. Схватить — и душить, душить, скотину.
— В порядке, говоришь? — мягко шагнула я к нему, отвечая таким же бесстыжим изучением сверху донизу, что, естественно, не осталось без внимания его члена. Заметив, что этот гад-подставщик смеет еще и возбуждаться, я "вошла в штопор" окончательно.
— А я вот ни хрена не в порядке, — заорала, стремительно атакуя и метясь без особой надежды на удачу прямо в его красивый ухмыляющийся рот.
Киан, при всей своей быстроте, не ушел от моего запросто просчитываемого удара, лишь чу-у-уточку отклонился, смягчая сам жесткий контакт. И это было чертовски больно. Для меня. Мудак сделан из гребаного камня. Новый удар, теперь в его скульптурно великолепную скулу, и тот же результат. Перед глазами как светошумовая граната взорвалась, и дальше я уже молотила его куда ни попадя руками, локтями, коленями, рыча и беснуясь, не встречая никакого сопротивления и ярясь от этого все сильнее, до тех пор, пока не выдохлась и не взмокла, как в конец загнанная лошадь. Согнулась, продолжая убивать его хоть взглядом, и невольно поджала стиснутую в кулак ладонь к животу, шипя как бешеная гадюка.
— Ну осторожнее же надо, злючка моя, — насмешливо-сочувствующе протянул Киан, утеревшись. — Больно? Давай поцелую.
Ему пофиг на мой гнев. На обиду. На перенесенные по его вине страдания. Непробиваем. Что для пуль, что для сочувствия. А мне вообще нужно его сочувствие? Или признание вины? Ни хрена. Я желаю мести, желаю достать его, ранить, причинить хоть каплю боли. Любым способом. И я получу то, что мне необходимо, иначе порвусь от бешенства.
— Никаких поцелуев, придурок, — растянув губы в предвкушающей гадость ухмылке, я выпрямилась и сдернула с себя лифчик. — Прелюдия закончена. Ложись на спину.
О, моментальное исчезновение веселья и приоткрывшийся в офигении рот мерзавца мне стали как бальзам к больным местам. Капля неправильного, сладкого удовлетворения. Но одной капли слишком мало, мне нужно в нем искупаться, как в оживляющем источнике.
— Летти, не думаю, что тебе сейчас это ну… — абсолютно без прежней самоуверенности начал Мак-Грегор, но резко заткнулся, как только я избавилась и от остальной скудной одежки и уперла руки в бока, демонстрируя свою наготу со всей возможной бесстыдностью.
— Ну конечно, ты же лучше знаешь, что мне нужно, да? Скажем, еще один сеанс пыток или глоточек твоей гребаной ядовитой змеиной крови? — язвительно спросила, с мрачным торжеством заметив, как задергался его кадык. — Пошел ты. Только и умеешь, что подставлять и трепаться. Вон Бронзовый не в пример тебе, никакой болтовни — сразу к де…
Киан обрушился на меня со стремительностью, за которой невозможно было уследить. Миллисекунду назад стояла и бросалась в него словами, и вот уже поняла, что потеряла вертикальное положение и полетела на спину, но не упала, потому что Мак-Грегор вытворил что-то неуловимое, и приземлилась я на него сверху. Полный контакт: мы нос к носу, глаза в глаза, мое тело повсюду прижато к его, в живот вдавливается внушительный стояк.
— Не с-с-смей напоминать мне, и с-с-сама не вс-с-споминай, — В тихом шипящем приказе полыхало столько сдерживаемой ярости, что странно, как я не испепелилась на месте. Но зато загорелась. Вспыхнула снова с той же интенсивностью, что и бесилась, от самых интимных глубин и до неимоверно чувствительной поверхности кожи и тут же потекла полноводной рекой от этого огня. Завелась от внезапного осознания, что все же жива? Не сдохла от жажды, голода и пыток? Нуждаюсь в напоминании о том, что мое тело создано не только для того, чтобы испытывать боль и лишения? Или понимания, что обладаю властью уязвить непрошибаемого засранца, достать его, зацепить за нервы, причиняя хоть мизерное подобие страдания? Я садистка, или так одержима потребностью отомстить, что даже возбуждаюсь от намека на шанс сделать это? А может, черт возьми, просто потому что хочу. Хочу секса, краткого горячечного забытья, ослепляющей интимности, ощущения… нет, не настоящей близости, просто отсутствия одиночества, пусть только на какой-то момент, исключительно на физическом уровне. Плевать на это. Люди трахаются по миллионам причин, находя тысячи оправданий для своего поведения, и все они чаще всего брехня, обман других или себя. Правдивы лишь инстинкты, и мои орут: "Се-е-ейчас же"
И я подчинилась им. Вцепилась в волосы Мак-Грегора, буквально пригвождая его голову к месту, и провела раскрытыми губами по его подбородку и уголкам рта, беспощадно искушая призраком поцелуя, но отказывая в воплощении, и одновременно соскользнула чуть ниже, подкручивая бедрами, дразня нас обоих трением, давлением, обильной влагой и наблюдая за тем, как преображается лицо мужчины подо мной. Он боролся. Не со мной, а с собой, стремясь удержать контроль, но его дыхание и грохот сердца, молотившего все быстрее, кажется, напрямую в мои пульсирующие соски, сдали его. Проиграл вчистую, комедиант. Киан нахмурился, губы стянулись в напряженную линию, будто он страшился разомкнуть их, потому что тогда из его рта полилось бы нечто взрывоопасное.
