счезала и сама боль. Она окончательно пропитала меня, растворила в себе, чувствовать я ее перестала. Меня вроде бы больше нет, и это оказалось внезапно приятным чувством. Спокойствие. Свобода от всего. Никаких желаний и стремлений…
"Иди назад. Ищи выход" — Это даже не голос в разуме, это нечто совсем иное, какой-то интуитивный зов, создававший вибрирующее движение в пространстве неподвижности. Он мешал.
"Назад. Немедленно возвращайся" — Вибрация стала грубым толчком, и от него я вдруг снова обрела плотность, стремительно вернув себе кости, мышцы, кожу — и все это опять дичайше болело, а еще я начала задыхаться и метаться в поисках глотка воздуха. Но где его возьмешь, если вокруг нет ничего и у этого ничего нет берегов, верха, низа, края?
"Я здесь. Держу. Чувствуй".
Я разве могу еще чувствовать? Выходит, могу, потому что что-то действительно происходило. Сперва это было тепло, потом настоящий тягучий жар, давление, это… возбуждение? Обратно в себя, в свои чувства и ощущения я прямо-таки влетела на бешеной скорости и сразу из состояния потерянности пришла в ярость. Потому что все это: и жар, и давление, и возбуждение — реальность. Подлая скотина Мак-Грегор уже не держал меня за руки, он нагло терся об меня сзади, с силой вжимая свой стояк между моих обтянутых кожаными штанами ягодиц, выцеловывал и облизывал мою шею, подбородок, мочку уха, постанывая, смакуя, как идеальную сладость. Обе его нахальные конечности под моей одеждой. Одна дразнила и сжимала мою грудь, вторую он бесстыдно запустил в мои брюки и вовсю наглаживал и натирал предельно чувствительную сейчас плоть, а я при этом бесконтрольно извивалась и жалась к нему в ответ. Обретенное назад тело жило своей жизнью, дрожало и таяло под его прикосновениями, упивалось ими, принимало жадно, как иссохшая земля влагу, и той же щедрой влагой проливалось в ответ, сжималось и натягивалось на грани финала. Какого хера.
— Я убью тебя сейчас на хрен, — зарычала и ударила его в лицо затылком со всей силой, что удалось в себе найти.
Киан немедленно отпустил меня и зашипел в темноте, но тут же перешел на придушенный смех.
— Злючка, обязательно было тебе опомниться так быстро? Все же так замечательно шло к твоему фееричному оргазму на моих пальцах, а ты все обломала.
— В тебе вообще есть хоть какое-то понятие о нормальности… совести, блин? — развернулась я и неожиданно поняла, что темнота больше не столь непроглядна, как раньше, она начинала сереть, позволяя проступить деталям. И звуки с запахами вернулись, но это совсем не радовало. Вокруг сплошной плач и выворачивающие душу стоны и вонь, источаемая переживавшими агонию человеческими организмами. — Я едва не умерла, а ты решил воспользоваться этим, чтобы облапать меня?
Мне и в голову не пришло спросить, почему он не корчился, как остальные. А зачем? Как будто уже и так не понятно, что ему эти пытающие нас Дары все равно, что раку щекотка.
— В моих планах пойти гораздо дальше простого лапанья, да обстановка какая-то нерасполагающая, но не суть. Ты не умирала и даже близко, уж поверь мне, я все контролировал. — Теперь даже могла разглядеть черты его самодовольной физиономии и то, как он беспечно пожал плечами. — А теперь кончай устраивать трагедию из-за своей поруганной девичьей чести и побудь немножко полезной.
— Какого…
— Цыц, — тихий окрик, как толчок в грудь, заставляющий невольно прикусить язык. — Скажи мне, где выход?
Я огляделась, но ничего не нашла. Еще раз, уже медленнее и внимательней, и снова ничего. Напряглась, сосредоточившись на единственном желании выбраться из этого ада, и мой взгляд, как по собственной воле, независимой от моей, заскользил по стене и остановился в определенном месте. Сначала чернота, как и везде, но спустя секунды с удивлением обнаружила, что вижу прямоугольник, контур которого был четко обрисован полосками очень тусклого призрачного света тоньше волоса. На таком расстоянии настолько мизерное свечение… никогда прежде мне не удалось бы его рассмотреть.
— Вон там, — пробормотала, указав в нужном направлении.
— Правильно, хорошая глазастая злючка. А теперь я буду передавать тебе людей, а ты их быстренько туда провожать.
— Зачем?
Киан молниеносно приблизился и, обхватив мой затылок, прижался губами к уху.
— За тем, что лично тебе их судьба не безразлична, а мне нужно, чтобы в проклятом эксперименте выжило как можно больше и его не свернули, — прошептал он, и мне показалось, что на этот раз я слышала чистую правду. — Еще нет, Летти, нужно будет потерпеть.
Не теряя ни секунды, Мак-Грегор отстранился и вдруг поднес запястье ко рту, кусая. Тут же он склонился над ближайшим кадетом, подающим признаки жизни на полу, и, бесцеремонно нажав на челюсть, открыл рот и влил несколько капель своей крови. Так же несуетливо, но очень быстро, он вздернул его на ноги, придержал, убеждаясь в способности стоять, и сунул его скользкую от пота руку в мою ладонь.
— Сейчас, — повторил ту же процедуру с девушкой и качнул головой в сторону выхода, — веди их туда и возвращайся.
