитроумного Вепря.
Словно подтверждая самые худшие подозрения, в конце улицы на фоне рассветного неба обозначились фигуры всадников. Варка тут же принялся соображать, куда бы свернуть, но дома стояли плотно, слепо глядели на мир запертыми дверями и закрытыми ставнями. И главное, мокро, холодно и сил уже никаких нет.
– Свои или чужие? – пытаясь не впасть в отчаяние и старательно изображая мужскую сдержанность, отрывисто спросил он.
– Сдается мне, рыжая, – заметил крайн, разглядывая всадников, – что ты сейчас упадешь в обморок.
– Скажете тоже. Я в обморок сроду не падала. У нас на Болоте…
– Знаю-знаю. И все-таки ты попытайся, – вкрадчиво прошептал крайн, – нам ведь что свои, что чужие – все едино. Бежали в Бренну из Поречья, жили в трущобах, трущобы затопило, еле спаслись. Ребенок при смерти.
– Ага, – протянула Жданка и тут же повисла на Варке, едва не сбив его с ног. Крайн подхватил ее на руки и неверной походкой двинулся вперед. Варка, тяжело вздохнув, потянулся следом, все ближе и ближе к грозным всадникам, пока что не обращавшим на жалкую троицу промокших нищих никакого внимания.
– Господин крайн…
– М-м-м…
– Пресветлый господин крайн…
Ощутив, что его грубо трясут за плечо, Илка вскочил как встрепанный, повалил кресло, отпрыгнул к окну. В руках сами собой возникли сверкающие волнистые клинки. Ушей достиг опасливо-восхищенный говор.
– Пресветлый господин крайн, не гневайтесь.
Илка наконец разлепил веки. Круглый кабинет ратушной башни заполняли солдаты. В первых рядах находился начальник стражи, бледный и напряженный, видимо, потому, что острие одного из клинков дрожало, почти касаясь его небритого подбородка.
– Проспать изволили, пресветлый господин крайн. Десятый час, пора на переговоры.
Илка клинки опустил, но глядел хмуро. К бреннской страже у него никакого доверия не было. К тому же на переговоры предполагалось идти с Варкой. Но красавчик, конечно, подвел. Так и не появился. То ли убит, то ли схвачен, то ли дождем его смыло.
– Ваша охрана, господин крайн. В городе неспокойно. Нынче ночью беспорядки были. Наших много полегло. Но не извольте беспокоиться, город отстояли. У нас в Бренне ни один волос не упадет с головы крайнов. У нас не то что в Трубеже.
– Ага, – собрался с силами Илка, – охрана – это хорошо. А где господин Анджей?
– Не тревожьтесь, прибудет вовремя, – заверил начальник стражи.
– Ладно. Умыться дайте.
Переговоры – дело серьезное. Предстать перед людьми противника с всклокоченной головой и помятой со сна рожей никак нельзя. Крайн он, в конце концов, или не крайн?
Илка проверил, не сперли ли алмазный венец. Кряхтя, вытащил из кармана штанов деревянный гребень. Гребень этот господин Лунь, вняв Илкиным неотступным просьбам, заговорил еще в Столбцах. Подержал в сомкнутых ладонях и отдал с ехидной усмешкой. Волосам общение с этим гребнем шло на пользу. Они послушно ложились тяжелыми крупными кольцами, да и цвет гнилой соломы уступил место цвету спелой ржи. Пустячок, а приятно.
Хотелось есть. Но завтрак Илка просить не стал. Кто их знает, вдруг они тут думают, что крайнам есть не положено?
Через полчаса насупленная охрана ввела его в главный зал ратуши прямо из внутренних покоев. Зал был так себе, куда скромнее, чем в Липовце. Высокие окна, глядящие на площадь, светлые стены без украшений, по углам две большие печи в голубых изразцах. Цеховые старшины города Бренны беспокойно слонялись вдоль окон или, измученные плохо проведенной ночью, дремали в расставленных полукругом жестких дубовых креслах.
