Киан отодвинулся стремительно, выпуская меня из своих объятий, но только для того, чтобы опрокинуть на спину и взгромоздиться сверху, почти нахально распихнув мои бедра своими и умостившись между ногами, как в колыбели. Впился в основание косы, лишая шанса отвернуться, и огладил щеку тыльной стороной ладони, глядя в глаза с тяжелой, настойчиво врезающейся в глубь пристальностью. Интенсивность его взгляда рождала тревогу и заставляла усомниться в необходимости вывернуть его наизнанку.
— Поклянись, что не оттолкнешь, не откажешь в праве прикасаться, быть в тебе! — приказал он, абсолютно сбрасывая с себя маску любящего подхалима и готового к любым уступкам милахи. — Божись, что не побежишь опять от меня, ни в прямом, ни в переносном смысле!
— Мы же вроде уже решили это, Киан. Я не могу утверждать, что никогда не стану злиться на тебя или не захочу временной дистанции…
— Нет! — перебил он меня, и карие глаза полыхнули яростно и как-то болезненно. — Дистанция — нет и никогда, Летти. Бесись, ненавидь, проклинай, но никакого расстояния!
— Я сказала тебе — никуда не денусь, — нахмурилась, вспоминая, что вообще-то это я тут та, кому нужны ответы.
— Ладно, — кивнул Мак-Грегор с таким выражением, будто получил в разы меньше, чем необходимо, но принимает и это, и скатился с меня, улегшись на землю и уставившись в небо.
— Мы разыскивали Краеугольный камень, потому что собирались с его помощью повернуть все вспять, — голос его звучал глухо, но каждое слово он произносил отчетливо. — А точнее, мы собирались вернуть все и всех своих обратно и разъединить миры насовсем, не считаясь с тем, что после этого произойдет с вашим. Хотели бросить весь вновь накопленный камнем магический ресурс, чтобы защитить от разрушения и гибели в момент обратного перемещения и наши территории, и каждое существо из своих, а вы хоть огнем горите. Мы считали, что это справедливо, потому что не мы были виновниками первой катастрофы, так что плевать, что будет тут со всеми — мы имеем право на компенсацию и возвращение всего своего в целости и сохранности, невзирая на ущерб, что оставили бы после нового катаклизма.
Я несколько раз моргнула, пялясь в ярко звездное небо, пока смысл и масштаб его признания медленно оседал в моем разуме и обретал всю отчетливость и объем возможных последствий их стремления. Конечно, это была чудовищная затея, но пришла она в головы совсем не монстрам в полном смысле этого слова. Просто существам, людьми по своей сути не являвшимся, а значит, лишенным нашего общепринятого и часто лицемерного взгляда на мораль и всепрощение. Созданиям, попавшим в дикую ситуацию совершенно не по собственной воле и лишившихся по большей части всего привычного и дорогого. Осудить их за обуявший гнев, за безразличие к судьбам обреченных ими? Если по-честному, то не за что. Вот я вроде человек чистокровный, но разве мой жизненный принцип — это подставлять другую щеку, не опускаться до жесточайшей мести или пресловутое «не убий»? Черта с два! Так что, рассматривая ситуацию беспристрастно и отстраненно, я могла бы понять желание Киана и его бывших уже, скорее всего, соратников расхреначить все на пути достижения своей цели. Могла бы… но, сука, в этом самом мире, каким бы уже и так перекошенным и поврежденным он ни был, у меня жила сестра, а кроме нее куча еще хороших и не очень, но не совсем уж конченных людей, что не заслуживали новых испытаний или вообще смерти. Хотя бы потому, что были абсолютно непричастными к первопричине катастрофы лохами, какой еще совсем недавно была я. Да, я за месть, хоть плюйте, хоть камнями бейте, но за месть адресную, иначе она смысла не имеет.
И, блин, не нужно пытаться меня убедить, что для того же урода патлатого его хотелки найти Камень и уйти, очень громко хлопнув дверью, чтобы и стены обвалились, вовсе не желание отплатить, а просто потребность установить справедливость или любой ценой прорваться домой. Никакой долбаной справедливостью тут и не пахнет, разве что в стиле «вы случайно угробили несколько миллионов наших, и теперь мы без разбору замочим столько же, а то и больше ваших». Бесконечный путь в никуда, порождающий только все новые жертвы, потери, боль, ненависть.
Из процесса осмысления меня вырвал жесткий захват Мак-Грегора на запястье. Я, оказывается, села и уставилась невидящим взглядом куда-то в темноту на той стороне реки и наверняка молчала слишком долго. Грубовато рванув, опрокинув себе на грудь, виверн оплел меня руками и даже сцепил ступни, фиксируя под коленями, словно исполнял борцовский прием по удержанию и обездвиживанию противника.
— Ты мне обещала, — хрипло пробормотал он, и впился зубами в стык шеи и плеча, не больно, но будто предостерегая от попыток освободиться. — Обещала, детка.
— Обещала и от своих слов не отказываюсь, — ответила я, нарочно расслабляясь поверх его одеревеневшего тела и ощутив, как волна дрожи промчалась по мышцам Киана. — Но ты же понимаешь, что теперь и для тебя, и для меня многое изменилось, и нам следует обсудить, во что превращаются наши дальнейшие жизни?
