чет илва «бритой собакой», боцманский кулак самому шутнику наводит на роже красоту неописуемую…
Тут боцман прервал праздные размышления: лунную дорожку пересекла массивная тень – и снова скрылась во мраке.
Вот уж леската с лодкой боцман не спутает даже во хмелю!
Тварюшки плывут медленно. Это они только взлетают шустро, а гребут лениво, как ни понукай. Пока доберутся – как раз команда отдраит щель.
За спиной послышались поспешные шаги. Боцман оглянулся и увидел Мару и Олуха в прозрачном неярком сиянии магического светильника: Филин поднял тяжелую крышку люка. И он же первым успел скользнуть в струящийся из люка свет.
Боцман ухмыльнулся: Филин бережет Мару от тяжелой работы! Будь илв человеком, можно было бы спорить на делер против полушки, что эти двое – полюбовники. Уж очень друг за дружку стоят. Мара не хуже няньки печется, чтоб ее друга кто не обидел или не обманул: илв все-таки людские порядки нетвердо знает. А Филин норовит за Мару работу сделать.
Но илвы не люди, у них самок нет. Как они плодятся – о том боцман не спрашивал. Но понятно, что уж человечья-то баба илву и вовсе ни к чему. Стало быть, никакие они не полюбовники, а что сдружились, так это уж их дело…
Внизу стукнула, откидываясь наружу, крышка щели. И сразу, словно дождавшись этого звука, от воды взлетело негромкое:
– Эй, на «Миранде»!
– Поднимайся, Отец! – отозвался Хаанс.
– Да, боцман!
От темной воды оторвался, закрыв край лунной дорожки, гигантский пузырь, всплыл в воздух, завис у борта. Теперь Хаанс видел, что на темной шкуре леската плашмя лежит погонщик.
– Эй, в трюме, все от щели! – распорядился Отец. – Простак, хороший мой, пусти меня вперед, а то придавишь!
Погонщик перекатился на откинутую крышку щели и исчез в трюме.
Лескат помедлил, а затем сбросил лишний водород через клапан на спине, стал плоским и медленно, неуклюже протиснулся в щель.
Боцман перевел дыхание – но тут же снова напрягся: Лапушка принялась выкидывать штуки. Она поднималась к самой щели, разом сбрасывала водород и плюхалась в море с таким плеском, что и на берегу, небось, слыхать было, а волна от падения чуть заметно качала «Миранду».
Боцман давил в горле брань, суеверно боясь сказанным вслух словцом помешать погонщику, который молча зовет эту мокрую паршивку…
Наконец Лапушке надоело озорничать, и она скользнула в бортовую щель куда изящнее, чем это проделал Простак. Боцман про себя вознес хвалу Вильди за его милость: бывало иногда, что разгулявшийся лескат ненароком проламывал борт.
– Ох, Отец, намаемся мы с нею! – донесся снизу голос Мары.
– А ты не загадывай наперед, дочка, не загадывай… Филин, Олух, задрайте щель и ступайте наверх. Все пойдемте отсюда, пусть тварюшки полежат в тишине, вспомнят трюм. А мне в сухое надо переодеться, вымок я…
Боцман представил себе, как все четверо гуськом шлепают по мокрому бортику, как поднимаются наверх… а, вот они как раз на палубу поднялись…
Но, конечно, в воображении боцмана не мелькнула картина того, как юнга Олух, проходя по люку грузового трюма, споткнулся о защелку, запрыгал на одной ноге и, прихрамывая, поспешил за остальными, чтоб его ненароком не закрыли внизу. И не заметил неосторожный мальчишка, что сбил в сторону вертушку-защелку.
И конечно же, не представил себе боцман, что позже, когда палубный люк будет заперт, крышка грузового люка тихо приподнимется…
Солнце вставало над Порт-о-Ранго, заливая рассветным прибоем гребень старой крепостной стены.
В его лучах, скользнувших на задворки окраинного кабака «Чарочка», одноглазый моряк тряс за плечо своего приятеля, застывшего с выпученными глазами:
– Эй, Сим, ты чего?.. Сим, очнись, тумба ты причальная! Вылупился… как будто тебе Гергена улыбнулась!
Сим судорожно глотнул воздух и попытался заговорить, но это у него не получилось. Даже сквозь загар видно было, как он побледнел.
– Да что с тобой стряслось? – встревожился и разозлился одноглазый. – Последняя кружка лишней была? Расклеился, как, прости меня боги, паршивый леташ!
Оскорбление заставило моряка опомниться.
– Х-холодное! – сумел он выдавить из себя.
– Чего? – опешил его дружок.
– Холодное, – тупо повторил Сим. – Воздух зарябил, как над костром… и оно сквозь меня прошло… – Моряк передернулся. – Оно мою душу обнюхало… как крыса…
Одноглазый понял: друга надо спасать. Он сделал единственное, что умел: с размаху влепил Симу затрещину.
– Спятил, кривой? Гергена тебя забери!.. – возопил исцеленный Сим и закатил заботливому другу в лоб.
Моряки схлестнулись в потасовке. К ним с заднего двора спешили еще несколько приятелей, чтобы разобраться, что происходит, и, пожалуй, поучаствовать.
Никто не обратил внимания на едва заметную рябь в воздухе, которая медленно удалялась от места драки.
Да, медленно. Но чуть быстрее, чем за стеной. Добыча была все ближе, и это понемногу ускоряло движение незримого существа.
