— Почему? — влезла старушка, выглядя гораздо адекватнее прежнего. Даже вроде глаза стали ярче, и в них светилось совсем не прошлое безумие.
— Что «почему»? — не поняла я. — Потому что нашу чертову связь не разорвать, и мне век доживать в качестве его Пробуждающей и, следя, чтобы он был поблизости. Весело.
От этих слов во рту появился вкус горькой желчи, которую хотелось излить все равно на кого. Ну что поделать, милое общение не мой конек.
— Да, связь пожизненная, — легко согласилась Карла. — А ты умри и разорви ее. Передай другой, а потом живи себе дальше свободной.
Да, с констатацией прояснения ее мозгов я явно поторопилась.
— Что?!!! — Это мы в три голоса с Крорром и Ингиной. — Как это возможно?
— Мы это делали. Давно. Я вспомнила. — Взор ее затуманился, словно она глядела в собственные воспоминания. — Я ведь не была изначальной Пробуждающей Рахбруна. Всего лишь его женой. Дурой, безумно влюбленной в одного из первых крылатых парней, появившихся в результате научных изысканий.
Мне бы уже перестать удивляться, ведь за какой-то месяц я пережила и узнала столько вещей, способных шокировать обычного человека, что способность офигевать должна атрофироваться. Карла на самом деле оказалась единственным членом команды ученых, что стояли у истоков зарождения общества ликторов как таковых. Нет, не из тех, кто их когда-то вообще создал, а уже, типа, вторая волна, после катастрофы. И да, Рахбрун был тем, кто первым случайно повстречал свою Пробуждающую, и тогда еще ликторы и он сам не были до такой степени сволочами, чтобы принуждать ее взаимодействовать с ним насильно. Вот тогда они опытным путем и установили, что связь можно разорвать. Достаточно лишь даже краткого наступления состояния клинической смерти у Пробуждающей и нахождения в этот момент рядом с драконом другой особы, готовой принять на свою шею эту удавку. Что там дальше пошло не так и отчего Верховный стал тварью бессердечной, нам не поведали, да и не интересовало это меня нисколько.
— Инги, солнышко, а не хочешь ли ты заполучить в свои ручки поводок от дракона на веки вечные? — прищурилась я. И нисколько мне не стыдно! Ее мужик — пусть забирает, владеет, у меня свой есть.
— Войт, это чересчур даже для тебя! — возмутился Бронзовый.
— Почему? — удивилась полукровка.
— Потому что это не делается вот так… с бухты-барахты! Следует найти ту, кто действительно готов был бы взвалить…
— Милый, — недобро оскалилась маленькая жадина-виверна, — уж не пытаешься ли ты сказать, что собираешься подыскать еще одну бабу, что будет торчать между нами и постоянно присутствовать в нашей жизни?
— Я…
— Я терпела Войт только потому, что она вроде как была сразу, по умолчанию, и к тому же бесповоротно занята, но другую… — Мелкая вскочила и уперла руки в бока, сверля дракона взглядом. — У тебя будет связь со мной или больше вообще ни с кем! Ясно?!
— Ясно, — ответил Крорр, вдруг начав совершенно по-идиотски счастливо скалиться.
— Ну раз всем все ясно и так чудно сложилось, то давайте-ка пошевелимся и убьем меня ненадолго по-быстрому, пока Мак-Грегор не очнулся, ибо он нам за одну такую идею наваляет будь здоров, — поторопила их я.
— Убьем по-быстрому? Как ты себе это представляешь? — нахмурился дракон. — Я еще понимаю, если бы у нас был хотя бы один осколок и мы могли бы воспользоваться одной из исследовательских камер в личных маленьких транспортах, но их нет.
— Я могу помочь, — вызвалась снова Карла. — В моем случае мы перекрыли девушке доступ к дыханию, а потом запустили сердце обратно с помощью обычного массажа. Я умею.
— Ты умела! — нахмурился Крорр. — Это было сто лет назад, да и силы уже не те. Да и вообще, кто, по-вашему, станет душить Войт? Я точно пас!
— А тебе и нельзя. Вам с девушкой лучше удалиться от твоей Пробуждающей, ну чтобы наверняка, — пояснила Карла. — А придушить можно кого угодно попросить — вон сколько тут сильных мужчин.
— Ни один из которых не рискнет и пальцем тронуть единственную виверна, если хочет жить.
— Я рискну! — голос Рихора заставил меня аж подпрыгнуть. Что за манера так висеть невидимкой и подслушивать! — Мне сошел с рук укус, так что могу подергать ящера за хвост еще разок. Тем более что в ближайший час мы с родней намерены отбыть от вас.
— Ну, — повернулась я к нему, — чего ждем? Пробуждения злющего Мак-Грегора? Крорр, Ингина, валите отсюда!
— Это какая-то чистой воды авантюра и глу… — начал занудствовать Бронзовый, но я подмигнула полукровке, и та просто схватила рыжего поперек тела, оторвала от земли, и они исчезли.
— Я… — широкая ладонь вампа легла на мое лицо, обрывая и накрывая разом и рот, и нос, а второй рукой он обхватил меня вокруг талии так сильно, словно там сомкнулся железный обруч.
Я убеждала себя, что все нормально, смогу справиться с паникой от нехватки кислорода, но как только перед глазами стало темнеть, организм решил по-другому. И да, я сопротивлялась, дралась, поддавшись самому главному инстинкту, орущему бороться за свою жизнь. Но безуспешно.
— Вы с ума посходили тут! — рев Радомира был первым, что я услышала сквозь мглу возвращающегося сознания. — Убить женщину моего друга! Прямо у меня под носом!