Я ни хрена не понимаю пока, что делать с его откровением, но, в самом деле, нельзя же с этого момента и всерьез размышлять о том, что все, что мне нужно, — это по-прежнему свобода и навыки выживания в новых условиях. Когда ты в курсе, что где-то совсем рядом есть те, кто намерен раздолбать всю ту вселенную, к которой ты собираешься приспособиться, то насущнее как-то становится проблема что-то с этим сделать. Ибо смысл учиться жить в тех условиях, коих может скоро не стать?
— Нет, — отрезал Мак-Грегор, прикусив теперь за ухом и начав буквально сдирать с меня штаны, активно помогая себе стаскивать их и ногами. — Не сейчас, не сейчас, потому что это еще не все.
Я отдавала себе отчет, что в любую секунду сюда могут выйти наши спутники, свалиться на голову новая поисковая команда ликторов, или решит вернуться и взять реванш оклемавшийся Хард, но, приподнявшись и взглянув в лицо своему виверну, поняла, что остановить его сейчас нереально. Его глаза в ночи выглядели темными провалами, в которых, поблескивая, кипела густая смола дичайшего возбуждения, попав в нее, было уже не освободиться, все усилия пошли бы прахом, с таким не борются в принципе, лишь позволяют себе уйти на дно, если достигнуть его вообще возможно.
Не давая мне ни сантиметра для маневра Мак-Грегор избавился от нижней части моей одежды, перевернулся, подминая под себя и втискивая свои бедра между моими, и я сразу же ощутила раскаленную твердость его обнаженного члена, вдавившегося в мою моментально наступившую влажность. Чертов фокусник, когда только исхитрился и успел!
— Скажи, что можно! — потребовал он, награждая поцелуями-укусами мою скулу и подбородок, и я, кивнув, сцепила пятки на его пояснице, давая добро. Плевать, насколько мы ненормальные, беспечные и даже бессердечные, если намерены взять друг друга совсем рядом с таким ужасом. Мой мужчина отчаянно нуждался в подтверждении, что я у него есть, а мне необходимо дать его Киану.
Первое проникновение обожгло, причинило изощренно-сладкую боль из-за собственной неполной готовности, прострелило по позвоночнику до мгновенно поплывшего мозга, заставив скрипнуть зубами и выгнуться. На мне, во мне, вокруг меня — повсюду мой виверн ощущался неимоверно правильно, хорошо в высочайшей степени этого понятия, окончательно, что ли, тем, лучше чего просто не может быть.
А вот то, что погрузившись в меня до самого предела, он замер, правильным не было. Чуть взбрыкнув под ним, потребовала тех самых его рывков и скольжений, что начисто уносили меня в пространство безграничного кайфа, но в ответ Мак-Грегор только выгнулся, пригвоздив меня к земле и упершись своим лбом в мой, перехватил мои шарящие по его телу руки, подняв над головой и обездвижив.
— Еще не все, Летти, еще не все, — просипел он, и полубезумный блеск его глаз заставил и меня замереть снаружи, хоть внутренние мышцы и сходили с ума, сжимая его раз за разом, отчего Киан мощно вздрагивал, провоцируя во мне все новые тягучие сокращения. Мы снова были подобны воде — не важно, кто порождал первую волну, все равно она вся приходила в движение, бесконечно отражаясь, волнуясь и захватывая обоих.
— Что же еще? — Я лизнула его губы, стараясь заманить в поцелуй, что уж точно разрушит его долбаное заклятие неподвижности, начавшее заводить меня сейчас сильнее его прежних долгих и бесстыдных ласк.
— Чувствуешь меня в себе? Меня? — прошептал он и толкнулся совсем чуть, а меня тут же выгнуло. — Глубоко, охренеть как глубоко, детка. Знаешь, что я жить в тебе готов? Потому что это так и есть… так и будет… Скажи, что любишь это, так же охеренно сильно, как и я!
— Да, да, люблю, — сгорая в нетерпении, откликнулась я и безуспешно постаралась податься бедрами ему навстречу — эта неподвижность убивала меня просто.
— Ты же понимаешь, что это именно Я, Я, Я и только Я? — Да о чем он на фиг? Я рехнуться готова! — Это МОЕ желание к тебе, МОИ руки, губы, член заставляют тебя испытывать все это, от моих ласк ты так обалденно кончаешь.
— Естественно да, чокнутый ты ящер, и я невыносимо хочу кончить прямо сию секунду! Хватит мучить меня!
— Все для тебя, детка, все! — рыкнул он, крутнул и свирепо ударил бедрами, входя под отчаянно идеальным углом раз и еще, еще, и я стартанула в свой оргазм, как чертова ракета.
— Прежде чем стал таким, я должен был присвоить человеческую душу, Летти, — сквозь рваное дыхание и пелену кайфа, окутавшую мое сознание, быстро заговорил Киан. — Мне все равно было чью, тогда все равно, и у нас была договоренность с кое-кем из города, кто должен был меня обеспечить… необходимым. Но так вышло, что пока я ждал в пустыне, то наткнулся на брошенного там практически мертвого парня. Его жизнь не просто едва теплилась, он сам не хотел ее больше удерживать, потому что не было ради чего. И я поглотил его душу.
Пережитое наслаждение еще ревело и грохотало в моей крови, ушах, и я едва была способна четко уловить смысл его слов, но внезапно захотелось попросить его остановиться.