– Побудьте со мной, – попросила она, стараясь, чтоб голос звучал пожалобней.
Помогло. Господин Лунь присел у огня, обхватил острое колено.
– Расскажите что-нибудь.
– Сказку?
Ну, ясное дело. Она же дитя малое. Куклы, сказки, леденчики. Жданка кивнула. Будет рассказывать, вот и посидит подольше.
– Стало быть, так. На море-океане, на полой поляне светит месяц на осиновый пень, на темный лес, на зеленый дол. У того пня сидит волк лохматый, на зубах у него весь скот рогатый…
– Не, про волка не надо. Она страшная, – сказала хитрая Жданка, выторговывая себе еще лишнюю минуточку.
– А про что надо?
– Про крайнов.
– Ну, хорошо, – господин Лунь вздохнул, помешал в камине, – давным-давно, в незапамятные времена жил да был один крайн. И была у него сестра.
– Прекрасная крайна?
– Да. Прекрасная, мудрая, добрая. Волосы золотые, как солнечный луч, и глаза голубые, как небо.
– Веснушек у нее, небось, не было, – пробормотала Жданка.
– Были веснушки, маленькие. Во-от тут. Летом всегда проступали.
– И конечно, он ее любил?
– Да, больше жизни.
– Ой, сдается мне, не сестра она ему была.
– Ты будешь слушать или нет?
– Буду-буду.
– Итак, они жили счастливо, так счастливо, что весна в том краю никогда не кончалась. Но вот однажды этому крайну пришлось отлучиться. Покидая сестру, он не предчувствовал дурного и только просил ее не летать слишком высоко.
– А она летала?
– Да. Она любила летать. У нее были прекрасные белые крылья. И вот однажды, пока брат странствовал в чужих краях, прилетел злой дракон и унес его сестру далеко-далеко, за край земли. Воротился брат и едва не умер от горя…
– И отправился по белу свету ее искать.
– Да. А что еще ему оставалось? Искал он ее над облаками, расспрашивал перелетных птиц, но птицы знать ничего не знали. Тогда пришлось ему спуститься и искать ее следы на земле.
– Сто железных башмаков истоптал, сто дорог исходил…
– Сто дорог, сто земель, сто морей… Прошел огонь, и воду, и медные трубы. Дошел до самого края света. И вот однажды в городе на большой реке он увидел прекрасного белого оленя…
– Оленя? В городе?
– Да, действительно, нескладно. Хорошо. Увидел он прекрасную девочку, как две капли воды похожую на крайну, и девочка отвела его к высокой башне, где жила его Марилла в тоске и печали.
– И они поженились и жили долго и счастливо.
– Да, что-то в этом роде. Это, как ты выражаешься, было бы правильно.
– Только на сестрах не женятся.
– Верно. Опять ерунда какая-то получается. Совсем твой сказочник заврался.
– Ага, – отчетливо сказали из темноты, – кругом вранье.
Крайн вздрогнул, обернулся. У лестницы, слегка расставив тощие ноги, стоял разъяренный Варка.
– Сказочки рассказываете. Башни, драконы, город на большой реке… Мою мать звали Марилла!
– Не ори. Здесь ребенок больной.
– Может, все-таки скажете правду? Кто я на самом деле? Кто я вам?
– Э-э-э, – всерьез призадумался крайн, – стало быть, так… Прабабка твоей матери была замужем за Кречетом Аглис Ар-Морран… А Стрепет из Сварожичей женился на сестре моего двоюродного прадеда… Нет. Не получается… Никогда не мог этого запомнить.
– Вы мне зубы не заговаривайте. Кто я?
– Уверен, что тебе нужен ответ?
Варка в ярости тряхнул головой, пнул зашелестевшую всеми ветками и листьями лестницу и ляпнул нечто до такой степени непристойное, что даже Жданка поперхнулась.
– Вижу, уверен. Ну что ж, пойдем куда-нибудь, побеседуем.
Варка покосился на сгоравшую от любопытства Жданку и молча кивнул.
Крайн привел его в Поющую комнату, к водопаду. Как всегда, вода звенела, лилась, жила подо льдом. Снаружи просачивались синие зимние сумерки. Сосну, выращенную когда-то Жданкой, давно вынесли, высадили у входа в хижину. Зато Варкины розы разрослись, вскарабкались по всем стенам, тянули к воде цветущие плети. Суровое время года их не касалось. Все знали, что Варка иногда ходит сюда, слушает воду. Должно быть, его редкие посещения заменяли цветам и тепло, и свет.
Крайн сразу исчез, затерялся в сумраке. Варка хотел вызвать свет, но почему-то не решился.
– Имя твоей матери – Марилла Аглис Сварог, крайна из белых крайнов Пригорья, госпожа утра, хозяйка ветра и света.
– Так я что, правда крайн?!
– Крайн, где твои крылья?
– Хм.
– Тогда помалкивай. Ты хотел правды – сейчас получишь. Господину старшему крайну Марилла приходилась дочерью, а мне… Мы выросли вместе. Сварог рано овдовел, и ее воспитала моя мать. Марилла была на два года старше. Все мое детство прошло рядом с ней. Наш брак был предрешен еще в колыбели. Моя мать любила Мариллу как родную дочь. Господин Сварог ни о чем другом и не мечтал. Ведь я был Поющим крайном, надеждой и гордостью рода Ар-Морран. А сама Марилла… Что ж, она всю жизнь нянчилась со мной и видела меня насквозь. Между шестнадцатилетним мальчишкой и девушкой восемнадцати лет – огромная пропасть. Но когда я пел… Да, тогда она любила меня. В этом я и сейчас уверен.