— Что-то ты неразговорчив, де-е-етка, — издевательски протянула я, совершенно не пытаясь скрыть прерывистого дыхания и тихих стонов при каждом скольжении по его стволу. Я целую вечность не была такой мокрой, готовой и отчаянно живой, не впитывала, не смаковала все нюансы: обжигающе острое касание каждого жесткого волоска на мужском теле, мощный ритм пульса в его твердой плоти между моих ног, бьющего прямехонько по сгустку моей чувствительности, — не вдыхала интенсивный аромат идущего по возрастающей возбуждения партнера.
Пальцы Мак-Грегора впились в мои ягодицы, то ли еще удерживая, то ли уже направляя быстрее к неизбежному. Он прищурился, нарочно пряча от меня признание поражения в глазах, но я — жестокая стерва и не дала ему шанса.
Укусив его за нижнюю губу, резко выпрямилась и приподнялась на коленях, без всякой нежности обхватывая основание его члена и направляя в себя. Секунда задержки, чтобы насладиться видом его задравшейся в оскале верхней губы, бешено задергавшихся ноздрей, стремительно выступившей повсюду сверкающей испарины, захватить взгляд Киана и опустить свой к месту, где мы сейчас соединимся, притягивая его следом и добивая этим. Он сдался, отпуская, наконец, на свободу первый сдавленный стон — и сам выгнулся, толкаясь мне навстречу. Ну вот и все, ты попался. И покатилось-понеслось по первобытному маршруту, с крутизны да с диким ускорением, и на нем нет для сорвавшегося мужика остановок. Грубо обхватив руками его горло, я насаживалась на него в зубодробительном темпе, отталкивая, игнорируя то, насколько потрясающе правильно ощущался Мак-Грегор во мне. Словно не просто вторгался внутрь в примитивнейшем акте, а поглощал и окутывал целиком, сворачивая разум набекрень откровенной демонстрацией своего удовольствия. Он не просто показывал мне, что есть для него экстаз нашего слияния, он сам был этим экстазом высочайшего качества, чистейшей пробы и отравлял этим мои кровь и душу безвозвратно. А я не хотела этого, все не для того, не для него. "Для меня, для меня, это только для меня" — отчаянно пыталась удержать в голове, твердила, двигаясь все более рвано и порывисто.
— Для тебя, — протяжно простонал Киан. — Всегда теперь будет только для тебя.
Плевать, пусть слышит, пусть знает, я уже-уже-уже полетела. Мышцы свело в ошеломляюще мощном восхитительном спазме, позвоночник прострелило, голова запрокинулась, легкие вспыхнули, исторгая из себя крик освобождения. Первый вдох почти через боль, и еще больнее — оттолкнуться, прервать собственный оргазм на излете, лишь бы победить. Каждая клетка взвыла в протесте. Мало, нужно еще, необходим и его сокрушительный финал для полного насыщения. Но хрен ему.
Что было сил оттолкнувшись, свалилась с Мак-Грегора, прерывая его, скорее всего, в полушаге от завершения, и коварно пнула, стоило ему потянуться за мной.
— Обломайся, — прорычала, задыхаясь и прямо-таки возненавидев себя. Это не я, я не поступаю так, — Попробуй, каково это — быть использованным.
ГЛАВА 43
Выражение лица Киана в момент, когда он понял, что я абсолютно серьезно, было поистине бесценным и в то же время шокирующим. Хоть и длилось оно доли секунды, но являло собой настолько откровенную картину потрясенного жесточайше-мучительного разочарования, что во мне все сжалось от сочувствия к нему и отвращения к себе. Как бы там этот манипулирующий козлоняшка ни заслужил, на мой взгляд, отмщения, все равно делать это так… Что за безумная пелена застила мне глаза и разум, каждый раз, когда дело касалось его, и вынуждала впадать в дикие крайности? Я могла без единой эмоции воспринимать гадости, провокации, агрессию почти чью угодно, сохраняя относительную ясность восприятия, но все, что делал Мак-Грегор, любая незначительная фигня с самого начала цепляла меня на совсем ином уровне. Я совершенно не способна была игнорировать его, не реагировать на его присутствие, не отслеживать с того момента, когда увидела в транспорте. Хоть краем глаза или практически по неким волнам исходящей от него бесспорной энергии, но отрицать эту мою противоестественную зацикленность на нем — глупость.
Мак-Грегор вскинулся, оказываясь сидящим на пятках, с широко раздвинутыми мускулистыми бедрами и тяжело покачнувшейся у живота эрекцией, все еще блестящей в лунном свете от того, что недавно была в моем теле, и, перенеся вес на кулаки, навис надо мной, выглядя почти устрашающе. Пару секунд его трясло, как если бы под его задницей запустился вибродвигатель, он клацнул зубами с по-настоящему хищным звуком, и я была практически уверена, что сейчас он накроет меня собой. И прямо-таки возненавидела целую серию сейсмических волн предвкушения, что прокатилась от судорожного сжатия внутренних мышц к кончикам пальцев на ногах и руках, заставляя их скрутиться, к соскам, так жаждавшим и не получившим своей доли внимания, и к губам, не согласным с моей доктриной "никаких поцелуев". Мне, окончательно истощенной оргазмом и последующим карательным демаршем, хватило сил лишь на то, чтобы опереться на локти, оттолкнуться от земли пятками, сдвигаясь на считанные сантиметры, и встретить его прямой голодный и злой взгляд. Я, черт возьми, даже не сомкнула ноги, оставаясь лежать перед ним как жертвенное, готовое к употреблению по