— С моими — полный порядок, — беспечно пожала плечами Красная.
— Ой ли? Я, видимо, единственный, кто заметил, что с этим Мак-Грегором что-то не так? Тебе не кажется странным, что на него каждая женская особь, с которой он заговаривает, начинает восхищенными глазами смотреть и в рот ему заглядывает? И это при том, что рамка не засекла никакой врожденной магии.
— Каждая или твоя конкретная Войт? — ехидно усмехнулась ликторша.
— Не прекратишь — и я решу, что парнишка и на тебя заимел влияние, — огрызнулся Крорр.
— Не смеши. И, кстати, мне нисколько не кажется странным это, так умело тобой замеченное, чудодейственное влияние Мак-Грегора на девиц, учитывая его статью. — Похоже, Илэш на него даже слегка обиделась. — Он едва ли не с малолетства окучивал состоятельных дамочек, оказывая им услуги особенного свойства, Ро. Так что его навыки привлечения, обаяния и соблазнения отточены годами, несмотря на то, что ему всего двадцать два.
У Бронзового даже к горлу желчь от отвращения подступила. До чего же противна эта человеческая бесконечная похотливость. Женщины, использовавшие этого почти мальчишку для удовлетворения низменных потребностей, и сам юный засранец, опустившийся до банальной торговли своим телом ради денег. Нет, он ни в чем не намерен им уподобляться, поддаваясь вожделению, словно примитивное животное. И никакому воздействию Войт на его темную сторону не суждено сработать.
— Ерунда, у нас тут только убийцы, грабители и кто похуже в наличии, — засомневался Крорр. — Как сюда мог попасть обыкновенный жиголо?
— Смазливый малыш однажды решил отхватить кусочек пожирнее, но не потянул, — усмехнулась Илэш. — Задурил очень состоятельную и влиятельную дамочку, женился на ней, но после где-то прокололся. Она собиралась с ним развестись и лишить всей роскоши. В ответ он ее убил, инсценируя несчастный случай. Весьма неудачно инсценируя.
— Люди… — сказал, как выплюнул, Бронзовый. — Чем больше я о них узнаю, тем меньше они все поголовно вызывают у меня хоть какое-то сочувствие. Начинаю задаваться вопросом, стоят ли они вообще нашей защиты?
— Я давно уже смотрю на служение как на защиту нашего образа жизни и территорий, Ро. Люди — всего лишь сопутствующий фактор. Но, однако, не готова судить обо всех них категорично. Мы тоже совсем не одинаковы, — она указала глазами на продолжающих дурашливый спор Заара и Рилейфа.
Крорр хотел ей аргументированно возразить, что в их среде не распространены человеческие пороки. По большей части. Но пронзительный звук вызова магсвязи заставил их всех забыть о своих разговорах и повернуться к возникшей в воздухе посреди комнаты массивной фигуре. И тут же ликторы вскочили, вытягиваясь по струнке и почтительно склоняя головы.
— Мои приветствия, декурионы, — произнес немного искаженный расстоянием голос призрачного визитера.
Эффект эфемерности усиливался еще и тем, что одет мужчина был в белое, сам очень светлокожий, волосы давно и полностью поседели, не оставив ни единого волоска, указывающего на их прежний оттенок, а за спиной виднелись крылья цвета свежевыпавшего снега. Но стоило лишь взглянуть на резкие, почти грубые черты и столкнуться с тяжелым взглядом из-под густых, сурово сдвинутых бровей, и вся легкость и воздушность образа испарялась. Верховный мог находиться от них в сотнях километров, но его властное давящее присутствие было таким же очевидным, как будто он стоял рядом с ликторами.
— Благоденствия и легкости вашим крыльям, Верховный, — дружно пробормотали все, еще ниже склоняясь.
Для каждого ликтора Верховный был почти божеством, если бы они вообще верили в богов, по крайней мере, образцом для подражания, легендарным героем. Для Крорра особенно. С самого детства он мечтал стать хоть сколько-то похожим на этого мужчину. Вот у кого ни за что не возникло бы проблем с бунтом темной стороны и внутренних противоречий. Аура полнейшей безоговорочной уверенности окружала Верховного всегда, излучаясь в каждом взгляде, слове, движении, как сверкание преломленных солнечных лучей от идеально прозрачной скульптуры изо льда. Или из цельного куска алмаза.
— Данные первого сканирования, — без всяких предисловий скомандовал пришелец.
Молча и без лишней суеты ликторы по очереди прикладывали свои наручи к испещренному рунами камню-излучателю на столе. Белый мужчина полностью сосредоточился, глядя куда-то вверх, на невидимый для подчиненных экран, просматривая поступающие данные. Под конец он нахмурился сильнее.
— Ни одного проявления магии, — сказал он ровным голосом, но сверкнул почти прозрачными глазами на ликторов так, будто данное обстоятельство было их личным упущением.
— Всего третьи сутки после получения новобранцами Дара жизни, Верховный, — счел необходимым указать Бронзовый. — И все они демонстрируют неплохие результаты в повышении общих жизненных показателей, выносливости, регене…
— Подвергнуть их следующему Одариванию на седьмые сутки, — перебил его начальник, и все драконьи воины, не сговариваясь, шокированно вскинули головы.
— Семь дней между дарами? — не сдержавшись, воскликнула Илэш. — Но это же…
"Убийство чистой воды", — едва не продолжил Крорр.
