— Есть, но надолго их не хватит. Да и сама понимаешь: меты, перевертыши, бывшие пленники, прошедшие через пытки и опыты, запертые в одной здоровой каменной консервной банке с недавними мучителями и тюремщиками… — Киан покачал головой и изобразил руками взрыв. — Надо дожимать ученых, забирать осколки, делать тебе эту фигню с обратным Одариванием и прорываться отсюда к чертовой матери, или скоро по колено в крови здесь ходить будем. Если бомбанет, никто уже не будет разбираться, где вояки, где ученые, где молодежь необстрелянная.
Да, времени рассиживаться и кропотливо изучать ликторскую главную вотчину у нас нет. Берем что нужно и валим, по возможности приведя все за спиной в негодность.
Я подумывала сыграть почти самостоятельность и пойти, лишь опираясь на Мак-Грегора, но чего уж выделываться, когда твоему мужчине тебя носить не влом, а самочувствие не айс и лучше не становится, каким бы бодрячком я ни старалась прикинуться. Погано мне, погано, и хуже как раз от того, что жрут подозрения — все еще хуже, чем мне представляется.
По пустынному коридору Киан понес меня в сторону неясного шума впереди, но вдруг нахмурился и пробормотал что-то нелицеприятное себе под нос, а я аж подпрыгнула и охнула с перепугу, когда из полумрака очередной приоткрытой двери на нас шагнуло натуральное привидение. Очень высокая и неимоверно худая старуха с длинными, растрепанными, совершенно белыми волосами, пустыми, кажется, незрячими глазами, бледной, желтовато-пергаментной кожей с тысячами глубоких морщин и в выцветших сто лет назад лохмотьях выступила нам навстречу.
— Вы слышите… не можете не слышать… нельзя не услышать… — забормотала она практически бессвязно, протянув к нам свои костлявые руки в пигментных пятнах. — Оно же взывает ко всем! Умирает! Совсем-совсем без сил… Слышите?!
— Это та бабка из самого глухого угла местного карцера, про которую я тебе говорил, — недовольно пробурчал мой виверн, пытаясь обойти неумолкающую старуху по дуге. — Бабуля, мы старость уважаем, но больно сейчас не до вас!
— Умрет, и его никогда не будет… — продолжила свою речь женщина, будто и не слышала его вовсе. — Не вырастет заново, не оживет, ни одного семени не останется. Свобода и покой… свобода и покой…
— Постой, — слегка толкнула я в грудь уносящего меня Киана. Безумные слова странной бывшей пленницы были прямо-таки отражением моего не менее безумного сна.
Наверное, мое потрясение легко читалось на лице, потому что Мак-Грегор зачастил:
— Летти, жалко ее, понимаю, — не слишком-то был рад он задержке. — Вообще, сука, не вкурю, зачем держать и мучить в застенках старуху. Она-то им что сделала? Но нам сейчас реально не до нее, после сами о ней позаботимся, хочешь? Если сами будем в порядке, и ее не бросим.
— Угаснет — плохо всем будет… Магия пропадет… обратно не вернется… умрет гармония, — продолжала свой бубнеж женщина-призрак. — Покоя нужно… покоя нужно… покоя-покоя-покоя.
— Бедняга, совсем умом поехала, — покачал головой Мак-Грегор и собирался пойти дальше, но я взбрыкнула в его руках и выскользнула на пол, приземляясь на здоровую ногу.
— Кому покоя? — схватила я похожую на сухую ветку кисть.
— Ты тоже слышишь? — вскинулась она, лихорадочно сверкнув глазами-провалами и оскалившись-улыбнувшись беззубым ртом. — Ты слышишь?
— Летти! — позвал меня Киан, обхватывая за талию и стараясь оттащить от нее, но я отмахнулась.
— Кто это? Кто взывает о покое?
— Оно. Он. Она. Все.
Ответ, само собой, чрезвычайно информативный, но не это главное. Я не единственная, к кому обращается нечто из моего сна. А значит, это не какая-то бесполезная фигня, навязчивый глюк, идиотские игры подсознания. Это то, чем и кажется, — прямой призыв о помощи, о спасении… Вот только чей?
Глава 44
Снабдив Летти, на мой взгляд, каким-то бредом вместо ответа, странная старушка потеряла, наконец, к нам интерес, и замечательно. Нам совершенно не до бессвязных речей и глюков полоумной ликторской жертвы, как бы жалко ее ни было. В который раз у меня закипало внутри, когда вспоминал, как вытаскивали из каморок-застенков вампов, оборотней, рисе и эту вот чокнутую даму. Ужас, агрессия, отчаяние на каждом лице или морде, кандалы, как в средневековье, да еще и с магическими составляющими, следы истязаний, отравляющие ошейники и какой только еще хрени не повидал там. Да, я нормально отношусь к необходимой жестокости, чужие боль или гибель не потрясают меня до глубины души просто потому, что смерть — это неотъемлемая часть жизни. Выживание невозможно без борьбы в той реальности, в которой я существую, а борьба приводит к своей и чужой боли и может убить. Ничего не поделать, и толку-то впадать в уныние и посыпать голову пеплом каждый раз, когда сталкиваешься с этим лицом к лицу. Поэтому я вполне был готов забыть старушку, лишь потеряв ее из виду, но вот моя Стрекоза почему-то нет. Ее, похоже, прям сильно загрузила вся эта галиматья, и только этого мне еще не хватало. Достаточно было и беспокойства по поводу явно нездорового вида любимой, что я старательно прятал, не желая напрягать ее еще больше. Да и сказать моей женщине «детка, ты дико хреново выглядишь», у меня язык не повернется. Не то чтобы Летти была из тех принцессок, которые за такое и глаза выцарапают, но приятного в любом случае мало, начнет собирать последние силы, скрывать свое состояние, корчить тут оловянного солдата — это же Войт! Но все равно ее чрезмерная задумчивость после столкновения со старухой неприятно скребла внутри.
