— Ты затрудняешься с ответом?
Нет, на самом деле я не затруднялась. Четко помнила, что в тот момент испытала желание просто остаться на серебряной разделительной тропинке между секторами. Но интуиция мне почему-то шептала, что так отвечать не стоит.
— Скорее всего, я бы выбрала красный.
Крорр отрывисто кивнул и повернулся в сторону остальных командиров.
— Декурион Илэш, подойдите на минутку.
Красная приблизилась, как всегда грациозная и ослепительная, и вопросительно приподняла свою густую черную бровь.
— В связи с определенными обстоятельствами личного характера, я прошу вас, декурион Илэш, принять на себя командование над кадетом Войт.
Илэш наклонила голову набок, всматриваясь в лицо Бронзового сбоку, но он продолжал пялиться в стену перед собой, уклоняясь от ее взгляда так же, как и от моего.
— Не могу отказаться, — смирившись, вздохнула она, — но предпочла бы большую ясность и некоторые пояснения.
— Позже, — отрезал Крорр, зыркнув в мою сторону, и только теперь, очевидно, заметил отсутствие у меня нашивки, и его щека дернулась. — Новобранец Войт, отныне ваш непосредственный командир декурион Илэш, — и сразу оговорился, как только женщина хотела что-то сказать, — с завтрашнего дня.
Он сделал рубящее движение в воздухе ладонью, словно подчеркивая закрытие данной темы и, не слишком-то вежливо повернувшись к Илэш спиной, стал раскатывать свой и мой матрасы рядом.
Ла-а-адно, я перестаю вообще хоть что-то понимать. Считанные часы назад, он вел себя так, будто ему и самому "особое" отношение ко мне поперек горла, а уж проявление его открыто просто недопустимо. А сейчас вот это. Илэш пожала плечами, как бы говоря мне "сама ничего не понимаю", и удалилась в тот угол, где устраивались на ночь остальные ликторы.
— Ложись, Летисия, — указал мне Крорр на место у стены, а сам устроился на боку с краю и возвышавшееся над его плечом в таком положении крыло, отрезало нас от остальных, как ширма.
— Могу я узнать, что происходит? — спросила, вытянувшись на спине и попытавшись снова встретиться глазами с ликтором. Но как бы не так. Он продолжал смотреть надо мной в стену.
— Я решил, что исходные обстоятельства для нашего взаимодействия были неверными, и мое первоначальное предложение о сближении в них действительно выглядело оскорбительным. — Черт, прозвучало все почти искренне, вот только это настойчивое избегание контакта глаз, создавало впечатление, что его едва ли не скручивает изнутри от подобного признания.
— Ты предлагаешь мне отношения?
— Я предлагаю тебе рассмотреть такую возможность теперь, когда больше не буду твоим командиром.
— Почему сейчас? Я могу не выжить завтра.
— Именно сейчас, потому что верю в то, что ты выживешь. — И теперь он уставился прямо на меня, вот только в его глазах была совсем не надежда, а скорее уж смесь злости и вожделения.
— Я могу подумать, или ответ нужен немедленно?
— Конечно думай, — улыбка Бронзового была кривоватой и прохладной, как змеиная кожа. — Ты ведь очень рассудительная девушка, Летисия. Спокойной ночи.
Он перевернулся на другой бок и будто невзначай край крыла накрыл меня от груди до середины бедра, окутывая еще и ошеломляющим ароматом.
ГЛАВА 34
Темнота душит и сжимает, давит на грудь всей толщей камня, что отделяет меня от безбрежных пространств неба. Пребывать здесь — мучительно, противоестественно. Нельзя оставаться там, где нельзя распахнуть крылья во всю ширь, дать волю мощи своего тела. Не важно, что стены еще не сжимают меня физически, они выдавливают из меня жизнь и адекватность по капле и без этого. "Нельзя здесь быть, нельзя, нельзя", — вопит все внутри. Зверь обвиняет, ярится, требует найти выход. Желает прорваться сквозь этот камень, толстое железо, живую плоть, преграждающую путь к небу. Уязвимость в любом проявлении — недопустима, убийственна, она порождает в душе кипящую злость, переливается в свирепую панику, смертельное отчаяние и снова становится яростью. Мне нужно выбраться, прочь, прочь отсюда. Нет неба над головой — нет жизни. Оковы человеческого тела невыносимы, унизительны, они самоубийство. Зверь не хочет признавать ни единой причины, оправдывающей заключение. Ему плевать на разум и необходимость, нет дела ни до чего, кроме нужды окунуться в ледяную синь бескрайнего простора. Убить всех без разбора и забыть о причинах тут находиться, отринуть всякую дурость в виде совести, привязанностей, чувства долга… Как же здесь все давит-давит-давит, расплющивает, крушит саму мою сущность, нет того, ради чего это стоит терпеть… Или есть?
— Летисия, — Мое имя, произнесенное тихо, но твердо голосом Крорра, вырвало из странного, чужеродного наваждения моментально, и я резко села, едва не ударив его лбом по лицу. — Кошмары?
Первый порыв — отшатнуться, но когда наткнулась плечом на стену, на мгновение вспыхнула оборонительная агрессия, и только потом разум догнал уже пробудившееся тело. Огляделась, сопоставляя липкую удушающую тьму во сне и нормально освещенный зал, полный спящих людей. Конечно, он производил удручающее впечатление своей замкнутостью, но не до такой же степени, чтобы приглючилось подобное. Клаустрофобией я так-то никогда не страдала. Да и в какой момент я уснула, так и не поняла. Казалось, это просто нереально перед нависшим над головой испытанием.
