м управляет этим воздействием, срабатывает естественный механизм привыкания или дело в изменении моего собственного восприятия этого процесса? Перестав шокировать, пугать и даже удивлять меня, он стал заводить, впрочем, как и почти все в этом самце. Долбаный Киан-создан-для-нон-стоп-соблазнения-Мак-Грегор.
— Когда я сказала, что хочу учиться выживать, то это и имела в виду. А вовсе не то, что хочу стать свидетельницей твоего очередного выпендрежа "посмотри, детка, как я круто умею сам", — едко заметила я и, как ни сопротивлялась, все равно скользнула взглядом к его обнаженной груди, прессу… ну и дальше по списку. — Оденься, а?
— Летти, вот тут ты несправедлива.
— Потому что твой нудизм сейчас не вдохновляет и не способен отвлечь от того, что ты снова обвел меня вокруг пальца?
— Во-первых, очень даже вдохновляет и отвлекает, мой нюх не обдуришь. А во-вторых, никакого обмана с моей стороны, — Киан сам снял с моих плеч рюкзак, естественно, не упустив шанс чуть притереться к моему боку, и, повернувшись спиной, стал преувеличенно медленно натягивать штаны, нарочно сверкая безупречной пятой точкой. Нет, ну и не гад ли он после такого? — Я отродясь не охотился в человеческой ипостаси. Вот зачем? Подумай.
— Логично, — процедила я, стараясь отклеить глаза от ямочек на его ягодицах и вспомнить, за что должна сердиться. — Вот прям охрененно… м-хм… логично.
— Ты на меня пялишься, — самодовольно констатировал виверн, разворачиваясь.
— Ага, типа поймал, молодец, — и не подумала в этот раз смутиться уже я. С волками… то есть бесстыжими рептилиями жить — задолбаешься злиться и краснеть. — Право имею.
Киан завис на мгновение, а потом бочком, как подкрадываясь, подобрался ближе ко мне и вдруг, без всякого предупреждения подхватив с земли, закружил, так что аж в голове поплыло. Нет, ну посмотрите вы на нас. Не гребанные ли это сантименты и сопли? Да пофиг, главное, что чувствовалось это по-настоящему приятно, пусть еще и слишком непривычно для меня. Или даже не так. Это было словно вернуться к давно забытому ощущению, которое ты толком и не помнишь, как правильно воспринимать, цепенеешь в первый миг, спрашивая себя, что же за реакция тут должна последовать. Вроде того, что у тебя безумно долго где-то болело-болело-болело, а потом раз — и лошадиная доза обезболивающего, а ты стоишь, дура дурой, оглушенная, и не можешь поверить, что это и есть нормальное состояние.
— Прекрати, если не хочешь увидеть мой завтрак, — стала я выпутываться из его лапищ, борясь с предательским пощипыванием в глазах и невесть откуда взявшейся ломкостью в голосе. — Кончай эти обнимашки, у нас мясо протухнет.
К счастью, Мак-Грегор никак не прокомментировал и мое внезапно расшалившееся горло, и полное отсутствие сопротивления и некомфортной жесткости в теле, несмотря на возражения вслух. Какая же необычайная легкость появилась во мне, стоило снять для себя все запреты. Смотреть и открыто любоваться, прикасаться к коже просто так, не скрывая, как нравится ее гладкость, ежиться от легкой щекотности его волос на моем лице, не прячась, вдыхать запах…
— Пошли разбивать лагерь, новобранец Войт, — сказал Киан, отпустив меня, буквально секунду поколебался, держа в руках рюкзак, но потом вернул его мне и без труда взвалил тушку убиенного копытного себе на плечи.
— А лагерь у нас, видимо, будет там, где ты швырнул тот тюк с барахлом? — уточнила я, озираясь и пытаясь сориентироваться. — Знать бы еще, где это.
Мак-Грегор действительно собрал нас на охоту так, будто мы месяц кочевать по лесам намеривались. Несколько шкур, всякий текстиль и приспособы с полок, что-то из деревянной посуды и кусок сероватого мыла, такого же, каким мы пользовались в подпольной купальне. Он долго копался, почесывая затылок, что демонстрировало: подобные приготовления для него в новинку, после все тщательно завернул и связал, формируя хоть и компактный, но приличных размеров куль, и прихватил его второй лапой после оборота, едва оторвавшись от земли. Сбросил он его около какого-то небольшого, вроде бы ручейка, за несколько минут перед тем, как взвиться повыше, а потом рухнуть на жертву.
В отличие от меня, вообще не имеющей представления, в какой стороне тот ручей, виверн уверенно двинулся вперед, а в ответ на мое ворчание, стал объяснять, по какому принципу определять нужное направление, учитывая особенности окружающих растений и положение солнца. Возможно, со временем я смогу это усвоить, лишь только научусь обращать внимание на всякие, казалось бы, несущественные вещи, бесполезные для бывшего чисто городского жителя.
Зато, когда дело дошло до разжигания костра, тут я не оказалась полной лохушкой, а вот у Киана получалось не особенно хорошо. Кора и мох, что он собрал и пытался поджечь вполне обычной зажигалкой, прекрасно дымили, вышибая у нас слезу, но гореть не хотели — тут же тухли.
— И почему ты плеваться огнем не умеешь? — беззлобно подколола его я, отбирая зажигалку и быстро выстраивая из его заготовок пирамидку, что сразу загорелась.