Почти сразу после Илки по широкой лестнице, ведущей вниз, к выходу, взбежал отряд в кирасах с гербом князя Сенежского, дюжина ратников, которыми распоряжался бравый мужчина с мощной, слегка скособоченной нижней челюстью и цепким взглядом убежденного убийцы. Цеховые старшины при виде этого разгоряченного господина сбились в кучу, как овцы при виде волка.
– Кто это? – тихо спросил Илка.
– Хенрик, – шепотом просветили его, – младший княжич Сенежский. Князь Филипп сам не явился, сынка с нами разбираться прислал.
Вперед храбро выступил городской старшина, землисто-бледный, с набрякшими черными подглазьями, но живой и довольно бодрый. Стражники мужественно расправили плечи и сомкнулись вокруг Илки, видимо, твердо намереваясь воспрепятствовать падению волос с его головы. В щелку между могучими телами Илка мог наблюдать, как разгневанный княжич Хенрик надвигается на городского старшину с неотвратимостью осадного орудия.
– Где мои люди?!
– Полагаю, устроены на ночлег в казарме восточной стены, – спокойно ответил господин Анджей.
– Устроены на ночлег! Вы, верно, обмолвились?! Вероломно схвачены и обезоружены!
– Для их же собственной пользы, – улыбнулся городской старшина, – они были пьяны, буйствовали, а оружие в таких случаях, знаете ли…
– Нет. Не знаю! – слова вылетали изо рта княжеского посланца с такой силой, будто он пытался забивать гвозди нижней челюстью. – Зато я знаю, что вы слишком много себе позволяете!
– Не думаю. Напротив, в изменившихся обстоятельствах это лучшее, что мы можем сделать.
– Изменившихся? – Посол почти навис над городским старшиной. – Накося выкуси! Через неделю, когда спадет вода, просохнут дороги и обнажатся броды, мы возьмем Бренну за горло. И вот тогда… тогда я не стану тратить время на разговоры!
Илка подумал, что хочешь не хочешь, а пора вмешаться, пока этот мужественный красавец не откусил господину Анджею голову.
Растолкав своих охранников, он решительно выбрался на волю, пошевелил собственным, не слишком внушительным подбородком, расправил плечи и сказал, по мере сил воссоздав на лице драконью улыбочку господина Луня:
– Полагаю, вы не осознаете значения изменившихся обстоятельств.
Глаза княжеского посланника уставились на него, ощупали с ног до головы, словно отыскивая круг мишени. Илке это не понравилось, поэтому он быстро перешел к делу.
– Мне поручено передать вам письмо для его сиятельства князя Пучежского и Сенежского.
Отцепив от пояса длинный серебряный футляр, он нарочито медленно извлек из него широкий лист тонкого пергамента, разукрашенный киноварью и золотом, с тремя блестящими печатями и заковыристой подписью господина Луня, начертанной собственноручно.
– На словах считаю своим долгом добавить, – не удержался Илка, уверенный, что типов вроде этого посланца полезно как следует припугнуть, – любое вторжение на землю Пригорья повлечет за собой жестокое наказание. Господин барон Сильвестр Адальберт Косинский в этом уже убедился.
– А что случилось? – спросил кто-то из цеховых старшин.
– Скоро узнаете, – веско произнес Илка и значительно поджал губы.
Все сказанное им было сплошной отсебятиной. По плану следовало вручить письмо и сразу уходить, прикрываясь щитами. Но Варки не было, а Илка понятия не имел, как будет уходить по крышам без помощи тронутого красавчика, да еще при свете дня, когда на улицах полно народу.
– Песья кровь! – сказал княжич Хенрик, просматривая письмо.
– Подобные выражения в присутствии крайнов недопустимы, – мягко пожурил его господин Анджей. Илка тут же постарался сделать лицо мечтательно-отрешенным, как у Варки, а взгляд снисходительно-покорным. Мол, всем известно, что люди – существа грубые, низкие, но мы крайны, мы потерпим. И не такое терпели.