— Я что-то говорила во сне? — спросила у Бронзового, настороженно рассматривавшего меня.
— Нет, просто металась и издавала звуки, как при удушье.
Оно и было, хотя простым удушьем это и не охарактеризуешь. Меня как засунули под пресс и выжимали жизнь стремительным потоком.
— Случается у меня такое, — буркнула я, укладываясь на бок, спиной к ликтору.
Вранье, но не совсем. Почти такую же подавленность и утекание всей жизненной энергии я ощущала в первые месяцы "после Лукаса". Зачастую мне казалось, что осталась лишь моя оболочка, обескровленная и иссохшая.
— Рассказать не хочешь?
— Извини, но не о чем.
Пару часов до подъема мы так и пролежали — неподвижно, изображая спящих, но прекрасно зная, что это не так.
И наконец час "Х" настал. Раздалось громкое тяжеловесное лязганье, и появились местные ликторы, опять с оружием наизготовку. Вместо того чтобы повести нас наверх, открыли проход еще ниже.
— Летисия, помни все, что я тебе сказал, — тихо произнес Крорр, перед тем, как отдать команду строиться моим бывшим одногрупникам, а мне указал в сторону Илэш и ее подопечных.
Приблизившись, я почти ожидала от Киана каких-нибудь едких и пошлых комментариев, но он выглядел непривычно сосредоточенным, как будто ему совершенно не до моей персоны. А когда мы спустились еще на пару уровней в помещение, до мелочей похожее на первый зал Даров в бывшей цитадели, с таким же странным столбом посредине, то, кажется, вообще весь обратился в натянутую струну. Но совсем не надолго, считанные секунды спустя он расслабился, точнее будет сказать, что стал выглядеть разочарованным. Режим "серьезный Мак-Грегор" вырубился молниеносно, и если бы я не находилась рядом с ним, то и не заметила бы всех этих кратких метаморфоз до того, как он не сверкнул в мою сторону обычной ехидной ухмылкой. Но мне сейчас как-то не до него, потому что ноги реально быстро превращались в резину, пульс бухал в ушах все громче, перед глазами начали мельтешить черные точки, а нутро и мышцы скручивало в предчувствии скорой боли. А то, что нас даже в туалет не потрудились сводить, ничуть приятных ощущений не добавляло. Атмосфера вокруг, и до этого пропитанная электричеством человеческого страха, стала просто взрывоопасной, когда все ликторы, построив нас по цветовым секторам, покинули зал, что в корне отличалось от первого раза. Кто-то начал всхлипывать, высокий парень справа же шумно задышал, глядя перед собой остекленевшими глазами.
— Я никогда не влюблялся, знаешь? — спросил он отстраненным голосом непонятно у кого, наверное, у себя. — Почему я не сделал этого раньше?
— Нет, я не хочу, — вдруг истошно заголосила смуглая девчонка с синей нашивкой и бросилась к начавшей закрываться двери. — Пожалуйста, я не вынесу этого еще раз.
— Лиана, вернись на место, — За ней ринулся парень из ее группы, но люк с безжалостным лязгом закрылся, и тут же погас свет. Словно и без этого все выглядело недостаточно ужасным.
Наступление кромешной темноты показалось оглушающим ударом не то что по голове, а прямиком по сознанию. Такое чувство, что вместе с освещением тут же пропал и весь воздух, мышцы напряглись в ожидании борьбы с неизвестной опасностью, легкие залило бетоном, стремительно выступил холодный пот. Поэтому, ощутив вдруг сильное сжатие на своих запястьях, я едва не заорала истошно и начала отчаянно вырываться. Но хватка оказалась подобна железным нерушимым оковам.
— Тихо, злючка, — прошептал Киан, вжавшись сзади всем телом, и властно вскинул мои плененные руки широко в стороны, как распял. — Нельзя сопротивляться, так ты только все задержишь в себе, и будет много хуже. Позволь этому дерьму войти и выйти прочь, представь, что это — просто вода, а ты — сосуд без дна. Не бойся утонуть, я не отпущу.
Последние его слова смыло первой волной пронзительной боли. Она атаковала одновременно повсюду, не имея никакого очага или хоть малейшей локализации, была везде. Вдох — и все мои органы чувств отказали. Я не видела даже окружающей темноты, не слышала ни намека на звук, на собственный крик, не понимала, двигаюсь или совершенно неподвижна, удерживает ли меня все еще Киан распростертой как перед полетом, или я корчусь в конвульсиях на полу, есть ли вокруг воздух, другие люди, нахожусь ли я еще в сознании или же провалилась в кошмарное забытье. Все вокруг меня и внутри стало невыносимой мукой, для объяснения степени которой не существовало слов — потому что понимания о прежних границах, объемах, степенях во мне сейчас не осталось. Я — сплошная бесформенная боль, растворенная в целом море такой же боли. В мировом океане боли. Во вселенной боли. Тонула в ней, погружаясь, погружаясь и все больше отдаляясь от чего бы то ни было осязаемого, за что можно бы ухватиться, чтобы вернуть себя себе же обратно. И длилось это неизвестно сколько, в пространстве сплошного страдания нет такой категории, как время. Но постепенно и