— Ядом — могу, огнем — нет, — сокрушенно вздохнул Киан и взялся разделывать тушу. — А ты, как всегда, совершенство во всем, за что ни берешься, детка.
— Хватит подлизываться, — закатила я глаза.
— Не хватит, — возразил он. — Никогда не хватит.
— Подумаешь, умение — устроить себе источник тепла и возможность что-то приготовить любыми подручными средствами. Любой, кто жил на улице достаточно долго, умеет это.
— Расскажешь? — Он бросил на меня лишь один краткий взгляд, продолжая монотонными несуетливыми движениями снимать шкуру, но я буквально всем нутром ощутила, что все его внимание сосредоточенно в ожидании.
Готова ли я была вот так взять и начать говорить об этом? Если верить психологическим портретам, которыми меня награждали все встреченные на жизненном пути психологи и психиатры, я личность патологически скрытная, эмоционально невосприимчивая, асоциальная, любым способам втянуть меня в общение с целью заслужить доверие не поддающаяся и противопоставляющая им агрессию. На Мак-Грегора моя агрессия не действовала, якобы отсутствие эмоций с ним тоже не работало, избавиться от его общества мне тоже не светило, как ни старайся… и впервые за годы меня это… ну, скажем, устраивало. Отчего бы и не поговорить?
Начать было не так трудно, как мне представлялось. Может, потому что были это воспоминания о хороших временах… что были у меня, ой как были, но все их заслонили, будто подтерли местами до прозрачности, дурные. Как я допустила, чтобы годы и годы трудных, но счастливых моментов оказались обесценены единственным поступком Лукаса, пусть и причинившим и разорвавшим сердце в клочья? Почему я позволила себе вычеркнуть все светлое, что у нас было, лишила именно себя всего этого? Неужели от того, что залив без разбору прошлое густым непроглядным черным, надеялась быстрее избавиться от него? Ну что, пришло время констатировать — не сработало. Но зато сейчас, начав с самого нашего с Лукасом побега из приюта, я уже не смогла остановиться. Да, мы бродяжничали, голодали, попрошайничали и воровали, попадали в ситуации, способные напугать и шокировать обычного, привыкшего к размеренной, комфортной жизни обывателя, но всегда выбирались из них целыми, борясь против всего вместе, прикрывая спины друг другу, не бросая, не предавая, не помышляя о том, чтобы отказаться от выросшей между нами душевной близости, променять ее на что-то другое. А когда добрая старушка Хокинг выделила нам свой подвал, вообще ощущали себя самыми удачливыми и преисполненными радостью. Я замолкла, когда Мак-Грегор неожиданно накрыл мои плечи одной из шкур, и, осмотревшись, поняла, что день клонится к вечеру, горло пересохло и саднит от бесконечной болтовни, по щекам катятся слезы, но лицо буквально болит от того, что я улыбалась все время рассказа. И, Господи ты боже мой, как же свободно мне дышалось, хоть в душе и плескалась бескрайним морем печаль, и повернуть голову, подставив мокрые губы под осторожный, но уверенный поцелуй Киана, стало самой естественной вещью на свете.
ГЛАВА 59
Важные вещи происходят с тобой внезапно и без всякого предупреждения в виде предчувствия, не предоставляя тебе шанса избежать их или просчитать последствия. А еще они обладают способностью радикально менять твое восприятие, обесценивать прежние цели, лишать силы и смысла заветные многолетние желания. Встреча с Летти была такой несвоевременной, но только сейчас я начинаю понимать, насколько долгожданной. Все же Хард и прав и не прав одновременно. Виверн действительно способен сразу же признать свою сам… черт, свою единственную женщину — стоит привыкать говорить и думать так, чтобы не ляпнуть при Войт и не выбесить ее. А ошибался наставник в том, что единственная должна быть обязательно тоже виверной. Ерунда. С самого начала, как только увидел Летти, появилась эта странная вибрация внутри, сопровождаемая необоримым притяжением. Не зная, что это, я читал все как тревогу, раздражение, потом счел элементарной похотью, приправленной почти противоестественной жаждой присвоить, после вообще оставил попытки анализа, без особых раздумий действуя и говоря как хотелось, как выходило и ощущалось естественным, но только теперь осознал изменения в себе с полной ясностью. Нет и не будет для меня второй половинки в родном мире, нигде там, среди великолепнейших скал и красивейших лесов, которых я почти совсем не помню, не ждет назначенное именно мне прекрасное создание цвета изумруда, едва взглянув на которое, я пойму, что душа отзывается ликующей песней. Не-а, не будет такого, потому что эта самая песня, оказывается, звучит во мне с того момента, как девушка с ядовито-синими волосами подняла голову, являя мне свое лицо, и открыла еще хмельные невидящие глаза в тюремном транспорте.
Летти завозилась во сне, сползая-таки с меня, переворачиваясь и устраиваясь рядом, и я аккуратно, таясь, убрал волосы, упавшие на ее лицо, отчего она вздрогнула, нахмурилась, но не проснулась. Откровения дались ей ой как нелегко, моя звериная часть гневалась на человеческую, наблюдая за ней, побледневшей, с рассеянным взглядом, направленным исключительно вглубь себя, улыбающуюся сквозь слезы, текущие по ее лицу, и говорящую без остановки, хоть голос ее все больше садился и хрипел. Я боялся отвлечь ее любым резким звуком или движением и посылал ящера с его не