— Разве не предполагалась четырехнедельная пауза для усвоения каждого Дара? — вместо этого сдержанно спросил он.
— Планы изменились, — отрезал Верховный. — На данный момент мы больше нуждаемся в небольшой команде из сильнейших, а не массе посредственностей, на возню с которыми потребуются месяцы.
— Но даже при первом Одаривании у нас были потери около десяти процентов рекрутов, а теперь…
— Я отдал приказ, декурион, — оборвал Бронзового Верховный. — Вы здесь на данный момент за старшего в вашей тесоре, но если у вас какие-то трудности с восприятием прямых приказов руководства, то я могу переложить эти полномочия на кого-то более понятливого и исполнительного. Подумайте об этом. На этом все. Жду ваших отчетов по факту.
Белоснежная фигура исчезла, оставив ликторов недоуменно переглядываться в комнате, воздух в которой вдруг стал ощущаться морозным.
ГЛАВА 20
То, что Крорр счел меня опять в чем-то накосячившей достаточно, чтобы лишить всех последних послаблений, было очевидно. Черт с ним, с полноценным ужином и нормальным душем, но на пару батончиков и бутыль с водой в углу я надеялась. Раскатала губы. Никто тебе, Летти, облегчать жизнь не обязан. Понятно это, но почему-то где-то на задворках сознания немного обидно. И еще раздражающе. А все потому, что, укладываясь с возмущенно урчащим желудком на стянутую с себя кожаную форму, я невольно вспомнила те месяцы, которые мы с Лукасом жили на улице. Тогда тоже поесть и раз в день, деля все поровну, было нам за счастье, а про помыться-то и говорить нечего. Но когда ночуешь в подворотнях и темных углах, согреваясь только друг об друга и от одного стянутого из приюта тонкого одеяла, вопросы гигиены не кажутся слишком уж актуальными. А воспоминания — это та еще проклятая штука. Они как цепочка с множеством звеньев. Только позволишь себе нащупать одно, безобидное и почти счастливое, погладишь его, расслабишься — и оглянуться не успеешь, как за ним потянутся и другие. Чем дальше, тем звенья больше и тяжелее, а цепочка, вроде бы послушно лежавшая в руке, превращается в коварного удава, что мигом берет в кольцо твою грудь и сжимает ребра до такой боли, что не вдохнуть. И уже не отбиться.
Перевернувшись на другой бок и упершись коленями в стену, я, как делала уже миллион раз, приказала себе прекратить думать и вспоминать. Ага, будто это хоть когда-то помогало. Проклятая змеюка уже начала свое движение, пока еще только нежно вкрадчиво лаская, прежде чем обвиться в смертельных объятиях, и сколько ни зажмуривайся или ни отгораживайся, а картинки упорно и красочно скользят под веками, вспышками демонстрируя мне то один, то другой момент прошлой жизни. И счастья. Наша с Лукасом первая и единственная настоящая потасовка, сделавшая нас тогда друзьями не разлей вода. Хотя сейчас могу честно сказать, что отчаянно и яростно, по своему обыкновению, дралась только я, а он просто ушел в глухую защиту… Его эрекция, вжимающаяся мне в поясницу в ночевку сразу после побега, и гневное шипение: "Кончай ерзать, Стрекоза" Стрекоза. Все вокруг думали, что он меня так зовет, намекая на нечто легкомысленное, с ломкими прозрачными крыльями, и только мы двое знали, что на самом деле Лукас имел в виду, что стрекозы — это настоящие воздушные беспощадные хищники и воины… Лукас, избивающий как одержимый взрослого здорового мужика, попытавшегося в толпе схватить меня за только оформившуюся грудь… Лукас, утаскивающий меня от преследования копов… Лукас, ворующий для меня пирожные, задержавшие мой взгляд на витрине слишком долго… Лукас, целующий меня впервые жадно и абсолютно неумело, ровно через пять минут после того, как проорал мне в запале, что ни за что в жизни ко мне не прикоснется "потому что я ему как сестра, и гребаная любовь, которую я себе выдумала, все между нами испортит". Что же, по итогу нашей истории не так уж он был и не прав… Лукас надо мной, обнаженный, прекрасный в отсветах уличного серебристо-белого освещения, льющегося в окно нашей каморки, потный, дрожащий, предельно сосредоточенный и потерянный одновременно, забирающий мою невинность, шепчущий что-то, чего мне не разобрать за первой болью, густо замешанной на наслаждении от осознания: я его, а он мой, и это навсегда, потому что первых не забывают… Лукас, хохочущий над какой-то моей неуклюжей шуткой… Лукас, бесящийся от дурацкой ревности… Лукас, спорящий со мной до хрипоты о своем участии в подпольных боях, стоя посреди новой роскошной квартиры, которую он снял для нас на кровавые деньги… Лукас-Лукас-Лукас…
— О, нет, да прекрати же ты, — в сердцах стукнулась лбом об стену, словно это могло прогнать из головы проклятые видения или остановить их, прежде чем я опять буду давиться полыхающим в центре груди огнем.
Лукас, с искаженным, совершенно незнакомым лицом, вбивающийся сзади в эту истошно орущую под ним девку-массажистку, прямо в его раздевалке, с бинтами на руках, все еще окровавленный и потный после жестокого боя и больше не мой прямо с той секунды…