о сейчас у меня внутри мертвый штиль, а что будет, когда все эмоции вернутся? Мог ли Лукас действительно настолько страдать после того, как я оставила его? Или этот долбаный карцер настроен на то, чтобы бить в самое больное, рождая в воображении жесточайшие картинки из возможных? После нашего расставания я запретила себе думать о чувствах Лукаса, вообще о нем. Я отчаянно защищала себя. Рана, нанесенная им, была слишком глубокой, практически смертельной, так что для меня в тот момент абсолютное исключение его и всего, что с ним связано, из своих мыслей было вопросом выживания. Глухая непрошибаемая оборона, самовнушение, что его никогда и не было, он просто не существовал… Да, самообман и трусливый уход от реальности, но как-то я умудрилась на этом протянуть полтора года. А что же теперь? Застонав, я трясущейся рукой закрутила вентили.
— Потом, я разберусь с этим потом, — сказала себе, вышла из кабины и, обернувшись белым широким полотенцем, снова уставилась на себя, протерев ладонью запотевшее зеркало. Царапины не только перестали кровоточить, но и затянулись, став ярко-розовыми некрасивыми полосками. Итак, я должна выйти отсюда сама, в чем есть, или дождаться нового командирского указа? Решила выходить. Сразу снаружи ощутила запах чего-то съедобного и заметила Крорра, стоявшего у окна спиной ко мне. Плечи напряжены, кончики крыльев нервно подергиваются, руки сцеплены сзади в замок. Перед кроватью — небольшой изящный столик, совершенно выбивающийся из общего аскетичного интерьера, с единственной, но весьма щедрой порцией мяса и овощей, графин с соком. На краю постели — новый комплект формы и белья, на полу — ботинки.
— Сядь, — не оборачиваясь, приказал декурион. — Ешь.
В другое время, может, и съязвила бы, уточняя, с чего такая внезапная щедрость, но не в этот раз. Натянув чистое и целое белье, уселась и принялась за еду, испытав неожиданный приступ прямо-таки зверского голода.
— Нам следует поговорить о случившемся в карцере, Войт. — Крорр стал расхаживать по комнате туда-сюда. — Мне не нужно, чтобы эта… случайность навела тебя на неверные мысли.
Неверные? Это, типа, что мне теперь полагаются какие-то послабления на постоянной основе, как случайной любовнице начальственной особы? Или дело тут в моей скандальной репутации относительно мужского пола?
— Если вы, декурион Крорр, переживаете о том, что я сочту себя изнасилованной и начну вынашивать очередной план жестокой мести, как и пристало такой чокнутой социопатке и преступнице, то напрасно, — невесело усмехнулась и глотнула сока. — Сексом по взаимному согласию это, конечно, тоже не назовешь, так как ни один из нас согласен, судя по всему, не был. Так что обзовем происшествие несчастным случаем и забудем.
— Я похож на того, кто опасается твоей мести, Войт? — рыкнул Бронзовый, нависая надо мной.
Конечно он не был. Скорее уж на мужика, которого сейчас жестко имеют во всех формах внутренние противоречия, поэтому я всего лишь покачала головой и продолжила поглощать поздний ужин.
— Ладно, — раздраженно рубанул он рукой по воздуху, — все, что тебе следует понять сейчас, — я не подонок, позволяющий себе бесстыдно использовать женщин в принципе, а уж тем более подчиненных или находящихся в не совсем адекватном состоянии. На этом на сегодня все. До рассвета четыре с половиной часа. Доедай, ложись спать. Закончим этот разговор завтра.
Ликтор двинулся в сторону прежде не замеченной мною еще одной двери, впечатывая в каменный пол тяжелые ботинки так жестко, словно именно он тут был главным виноватым.
Покончив с пищей, сполоснула тарелку, выключила свет и забралась с краю на широченную кровать. Принюхалась к подушке, размышляя, как же я смогу уснуть среди личного аромата Бронзового, который действует на меня как мощнейший афродизиак. Но, как ни странно, от белья исходила некая смесь запахов чистого мужского тела, какой-то парфюмерной отдушки, очевидно, бельевой, но никакого намека на то самое амбрэ, что делало меня малость неадекватной и озабоченной. Где-то на середине мысли, почему так, а не иначе, я и отрубилась.
— Войт, подъем.
Распахнула глаза, сердце сначала скакнуло в панике от вопроса "где я?", но мозг быстренько включился и восстановил вчерашние события. Но на осмысление их декурион Крорр времени не дал.
— Живее, — поторопил он меня, кивнув на форму, и бросил на постель стеклянную бутылочку с чем-то розоватым: — Завтрак. Как только закончишь — бегом во двор на построение. — И ушел раньше, чем я даже успела вылезти из-под одеяла.
Жидкость была на вкус ужасно кислой и обжигающей горло и язык, как крепкий алкоголь, но упав в желудок, будто превратилась сразу в ракетное топливо, которое устремилось по моим венам, наполняя все тело пенящейся энергией. Если ликторы употребляли такую штуку каждый день, то понятно, откуда у них силы махать крыльями столько часов, а потом еще и дрессировать толпу маргиналов до позднего вечера без малейших признаков усталости.