— Детка, скажи мне, — не выдержав, я остановился, не доходя десятка метров до входа в главный зал цитадели, где сейчас находился импровизированный лагерь оборотней, что принципиально отказались устраиваться на недолгий отдых в бывших ликторских спальнях. Так и улеглись и расселись на полу, дремля вполглаза.
Меты, кстати, выбрали себе другой зал, зиккурат, уровнем выше, поменьше и пороскошнее. Там, судя по всему, проходили совещания командного состава.
— Я что-то медленно исцеляюсь, — признала моя девочка очевидное, и я сглотнул, давясь своей тревогой, и выдал ей ободряющую улыбку.
— Ерунда, просто все нервы и силы ушли на эти движняки, и твоему организму нужно чуть больше времени. — Пусть успокоится, а я душу вытрясу из местных умников, если она у них есть, но заставлю вылечить мою Войт. Не нравится мне ее жар, слишком заметная слабость и этот рассеянный, будто обращенный внутрь взгляд.
— Нет, думаю это не так, Киан, — сдвинув брови, покачала Летти головой. Ну да, часто ли мне ее удавалось по-настоящему обмануть? Она меня словно насквозь видела еще с того момента, как глаза свои охрененные открыла в том транспорте. — Ты был ранен сильнее и что? Одни отметины остались, все зажило.
— Де-е-етка, ну не равняй мою регенерацию и свою, пусть и прокачанную. — Да, родная, и не дергай меня самым больным за нервы, напоминая, насколько ты уязвима по сравнению со мной и станешь еще больше, обрати мы Одаривание вспять.
— Не в том дело, — отмахнулась она, — общее самочувствие у тебя же в порядке? — Я кивнул. — А у остальных? Я имею в виду у всех, кто не люди, как я, изначально.
— Вроде да, — ответил, все еще не понимая, к чему она ведет.
— Мне Рихор нужен, — вдруг заявила она. — Он ведь сможет смотаться к Веро и Рамосу с Хильдой. Мне необходимо знать, как они.
Женская логика? Как с ее восстановления мы перепрыгнули к посторонним людям?
— Летти, парень сейчас немного занят, мы, оказывается, нашли тут кого-то из его прямой родни, он пытается привести их в божеское состояние, а отыскать здесь желающих покормить добровольно досыта пару-тройку вампов трудновато, сама понимаешь.
— И все же, — заупрямилась Стрекоза, — это реально важно.
— Объяснить не попробуешь получше?
— Я бы с удовольствием, но сама еще не до конца соображаю, что к чему и не бред ли это.
— Бред — не бред, ты же знаешь, что я в любом случае с тобой и за тебя.
— Я тоже тебя люблю, — оставаясь все такой же рассеянной, сказала Летти, как самую обычную вещь в мире, а у меня опять грудь раздуло — прям сейчас лопнет к чертям, и в голове поплыло, будто ужрался до потери пульса. — Тут такое дело… У меня сны были.
Неожиданно в коридор вошел Крорр, само собой, со следующей за ним везде хвостом мелкой, и мне тут же бросилось в глаза, что выглядели они весьма похоже на нас с Летти. Ингина сияла здоровьем и энергией, словно и не участвовала несколько часов назад в драке, а вот у Бронзового цвет лица был сероватый, глаза чуть ввалились, поблескивали лихорадочно, на лбу и над губой — капельки пота.
— Хорошо, что ты, Войт, уже… эм… на ногах, — пробормотал он. — Я дожал одного из умников, и он готов сотрудничать.
Хотя дракон все же пободрее Летти будет, может, потому что мужик и выносливости побольше? А моя девочка совсем не радует, выглядит как жертва долгой изнурительной болезни с весьма неутешительным прогнозом, и это пугает меня до усрачки.
— Идем скорее, — прибавил я шагу.
— Пожалуйста, мне нужен Рихор! — опять завела свое Летти, и я скорчил гримасу в сторону полукровки, которая все поняла и без возражений исчезла.
Пришлось спускаться на четыре уровня, прежде чем мы, по сведеньям Крорра, достигли этажа лабораторий, архивов и хранилищ, до которого у нас пока руки еще не доходили. Перед тяжелой железной дверью с поворотным отпирающим колесом топтался долговязый, но довольно щуплый, против того же Бронзового крылатый, с явным недовольством и вызовом поглядывавший на нависающего над ним мрачного Радомира и не менее темного лицом Кая, стоящего у противоположной стены. Завидев Крорра, щуплый вскинул гордо голову, уставившись со сдержанной неприязнью.
— Я дал добровольное согласие сотрудничать, вовсе не потому, что вам удалось запугать или принудить меня, а оттого, что сам со многим не согласен в нашей системе устройства и давно задаюсь некоторыми вопросами, в ответах на которые мне отказано было из-за низкого уровня допуска. И меня зовут Артан, а не «крылатая сволочь», доведите это до сознания ваших новых друзей, экс-декурион Крорр, иначе я вынужден буду к ним обращаться исключительно «неотесанное животное», — язвительно, но действительно без капли страха процедил этот дрыщ.