я на любых условиях. Ну и где вся его принципиальность и гордое пренебрежение неестественной жаждой секса, что будит в людях магия крыльев? Вот, значит, как чувствуешь себя, опустившись наконец до сделки с совестью, пойдя на поводу у низменных инстинктов. Бессонной ночи после взрывного секса в карцере ему хватило, чтобы признаться себе: с того момента, как его накрыло первой волной мощного влечения к этой странной подчиненной, он в глубине души уже допускал возможность отношений с ней. Да-да, не позволял подобной мысли подняться на поверхность сознания, отрицал перед Илэш, отвергал подколки Заара и Рилейфа, но все только потому, что был уверен: время как-то разрешит его внутренние противоречия. Или хватающая намертво за горло и пах похоть ослабнет, когда он рассмотрит в Войт больше минусов и недостатков, хотя куда уж еще. Или Войт проникнется идеей служения, начнет в корне исправляться, превращаясь если уж не в ровню ему, то в кого-то, связь с кем не будет вызывать столько негатива к самому себе за потребность обладать женщиной — полной противоположностью всему тому, что должно привлекать уважающего себя мужчину. Что она станет достойна чего-то большего от него, нежели зверская, примитивная тяга врываться в ее тело, не обращая внимания на боль неполной готовности для обоих, долбить, трахать, устраивая прямолинейную гонку за освобождением от этого состояния чистого безумия, тискать ее до медленно исчезающих белых следов, царапать, сжимать зубами, лютуя еще больше от появляющихся отметин… Проклятая отметина. Ему не нужно знать, кто ее оставил. Не нужно. Она свидетельство того, что Войт никогда не станет той женщиной, к которой он мог бы почувствовать нечто правильное, не извращенное, не грязное. Это должно его отталкивать, должно. Но нет, не срабатывает. Вместо отвращения от понимания, что после того, как она молча, скрипя зубами, кончила с ним у той стены, после того, как спала в его постели, к ней уже успел прикоснуться другой, Крорра накрывало прущей из подкорки потребностью стереть чужой след с ее кожи, перекрыть его множеством своих. Нечто темное, глубинное требовало не просто открыто, а навязчиво-демонстративно указать всем на факт недавнего присутствия внутри ее тела и обязательно вторгнуться в него опять, закрепить позиции. У ликтора было несколько часов во время лекции и тренировок, чтобы совладать с основными мощными и разрушительными порывами разбушевавшейся в душе стихии и смириться-таки с очевидным фактом, что эта буря обязательно вернется, спровоцированная любой мелочью. Единственное средство борьбы — разобраться с ее последствиями и морально подготовиться к новому шквалу. И если в Войт окажется достаточно расчетливости и здравомыслия, то снизить градус и напор внутреннего давления. Крорр отдавал себе отчет, что прямо сейчас намерен поступить вразрез со своими обычными принципами и представлениями о правильности, но, в конце концов, если терпишь поражение перед темными личными инстинктами, то лучше уж честно и осмысленно отступать под их напором, нежели позволить бесконтрольное скатывание к состоянию низменно вожделеющего и глупо скалящегося в заявлении прав собственности животного. Тот момент, когда твои действия нисколько не порядочны, но, однако, логичны. К тому же есть огромная вероятность, что Войт не переживет следующего дара. Именно это являлось не только отчасти его оправданием в легкой капитуляции перед желанием успеть все же окунуться, познать жестко запрещаемое себе, но и возможностью скорого избавления от кошмара полной потери власти над своей сущностью с исчезновением главной причины всего этого непотребства. Делало ли такое отношение его еще более отвратительным в собственных глазах? Да, еще как. Но решив уже поддаться грешным потребностям, стоит ли зацикливаться на этом? Илэш, Заар и Рилейф с легкостью шли на поводу у похотливых порывов, сколько он их знал, и никогда не искали этому оправданий, не нуждались в чужом мнении на этот счет. Почему он должен?
Перед порогом апартаментов Крорр все-таки затормозил и, толкнув дверь, сделал приглашающий жест для девушки, пропуская ее вперед. Он никогда не страдал отсутствием хороших манер с партнершами, и если уж намерен размыть между ним и Войт строгие границы командир-подчиненная, то как раз время вспомнить и о воспитании.
— Присядь, — указал Бронзовый на столик с едой на двоих. — Давай поедим и поговорим.
Девушка не прошла мимо него гордой поступью, соблазнительно покачивая бедрами, как сделали бы его прежние знакомые. Она проскользнула мимо, сохраняя максимум дистанции, не поворачивая головы, но напряженно отслеживая его краем глаза, и остановилась у стола, ожидая, когда он укажет куда сесть, а не раскованно выбирая место самостоятельно. Будто нарочно подчеркивала, что гостьей себя тут не чувствует и находится только потому, что он приказал. Конечно, все так и есть, но Бронзовому хотелось бы знать, не питала ли она определенных надежд. Насколько он понимал, большинство женщин имеют склонность представлять выгодные для себя сценарии в подобных ситуациях. Командир плюс подчиненная и секс равно особому положению среди прочих равных. Он четко видел такие мысли на лице Картер и множества девушек из других групп. Не важно, смотрели они на ликторов с отблеском романтического увлечения в глазах или с расчетливым огнем, но каждая из них делала это. А вот Войт взирала на окружающих по-другому. Большую часть времени она наблюдала, даже, скорее, изучала всех и каждого в поле своего зрения, вбирала в себя поток информации, практически не позволяя ничему своему выскользнуть наружу. Даже тогда в карцере, спонтанно отдаваясь ему, она оставалась вещью в себе. И еще эти мгновения зависания, словно она вообще больше не присутствовала в своем теле, была полностью недоступна. Но Крорр мог поспорить, что совсем не фантазиями был занят ее мозг. Открывалась Войт только в моменты ярости, и эти проявления дикости ради не просто победы, а прямо-таки разрушения противника Крылатый находил одной из чрезвычайно отталкивающих черт. Но при этом и завораживающих.