Когда я притрусила во двор, там уже была моя группа и синие. Спустя пару минут подтянулись и зеленые с красными, и мы загрузились в транспорт. Странно, не проще ли нас заставить бегать вокруг цитадели? Хотя тут, скорее всего, дело не в том, чтобы мы пробегали ежедневно определенное расстояние, а в том, что это следовало делать ради определенной цели. Или черт его знает, что там в головах у наших командиров. В ограниченном пространстве трюма одновременно скрестившиеся на мне взгляды Крорра и Мак-Грегора я ощутила так отчетливо, как если бы оба физически положили свои ладони мне на плечи. Крорр на правое, Тощий на левое. Я даже передернула ими, стремясь избавиться от этого навязчивого чувства. Раздраженно глянула на, по обыкновению, ехидно ухмыляющегося псевдо-Итана, а вот на Бронзового зыркать не стала. Почему-то не смогла. Не из-за почтительности перед начальством, а потому что меня потихоньку начало "догонять" осознание произошедшего в карцере. Мак-Грегор, естественно, после моей визуальной угрозы пялиться на меня не прекратил, даже наоборот, впился своими нахальными зенками, словно желал под кожу забраться, но спустя пару секунд ухмылка вдруг исчезла с его физиономии. Он прищурился, линия челюсти затвердела, пухлые губы превратились в две побелевшие от напряжения полоски, и взгляд с меня метнулся на Бронзового, да к нему и прирос. А спустя секунду нас тряхнуло — похоже, транспорт попал в воздушную яму — потом еще раз. Многие попадали, так как никаких поручней для нас не было предусмотрено.
— Сохранять спокойствие. Сесть всем на пол, — раздались резкие окрики ликторов, и тут в металлическом чреве летающей машины погас свет и нас начало мотать по-серьезному.
Крик поднялся ужасный, в полной темноте нас швыряло друг на друга, запах отчаянного страха пропитал весь воздух. Каким бы ты ни был отважным, в таких вот обстоятельствах, когда от тебя вообще ни черта не зависит, обделается кто угодно. Меня довольно чувствительно приложило об стену, сбив с ног, и сразу же сверху навалилось чье-то тело. Ладно, не чье-то. Мак-Грегора. Я этого засранца опознать могу наощупь даже во тьме кромешной и в состоянии близком к панике.
— Что ты сделала, Войт? — злобно зашипел он мне на ухо. — Что ты, мать твою, сделала?
Не испуган, нисколечки, просто в ярости. И почему я даже не удивлена?
— Отвали от меня на хрен, — зарычала в ответ, саданув ему по ребрам. Как и прежде — больно только мне, ему — хоть бы что.
— Я же сказал тебе потерпеть. Сказал, что пройдет. Зачем, Войт? — Он вдавил себя в мое тело еще сильнее, неожиданно прикусил кожу на шее и сильно всосал ее, глухо застонав.
Я попыталась двинуть ему лбом, но снова навредила только себе.
— Не собираюсь я тебе ни в чем отчитываться, придурок, уясни уже. Ты мне никто и никем не станешь, хоть порвись. Я не поведусь на все эти твои игры, меня не проведешь.
— Ну и дура. Думаешь, ему ты нужна?
А меня это хоть сколько-то волнует? Я тут выживаю, а не нахожусь в сраном романтическом поиске спутника жизни.
— Не. Твое. Собачье. Дело.
— Ну и хрен с тобой, — Мак-Грегор отпустил меня так же внезапно, как и схватил. — Так даже лучше. Одни проблемы от тебя были.
Только он проговорил это, и болтанка резко прекратилась, вернулся свет. Все, кроме ликторов, валялись по полу, как неряшливо разбросанные куклы, причем псевдо-Итан очутился от меня в противоположной стороне трюма. А вот Бронзовый как раз был в двух шагах и приближался.
— Все целы? — зычно спросил он, глядя мне в глаза. — Все нормализовалось. Но до конца полета не поднимайтесь.
Выгрузились мы минут через тридцать, и, едва командиры отдали приказ бежать, Мак-Грегор усвистал вперед с такой скоростью, будто надеялся задуть горящий фитиль от вставленной в его чертову задницу динамитной шашки. Придурок. Я потерла на шее место его укуса, которое жгло и чесалось, и тут рядом пристроилась Хильда.
— Голубки поругались? — подмигнула мне она по-дурацки.
— Мы никогда и не мирились, — огрызнулась я.
— Хочешь сказать, что видов на этого красавчика не имеешь? — Я красноречиво закатила глаза, показывая, что это даже не заслуживает обсуждения вслух. — Ну тогда ты не будешь против, если я с ним попытаю счастья? Я никогда не перехожу дорогу подругам, никакой мужик того не стоит.
Я даже остановилась и ткнула в удаляющуюся фигуру Мак-Грегора рукой:
— Вперед. Удачи, — сквозь зубы сказала я, сдерживая дикое желание проорать ей в лицо, что она мне никакая не гребаная подруга, я не нуждаюсь в подругах в принципе и почему бы вообще всем вокруг не отвалить от меня к долбаной матери.
ГЛАВА 22
Не знаю, была ли причина в чудо-напитке на завтрак или в моих остервенелых попытках запретить себе вспоминать и анализировать ночные события и очередную выходку Мак-Грегора, но я вроде и оглянуться не успела, как оставила позади почти всех бегунов, в том числе и мило чирикающую по ходу движения парочку, и впереди уже замаячил мрачный силуэт скалы с цитаделью. Даже настоящей усталости еще не почувствовала, только жара пробрала до печенок. Хотя, скорее всего, дело в том, что я никак не могла перестать