— Ты что творишь? — шокированно прошипела на него.
— Импровизирую, дорогая. Использую ситуацию в нашу пользу. Не время для вопросов, шевелись.
И я стала действовать. Вела парами потерянных и дезориентированных кадетов к дверям и покидала, возвращаясь за следующими, обходя тела тех, для кого уже ничего нельзя сделать. Никто их новобранцев не оказался в состоянии выбраться из этого долбаного зала самостоятельно. Никто. Даже вынырнув из всепоглощающей боли, они оставались беспомощными. Говорили со мной и Кианом, но, судя по всему, совершенно не отдавали себе отчета, где они и зачем вообще куда-то двигаться. Хотели просто лежать на месте. Мы бы все тут умерли. Испытание, очевидно, было просто не по силам обычным людям. Стоило ли задаваться вопросом, понес бы кто-то ответственность за то, что нас этому подвергли?
ГЛАВА 35
Мы давно уже собрали всех выживших и усадили их вдоль стены у выхода, а проклятая дверь все никак не открывалась. Я не один раз ее толкала, дергала и даже пинала — безрезультатно. Зародилось сомнение, вдруг это и не выход вовсе? С чего я решила, что это именно он? Интуиция какая-то нашептала? А если стоило бы поискать еще? Но мысль пойти по этому мерзкому залу, перешагивая через труппы тех, кого пусть и едва знала, но все же помнила молодыми, полными жизни… Илай, Хорхе, Бен — это потери только нашей группы. Рамос, несмотря на помощь Киана, все еще под вопросом — никак не может окончательно вернуться в реальность, реагирует только на голос и прикосновение Хильды, которая пришла в себя, на удивление, быстро. Кстати, это касалось всех девушек. Не считая впавшей тогда в панику Лианы, не погибла ни одна, и возвращались в ум они гораздо быстрее парней. Особенность именно этого конкретного Дара или общий принцип? Вроде в первый раз я такого не заметила, но доверять своей памяти и наблюдательности тут бы не стала. Лучше всех справилась как раз Вероника. Слышала я, что беременность открывает в организме женщины скрытые резервы и даже использовалась как допинг в спорте, и вот, похоже, живой пример.
Есть, пить и облегчиться хотелось жутко. А еще отмыться. Сейчас, когда мое зрение прояснилось почти до полной четкости, стало очевидно, что во время испытания мы все потели кровью. С этими размазанными потеками кадеты выглядели как команда ада, не говоря уже о том, что все дико чесалось, засыхая.
— Боже, еще немного, и я просто порвусь, — возмущенно высказалась Мелинда. Вскочив, она подошла к двери и занесла кулак, но потом отступила. — Ну постучите же кто-нибудь погромче, мальчики.
— Ты хоть что-то делаешь, не попытавшись в случае чего подставить других? — усмехнулась я.
— Заткнись, сучка, — огрызнулась она. — И почему только ты не сдохла.
— Могла бы и спасибо Войт сказать, стерва неблагодарная, — выступила со своего места волчица.
— Да брось ты, — неожиданно прохрипел Рамос совершенно внятно, и я почувствовала облегчение за него. Неизвестно, как бы еще распорядились его судьбой, выйди он из зала неадекватным. Что-то мне подсказывало — ничего хорошего его бы не ждало. — У таких, как наша Картер, генетически чувство благодарности не заложено. И, кстати, спасибо тебе, Летти. Буду должен.
Я едва не ответила, что не совсем меня надо благодарить, как Мак-Грегор, вроде бы дремавший рядом, привалившись к стене, схватил меня за бедро и стиснул, предупреждая.
— Я не могу больше терпеть, — проныла Мелинда.
— Ну так пойди и помочись под этим их гребаным столбом, — посоветовал Рамос. — Нам, блин, всем нужно это сделать. Илай, дружище, как тебе мысль?
Парень поднял голову с колен Хильды, щурясь впотьмах.
— Сдох твой дружок, — злорадно сообщила бессердечная сучка. — И еще двое ближайших ваших подпевал окочурились.
Свет зажегся, едва она договорила, и мы все взвыли в голос, закрывая глаза руками. Казалось, сетчатка получила моментальный глубокий ожог. Послышалось лязганье, топот, бряцанье оружия, а потом внезапно наступила тишина. Я, так же, как и остальные, силилась потихоньку смотреть из-под ресниц, привыкая к яркости.
— Наши действия, Верховный? — раздался напряженный незнакомый голос, принадлежащий, видимо, одному из местных ликторов.
— Могу узнать, что здесь происходит? — А вот это уже Крорр.
Несмотря на дискомфорт, я таки открыла полностью глаза — очень уж хотелось узнать, что и правда происходит. И тут же напряглась, увидев перед нами Крылатых в черном, вооруженных просто до зубов и нервно переводящих стволы калибра, с каким можно пойти и на динозавра, с одного кадета на другого, оглядываясь на замершего за их спинами Верховного. Четверо вояк держали в руках необычного вида огромную сеть, свитую из металлических тросов, по которым то и дело пробегали зеленоватые разряды.
— Верховный? — напряженным голосом окликнул один из них стоявшего как изваяние Белого, методично следовавшего взглядом по всему ряду сидевших кадетов. Мне даже почудилось, что он нас считал, хотя по его непроницаемому лицу сложно было что-то понять.