Всю жизнь я старался удержать ее внимание, поразить чем-нибудь, но мои… э… похождения ее только смешили. Как-то раз я, выйдя из мертвой петли, хотел красиво приземлиться на крышу Антонова хлева, но немножко не рассчитал и на глазах у изумленных зрителей красиво пропахал носом Антонов двор. Сломал ключицу, помял левое крыло, повредил руку. Две недели она не отходила от меня. Две недели я валялся в постели и был совершенно счастлив. А потом совсем потерял голову, творил всякие безумства, и меня отослали в столицу. Старшие решили, что в городе, да еще при дворе, мне поневоле придется держать себя в руках. К концу учебы остепенюсь, повзрослею. Пропасть между двадцатилетним парнем и девушкой на два года старше уже не так велика. Глубокие колодцы я строить тогда не умел и не мог прилетать слишком часто.
А через год в Трубеж вернулся Ясь Гронский. Знаменитый борец с речными пиратами, герой битвы под Маремами, красавец даже по меркам крайнов: косая сажень в плечах, военная осанка, боевые шрамы… Нет-нет, я и не думал ревновать. Он мне даже нравился, этот Ясь. Разве мог сравниться со мной тридцатилетний старик, грубый, невежественный вояка? Я же был золотой мальчик, прекрасный принц. Мне всегда и везде были рады. Меня не просто любили, меня обожали. Со мной никак не могло случиться ничего дурного.
И тот день я тоже провел как всегда. Кошмары не снились, предчувствия не одолевали, сердце не щемило. Их убивали, а я валялся в постели, маясь от жестокого похмелья, потом потащился на лекции. А вечером отправился ко двору. Купальский бал, танцы в садах при свете луны. Всю ночь резвился там, как лиса в курятнике. Моя популярность среди фрейлин ее величества – это было нечто неописуемое.
Варка напрягся, пытаясь представить крайна на королевском балу среди восторженных фрейлин. Не вышло.
– Голубь от Сварога нашел меня только через три дня. Крайны покидали Пригорье. Слишком много людской злобы. Никто из наших не мог выдержать. Он умолял меня, ни минуты не медля, лететь на Крайнову горку. Но я кинулся в Трубеж. Добрался как-то очень быстро. Должно быть, ни разу не отдыхал. Не помню. И дальше все будто стерлось… Да это и неинтересно.
Варке, напротив, было очень интересно, откуда, например, взялась Сафонова пустошь, огромный кусок красноватой, будто выжженной земли на месте знаменитой Сафоновой рощи. Но расспрашивать он не стал.
– Крылья хранят крайна, даже если он безумен. Очнулся я где-то высоко над облаками. В разрывах – сплошная чернота. Потом разглядел блестящую рябь и понял – лечу над морем. И также ясно понял – она жива. Я чувствовал ее. Я всегда ее чувствовал, всю жизнь. Матери больше не было… Но Марилла выжила.
Сначала я искал в Пригорье. Но там все верили, что она умерла. Никто ее больше не видел, никто ничего не знал.
– А через воду, как с Тондой? – робко спросил наконец Варка.
– Тонда человек. С крайнами это никогда не удается. Хотя я пытался. И не раз. Меня считали безумным. Однажды даже скрутили и пытались отвести на Крайнову горку в надежде задобрить господина Сварога. Не знали, что все бесполезно и крайнов там уже нет. Так что Пригорье пришлось покинуть. Обошел пешком весь Косинец и княжество Сенежское, те места, где она бывала прежде, а потом и те, где она не бывала никогда. Повсюду расспрашивал о молодой травнице.
Вначале метался, много летал, все высматривал, не блеснут ли над облаками белые крылья, часто возвращался в Пригорье. Потом просто бродил, из деревни в деревню, из города в город… Война сильно мешала. Меня все время пытались то взять в заложники, то забрить в солдаты. На каторге больше года потерял. Два года пробыл травником у самозванца. Войско все-таки двигалось. Так что это было мне на руку. Сбежал после взятия Городища. Ты когда-нибудь видел город, отданный на разграбление?
– Вообще-то видел, – прошептал Варка.
– Потом я стал умнее. Раздобыл лютню и прикинулся слепым. Петь я уже не мог, но играл неплохо.
Вербовщики всех и всяческих армий сразу потеряли ко мне интерес. К тому же это был верный кусок хлеба. Однако как-то раз в портовом Коростене кто-то догадался, что я не слепой. Меня тут же сочли королевским соглядатаем и снова собрались вешать… Впрочем, все это долго и скучно. Добравшись до Липовца, я уже потерял надежду. Лишь по привычке принялся расспрашивать о прекрасной травнице. «В городе никаких травниц нет, – сказали мне, – не женское это дело».
А потом я увидел тебя. Но понял не сразу. Смазливое лицо не делает человека крайном. Однако ты обращался со спиком, будто с любимой кошкой. К твоему сведению, спики – существа на редкость тупые и крайне злобные. Приручить их нельзя. Будь ты просто человеком, он не лизался бы с тобой, а в два счета откусил бы нос. Так я нашел ее.
Она узнала его мгновенно, несмотря на то что изменился он страшно. Она шла к нему, постукивая легкими каблучками по потертому паркету Белого зала, протягивала руки, плакала и смеялась. Она была такой, как прежде. Вот только волосы скручены в некрасивую, вовсе не нужную прическу. Он обнял ее и понял, что сейчас умрет. Нет, он сейчас же заберет ее отсюда, из этого грязного города, из этого проклятого мира. Окно открыто, сумерки, небо облачно. Они улетят, исчезнут, как две тени, вернутся в Пригоръе, и все будет как раньше.