апоминании, оставался еще уголок разума, занятый чрезвычайно отвлекающим любованием этим мужчиной. Потому что нельзя, абсолютно невозможно было игнорировать, насколько же он потрясающ даже в этом, почти игровом для него поединке. То молниеносен и ужасающ, то тягуч, как плавящийся металл, сосредоточен и лениво расслаблен одновременно. Скуп на движения и в тот же миг, как вода, что никогда не находится в состоянии полного покоя. Крорр будто точно знал, как Рамос решит защищаться от каждого его следующего выпада, и просто позволял по своему усмотрению ему отразить, получив иллюзию крошечной сиюминутной победы или нет. Как будто парень был марионеткой в его руках, а вовсе не самостоятельной боевой единицей. Сто процентов я выглядела так же, а то и хуже. Это восхищало, завораживало и бесконечно бесило. Слишком очевидно показывало, какова же пропасть между физическими возможностями Крылатых и их мастерством и нами, людьми с нормальной скоростью реакций и подготовкой на уровне беспощадных, но большей частью хаотичных уличных драк. И это при том, что ликтор ни разу не воспользовался крыльями и своей превосходящей массой. В его власти было буквально размазать Рамоса, как и меня, по полу, но нет же. И от этого все происходящее еще отчетливее напоминало игру хищника с заведомо пойманной и слабой жертвой. В какой-то момент мне даже пришло в голову, что Крорр немного рисуется, но потом я эту мысль отбросила. Смысл? Тому, кто настолько превосходит других, нет никакого резона или удовольствия размениваться на дешевую демонстрацию общеизвестного факта.
В других концах огромного зала занимались остальные группы, но я не могла себе позволить оторваться от наблюдения за командиром, чтобы хоть немного поглазеть и на них. Слишком сосредоточилась на желании учиться и усваивать. И это принесло свои плоды. При втором заходе, я ухитрилась-таки с переменным успехом отразить примерно треть атак Бронзового. Конечно, в итоге я все равно очутилась на полу, насквозь пропотевшая, как после всего утреннего кросса, и с болью практически повсюду, но с намеком на удовлетворение собой, которое необъяснимым образом увеличилось в разы, когда Крорр едва слышно пробормотал "прекрасно", протягивая мне руку. И даже то, что ночевать он таки повел меня снова в карцер, моего настроения не испортило.
ГЛАВА 19
Ошибка. Чертовски огромная ошибка с его стороны приказать Войт топать в карцер впереди. Потому что Крорр на нее пялился и ничего не мог с этим поделать. С другой стороны, они ведь в этом коридоре одни, куда ему еще смотреть, кроме этих проклятых бедер, обтянутых черной форменной кожей? Предполагалось, что штаны должны быть хоть немного свободными, но нет, не с ее мускулатурой, отчетливо проступавшей при каждом шаге, особенно на лестнице. Совсем не женственно, чересчур для того, чтобы соответствовать его представлениям о красоте и сексуальности. Тогда почему именно сейчас под его одеждой стало нестерпимо жарко, волосы на лбу и затылке взмокли, сердце тарабанило, как от многочасового кросса, а в паху жестко тянуло при ходьбе из-за ненавистной тесноты. И еще эта круглая, жесткая задница… у него сами собой начинали стискиваться до хруста челюсти от иррациональной, сумасбродной безотлагательной необходимости накрыть своими ладонями эти слишком упругие для девушки половинки, сжать, не контролируя себя, не жалея… впиться зубами, а потом облизать оставленные следы. Войт будила в нем что-то неправильное… вытягивала из-под оболочки нормального, цивилизованного мужчины примитивное, пылающее бездумной и жестокой похотью животное, одуревшего от сексуальной жажды самца. Да, именно так. Он не хотел с ней заниматься любовью, так, как делал это когда-либо прежде, совсем нет. Крорр не нуждался и в просто сексе с ней. Он живьем горел от потребности в грубом, том самом чисто животном трахе с ней. Беспощадном, не маскирующимся даже чуть-чуть под действо, в котором участвуют разумные части мозга. Обнаженное вожделение, укусы, толчки, пот ручьем, ногти, впивающиеся до крови, потоки влаги между телами, пошлые громкие шлепки плоти о плоть, горловые протяжные стоны, крики на грани отчаяния, торжествующий финальный рык… Толкнуть чертову девку к стене, схватить за эту дразняще качающуюся из стороны в сторону косу цвета тусклого серебра, натянуть, вынуждая выгнуться до хруста в шейных позвонках, подставить ее вечно дерзко кривящийся рот под его губы… нет, скорее, под зубы, чтобы терзать до медно-соленого вкуса, а не целовать… В бездну ее штаны, не снимать, просто разодрать вместе с бельем, освобождая себе дорогу, оставляя болтаться лохмотьями, что скажут каждому, кто их увидит, что Бронзовый был в ней, излил внутрь ее тела часть себя, своей жизненной сути…
Крылья вдруг громко чиркнули по каменным стенам коридора, уже начав свой хищный путь вперед. Захватить, подчинить, вдавить собой в стену, ворваться внутрь резко, без прелюдий, чтобы оба тела выгнуло от первой боли-наслаждения-узнавания-шока…
Ликтор мотнул головой, так сильно, что его даже шатнуло. Опять этот сплошной красный, от оранжево-золотистого до темно-темно-багрового, едва ли не черного. Словно жидкая лава, которую он отчаянно охлаждает ледяным дыханием своего самоконтроля, но она все прет из прежде неведомых глубин, ломает безлично-серую корку, порождая сеть из тысяч пышущих свирепым жаром тонких трещин. Они ширятся-ширятся, сжигая дотла видимость спокойствия, заполоняя опять все вокруг этими переливами буквально уничтожающего его сетчатку красного. Недостойно. Катастрофично.