— Она жива, — невозмутимо ответила Карла. — Опять.
Зараза, у меня болела грудь, будто на ней станцевал Кай, и драло в горле, а в голове гудело, как в аэродинамической трубе.
— Опять?! Опять!!! — продолжил бушевать метаморф. — Вы чокнутые! Она чокнутая!
— Тш-ш-ш-ш! — незряче подняла я руку, сипя. — Не ори, башка взорвется. У нас получилось?
— У вас получилось заработать неприятности, и я не смолчу, чтобы прикрыть ваши тупые задницы, когда Киан очнется! — Да что он такой шумный-то!
— О чем не смолчишь? — О, а вот это уже повод мне быстренько открывать глазки, пока один ящер не сделал тут плохо-плохо всем!
— Они тут такое устроили! — Такой здоровый, а ябеда. Не жил ты, Радомир, по интернатам, там бы тебя стучать мигом отучили. — Они твою Летти удушили.
— Временно, — влезла я, садясь и открывая глаза. Ух ты, как резво-то мир вокруг помчался не пойми куда. — И все ради того, чтобы сделать один очень приятный сюрприз к твоему пробуждению. И пожалуйста, скажите кто-нибудь, что все получилось.
— Я не спал, а валялся без сознания, и мне дико интересно, как твое временное, бля, убийство может быть чем-то приятным для меня! — Нет, он не орал. Не сразу. — КАК?!!!
— Мы вернулись! — радостно сообщила Ингина, волоча за руку какого-то ошалевшего Бронзового и совсем не обращая внимания на мрачные физиономии Радомира и Киана.
Само собой, Рихора уже и след простыл. Правильно, он же не самоубийца. На глаза Мак-Грегору не стоит показываться лет эдак двадцать.
— Ну? — заерзала я, стараясь встать. — Позови его!
Глаза полукровки зажглись огнем предвкушения, и она повернулась, положила ладони на щеки Крорра и впилась в него взглядом.
— Я все еще… — зарычал Киан, то тут же замолк, узрев черного, в высшей степени спокойного дракона, освобожденного его новой Пробуждающей.
— Твою же…
— Я теперь вся твоя, понимаешь? — засмеялась я счастливо от чувства бесконечного облегчения и от выражения полнейшего ошеломления на лице любимого. — Вся. Только. Твоя!
Эпилог
Два с лишним года спустя.
Ну вот так, как-то внезапно мне сегодня двадцать семь. Я взрослая женщина. Об этом говорит не только календарь, но и это маленькое зеркало, в которое я зачем-то пялюсь. Нечасто это делаю, но вот сегодня отчего-то застряла и стою тут, обезьянничаю. Кто бы сказал зачем? Морщины поискать? Типа, нормальная бабская возрастная фигня? Не было же такого.
— Детка? Ты чего в такую рань? — заворчал Мак-Грегор недовольно с нашей постели, предварительно пошарив по пустому месту.
Он никогда не укрывается, всегда горячий, как печка, и вечно бесстыдно выставляет себя напоказ, да и что ему прятать и от кого. Я обожаю на него смотреть. На сонного, на болтающего всякую развлекающую меня ерунду, пока с окровавленными руками разделывает тушу добытого нами в пищу животного, на собранного и напряженного, как готовое сделать феноменально точный выстрел оружие на охоте. На наворачивающего круги около меня с тем самым «до безумия хочу тебя, но подразню, пока не пристанешь сама» выражением на хитрой физиономии. На то, как он то оскаливается в муке, то будто совершенно теряется в наслаждении, то содрогается, открываясь до дна передо мной, когда мы занимаемся любовью. Да я реально тащусь, глазея на мужчину, с которым живу без даже единого часа расставания уже два с половиной года, и мне не надоедает, не меняется степень воздействия его на мои мозги. Все словно в первый раз, когда засекла его в той ликторской дерьмовозке и поняла, что с этого зверя просто нельзя спускать глаз.
— Де-е-етка! — протянул он уже недовольно и разлепил-таки глаза, уставившись на меня, так и торчащую перед зеркалом. — В чем дело?
В том, что у меня сегодня чертов день рождения, вот в чем. И еще в том, что мне двадцать семь, считай, почти тридцать, а ты ни на единую черточку не изменился за это время, и вообще… Сколько живут виверны?
— Ни в чем! — спряталась я за похотливой ухмылкой и нарочно посмотрела на его член. И, само собой, он, как исключительно хорошо воспитанный парень, тут же вскочил и приветливо закивал мне.
Не буду думать о будущем, я не стану давиться ядом при мысли, что его однажды станет касаться другая, незнакомая, но уже сейчас такая ненавистная мне женщина, когда я доживу свой век и исчезну. И нет, я не способна быть мудрой и настолько сильно любящей, чтобы смириться с неодолимой неизбежностью и желать лучшего для возлюбленного, желать ему счастья, уже пусть и не со мной. Он настолько мой… для выражения глубины этого ощущения нет слов. Это куда как огромнее одержимости даже, как самые сильные голод и смертельная жажда плюс потребность в дыхании вместе взятые и помноженные на бесконечность — и все это мое восприятие Киана своим. Впрочем, он возвращает мне это неизлечимое безумие собственничества едва ли не втройне, не скрываясь, не давая ни на мгновение усомниться во взаимности, или бы я точно уже сочла себя психопаткой. Нельзя так кого-то любить, настолько в ком-то нуждаться, если это не обоюдно, потому что иначе подобное чувство бы сразу сдетонировало, и все, что осталось бы, — долбанные брызги на стенах.