— Могу я узнать, о чем пойдет речь, декурион Крорр? — переступила Войт с ноги на ногу, будто выбирала лучшую позицию для защиты.
Вот и с чего ему начать этот разговор? Опыта в подобном у него не было.
— Первое: после произошедшего в карцере, я считаю вполне логичным и уместным, если, находясь наедине и за закрытыми дверями, мы будем обращаться друг к другу просто по именам и общаться без оглядки на служебную субординацию. — Вроде ничего неправильного ликтор не сказал, но краткая усмешка и прищур глаз собеседницы заставили его усомниться в этом.
— Прошу прощения за прямоту, де… Крорр, но мой жизненный опыт подсказывает, что, если мужчина закрывает двери и просит называть его не так, как обычно, и вести себя свободно, ничего пристойного за этим не следует.
Крорру сначала захотелось одернуть ее, потом указать, что говорить все в лоб мужчине не особенно привлекательная черта у женщины, но потом он решил, что, может, так и лучше в их ситуации. Не нужно ходить кругами и делать происходящее чем-то хоть немного походящим на соблазнение. Таких, как Войт, не соблазняют и не очаровывают.
— Ничто происходящее между взрослыми мужчиной и женщиной по взаимному согласию за закрытыми дверями непристойным я не считаю. — Если он не был тут честным, то совсем малость, и частности сейчас не важны. — А ты, Летисия?
— Настоящая суть вопроса заключается в том, хочу ли я продолжать с вами… с тобой спать, Крорр, ведь так?
Ощутив внезапную нервозность, ликтор молча кивнул.
Войт еще раз переступила, безмолвно уставившись на него, и раздражающая пауза затягивалась, заставляя Бронзового медленно закипать. Разве у нее нет четкого ответа на вопрос: испытывает она к нему физическую тягу или нет? Или хитрая девица высчитывает, выгодна ли в любых смыслах ей связь с ним? Разве ей не стоит сразу ухватиться за такую возможность — иметь в любовниках драконьего ликтора, к тому же своего командира? Так, стоп. Он не желает, чтобы наличие интима между ними как-то выходило за пределы того времени, что они будут проводить наедине. Значит, пока они здесь, не должен мысленно упоминать наличие между ними еще и служебных отношений. Но, тем не менее, и получить немедленный отказ в его планы не входило, так что Крорр решил напомнить, кто здесь и сейчас и вообще всегда главный.
— Отвечать немедленно необязательно, — произнес он хоть и мягче, чем обычно, но с четкими повелительными нотками и снова указал на стол: — Садись и ешь.
На этот раз Войт послушалась и, усевшись, сразу принялась за еду. Бронзовый опустился напротив, отмечая, что и пищу эта женщина поглощает по-иному, не так, как делают дамы в мужском обществе обычно. Почти торопливо, скупыми, несуетливыми движениями, именно стремясь насытиться, а не смаковать вкус и не намекать на скрытую чувственность процесса. Не то чтобы совсем отвратительные манеры за столом — она была аккуратна, сосредоточена, но в ее исполнении их ужин нисколько не мог быть воспринят как элемент свидания, прелюдия или попытка сближения, и это вызвало новый всплеск недовольства мужчины, особенно от того, что его возбуждало в ней даже это.
— У меня есть вопросы, — наконец произнесла Войт, полностью покончив со своей порцией.
— Задавай.
— Почему я? Я ведь тебе даже не нравлюсь как человек и как женщина — не слепая. — Слишком проницательно с ее стороны, почти обезоруживающе. Крорр ощутил новую волну дискомфорта от пребывания в зоне излишней прямоты, куда выводила его Летисия. Все же он всегда был уверен, что в подобных ситуациях следует играть по определенным правилам. Мужчина говорит женщине то, что она хочет от него услышать, и не всегда правду, женщина верит в его, пусть и сиюминутную, ею увлеченность или делает вид, что верит. Всех это устраивает.
— Не нравишься. Но я тебя хочу.
— То есть ты предлагаешь мне исключительно секс и ничего кроме этого?
Он опять кивнул, считая слова тут излишними.
— Как надолго?
Крылатый сумел не отвести глаз, но на это понадобилось усилие. Может, совсем недолго. Всего несколько дней. Нужно ли ему стыдиться сейчас? Вряд ли, ведь не похоже, что Войт демонстрирует эмоциональную вовлеченность. Сухие вопросы по существу, будто обсуждает условия договора или собирается вот-вот перейти к прямой торговле.