Скрипнув зубами, Крорр напрягся, будто был в изнуряющем бою, усмиряя крылья и посылая волевую команду нижней части тела прекратить это непотребство и пытку низменным вожделением. Он не хочет Войт, не так, как пристало желать женщину мужчине, обладающему чувством собственного достоинства и уважающего противоположный пол. То, что она в нем пробуждает, — это происки темной, грязной стороны натуры. Ее зачатки есть в каждом, но это не значит, что им нужно позволять расти и развиваться. "Ну да, — зашелся в ядовитом саркастическом смехе противный голос в голове Крорра, — темной, извращенной, грязной, и ты не просто желаешь — тебя на изнанку выворачивает от потребности окунуться в эту грязь с головой. Нырнуть, забыть про воздух, изваляться целиком, наесться до отвала. И чтобы потом — изнеможение, следы по всему телу, тянущая боль в паху уже не от возбуждения, а от полнейшего опустошения… Ты ведь даже не представляешь, каково это. Не будешь, пока не попробуешь хоть разочек. Никто не узнает… а и узнает, наплевать… Обхвати ее крыльями — и все, готова, под тобой, так, как захочешь…"
— Войт, шагай быстрее, — рявкнул Крорр, заглушая этот поганый, невесть откуда вылезший голос. — У меня еще куча дел.
"Ага, добраться до первого же тихого угла и наградить крепким рукопожатием свой член, потому как ты даже до душа в своей комнате не дотерпишь"
— Заткнись.
— А я ничего и не говорила, — ответила Войт, оглянувшись через плечо, отчего ее коса мотнулась и хлестнула по крепкому, но поразительно изящному плечу. Схватить… намотать на руку… натянуть… вогнать себя до предела…
— Вот и дальше молчи и шевели ногами, — прорычал сквозь зубы Бронзовый, вталкивая ее в камеру и захлопывая дверь.
Теперь прочь, быстрее от этого пламенно-кровавого марева, к нормальному, обычному, подконтрольному.
— Ага, гони пятерку, — Рилейф довольно ухмыльнулся Заару при появлении Крорра в общей ликторской комнате координации, и требовательно протянул тому свою широкую лапищу: — А я тебе говорил, что наш Ро — кремень.
— Вы ведете себя как подростки, честное слово, — упрекнула их Илэш, снова раздражающе внимательно вглядываясь в лицо Бронзовому.
— Эй, кто сказал, что ты выиграл, — возмутился Заар, игнорируя замечание Красной и хмурый вид Крорра. — Может, он управился по-быстрому. Пятнадцати минут вполне достаточно на все.
— Идиот, до карцера и обратно идти как минимум десять, даже если очень быстро, — фыркнул синий ликтор, сделав движение "давай-давай" пальцами. — А если Ро успел за остальные пять, то полноценным сексом это никак считаться не может. Гони бабки.
— Придурки опять взялись устраивать свои тупые пари? — брезгливо скривившись, спросил Крорр, усаживаясь рядом с женщиной.
— Ты же их знаешь, — пожала она плечами с обреченным видом, — им только повод подай. А то, как ты пожираешь глазами эту Войт и нелогично себя ведешь, более чем достаточный повод.
— Ты снова за свое? — насупился мужчина, складывая на груди мощные руки. — Что же такого нелогичного в моем поведении?
Да-да, он и сам был в курсе, но с какой такой радости это должно занимать так окружающих? Им больше делать нечего? Мало ему борьбы с собственным странным психическим отклонением, так еще и трать теперь усилия на отслеживание того, чтобы не продемонстрировать чего лишнего друзьям.
— Тебе по порядку? — приподняла красивую бровь Илэш, пока два великовозрастных придурка, по ошибке зовущиеся драконьими ликторами, продолжили свое лишенное всякого смысла препирательство. — Сначала ты ее наказываешь за то, что вполне можно бы и спустить на тормозах. И тут черт с ним, понимаю, мы должны были им сразу дать понять, кто тут главный. Но потом ты с нее глаз не сводишь, уделяя внимания больше, чем всей остальной группе вместе взятой, даешь послабления в наказании, отменяешь физическое взыскание, а после — вот сюрприз — опять с чего-то бесишься и отправляешь в карцер без душа и еды, причем именно тогда, когда она показала себя лучшим дарованием в рукопашке. Очень интересный у тебя способ поощрять за рвение в учебе. Получается, Войт выложилась на тренировке на все сто с первого же раза и в чем-то виновата?
Виновата. Еще как виновата. Одним движением губ, зовущимся улыбкой, провинилась. Мимолетным проблеском чего-то, что и рассмотреть не успел, в вечно настороженно прищуренных глазах, которые на одно мгновение стали из свинцово-серых серебристо-голубыми, а ему от этого как по горлу саданули.
— Знаешь, тебе и правда стоит больше заниматься своими рекрутами, а не наблюдать за моими, Илэш, — пробурчал Крорр и снова стиснул зубы. К концу этого трижды клятого задания он их до корней себе сотрет.