А когда жертва будет в пределах досягаемости, тень-убийца обретет стремительность.
Дик Бенц и Райсул вернулись утром, кликнули лодочника, который за пару медяков повез их к «Миранде». Оба были слегка под хмельком, веселы, довольны. У капитана в руках был большой букет садовых цветов.
– Хорошо, что я вспомнил про цветы, – ухмыльнулся Бенц. – Надо же вернуть Сибилле ее платье, а простым «спасибо», как говорится, похлебку не посолишь. Хоть цветочки ей подарить… тем более что тратиться на букет не пришлось.
– Да, капитан, – ядовито отозвался леташ, – в чужом-то саду цветочки недороги…
Лодка коснулась носом крыла, выкрашенного в красно-бурый цвет. Сверху донеслось:
– Эй, кто на лодке?
– Капитан! – отозвался Бенц. – Спустить штормтрап!
Капитана ждали: сверху тут же упала, разматываясь на лету, веревочная лестница с деревянными балясинами.
Бенц привычно подергал лестницу, заткнул букет за пояс и принялся сноровисто подниматься на борт. Райсул последовал за ним.
На борту капитана встретил весь экипаж. Физиономии у всех были похоронные.
– Что случилось? – встревожился Бенц.
– Беда, капитан, – отозвался погонщик. – Хозе Сончес сбежал.
– Как – сбежал?! Рассказывай!
И погонщик поведал, что пленник, которого держали в пустом грузовом трюме «Миранды», ухитрился открыть люк, перебрался в «мокрый трюм», отдраил бортовую щель и прыгнул в море. Боцман услышал всплеск, но было поздно…
– Я на вахте стоял с арбалетом, – мрачно прогудел Хаанс. – Выстрелил на звук, да разве ж в темноте попадешь?
Дик потерянно молчал. Да и что тут скажешь? Удирать надо.
Он представил себя со стороны: глупый мальчишка с дурацким букетом за поясом.
– К полету готовься! – хрипло приказал он. – Якорь поднять, сетки натянуть…
– Да, капитан! – отозвался Хаанс.
На сердце у Дика было прескверно. Он подвел мамину подругу, хорошую женщину, которая выручила его в трудную минуту. Сибилла Крэй осталась без своего лучшего платья – и, надо ожидать, потеряет роль… Если бы речь шла только о Дике, о его собственной безопасности, он бы и раздумывать не стал. Отправился бы в город, а там – будь что будет, не оставила бы только своей божественной милостью Риэли Насмешница!
Но в экипаже, кроме Дика, семь человек. И капитан за них отвечает…
– Мара, в трюм! Прослушай тварюшек: готовы ли к полету?
– Да, капитан!
– Боцман, как поднимете якорь – крылья распахнуть…
– Да, капитан.
И тут произошло чудо. Его свершили любимые слова «крылья распахнуть». Не просто команда – заклинание! Разом исчезло и без того непривычное чувство своей глупости, слабости и никчемности. Не ощущая больше себя смешным, Дик расправил плечи. Юноше казалось, что крылья – легкие, незримые – плещутся за его спиной.
– Отец, пойдем ко мне в каюту, глянем по карте, где нам свидание назначено…
Два главных человека на корабле удалились в каюту, а боцман выбил стопорный клин на брашпиле и первым навалился грудью на одну из вымбовок.
– Райсул, на брашпиль! Якорь-цепь выхаживай!.. Филин и Олух – сетки готовь!
На свободную вымбовку без приказа навалилась Лита. Боцман покосился на девчонку, но ничего не сказал. Конечно, ей скоро погоду предсказывать, надо бы силы поберечь. Но если не удастся вовремя унести крылья, то и предсказание будет уже ни к чему. Покойникам она вроде как неинтересна, погода-то…
Когда погонщик и капитан вышли из каюты, правое крыло уже было распахнуто и закреплено массивными стальными крючьями. Боцман, Райсул и Лита начали выхаживать трос, чтобы распахнуть левое крыло.
На носу трудился Филин: натягивал между ватер-бакштагами спасательную сеть, проходящую под бушпритом. Олух раскатывал другую сеть – одну из тех, что протянутся вдоль бортов и будут закреплены в скобах на крыльях.
– К штурвалу встану сам, – бросил Бенц и взбежал по ступенькам на бак.
Он чувствовал азарт и нетерпение лескатов, которых Мара уже раздразнила, подготовила к полету. И Дику, охваченному таким же отчаянным азартом, казалось, что он сам вот-вот взлетит – и небо распахнется, принимая его в ладони облаков…
– Слева по борту!.. – раздался истошный мальчишеский крик.
Из-за мыса вывернулся баркас и помчал к «Миранде» так, что весла едва не ломались. И не надо было Бенцу подзорной трубы, чтобы узнать среди бандитских морд, набившихся в баркас, эдона Манвела ду Венчуэрру, а рядом с ним – Хозе Сончеса. И еще увидел он, что двое верзил держат наготове веревки с абордажными крючьями.
«Король без короны» рассчитывал на наглость и внезапность. Пока с берега поймут, что происходит, пока осмелятся вмешаться…
И тут Дик Бенц скомкал самую желанную минуту своей жизни.
Вместо гордой команды «на взлет!» он заорал:
– Драпаем!..
Погонщик не стал переспрашивать.
Простак и Лапушка, почуяв общий страх, рванули вверх, как вспугнутые голуби.