– Да, но когда пришла, то начала нести какую-то ахинею…
– Полина сказала, что у Лоры бывали приступы бреда, что Лора и Сергею говорила о существовании какого-то другого мужа, другой семьи…
– Ну вот, а мы с тобой ломаем голову…
– Я что-то никак не пойму, разве слова Полины для тебя что-то значат? А что еще ей остается делать или говорить, если речь идет о ее сопернице, о жене любовника? Где это ты видел, чтобы любовница расхваливала свою законную соперницу? Но… не будем отвлекаться… Поговорим теперь о брате Полины, – и Юля сообщила Игорю все, что ей стало известно от Полины о Германе Соболеве.
– Значит, мне надо будет проработать окружение Вартанова и Берестова?
– Я думаю, это необходимо. И еще: проверь хорошенько по журналу Изотова, кого он вскрывал за последние полгода… Я торопилась, могла что-то пропустить. А то я зациклилась на Саше Ласкиной.
– Да я и сам бы зациклился: что ни говори, а это было, пожалуй, самым громким делом за последние полгода… Теперь вот… Садовниковы.
– Ты не разговаривал с Корниловым? Он что, по-прежнему считает, что можно закрывать дело? Версия самоубийства, кажется, очень устраивает его начальство?
– Начальство-то устраивает, но, похоже, они начали настоящую охоту на лис… Вернее, на лису…
– На Полину?
– Вот именно. Так что смотри, как бы чего не вышло… А что касается Корнилова, то он в последнее время что-то не просыхает. Хотя чего уж там… Крымов накачивает его коньяком. Каждый день.
– Мне все понятно. Работает на алиби своей подружки. Игорь, тебе не кажется, что мы ведем себя, как последние идиоты… В моей квартире, возможно, сейчас находится преступница, которую мы ищем, а мы бездействуем и идем у нее на поводу… Но, с другой стороны, не знаю, как ты, я лично просто уверена, что Полина никого не убивала. Возможно, потому, что я сама видела, как рано утром она вышла из подъезда… Ну не может убийца вести себя так легкомысленно и рисоваться во дворе, вытирая окровавленную обувь о траву… Кто ей мешал уйти ночью никем не замеченной? И зачем ей было оставлять повсюду свои «пальчики»?
– У тебя все?
– Не знаю, кажется, все… Если еще что-нибудь вспомню, расскажу…
– Тогда давай поговорим о Рите Басс.
– Хорошо. Я выяснила, что Рита написала стихи о любви, которые Валя Кротова выдавала за свои и которые родители Саши Ласкиной представляли как стихи своей дочери… Если бы ты знал, что рассказала мне вдова Изотова, того самого эксперта, вскрывавшего Сашу Ласкину, о самой Саше…
И Юля коротко изложила Игорю подробности встречи в морге с Машей Изотовой, не забыв и о портрете девочки, который Маша нарисовала со слов своего мужа.
– А где, кстати, та подружка, которая сообщила тебе порочащие Сашу факты?
– Не знаю… Она даже на суде не присутствовала, кажется, уехала куда-то…
– А ты не помнишь ее фамилию?
– Фамилия есть в деле, это во-первых, а во-вторых, я знаю, где она жила. В том же доме, где произошло убийство Саши. Кажется, эту девочку звали Ириной…
– Просто я подумал, что если Изотова убили из-за истории с Ласкиной, то, значит, мы на верном пути. Но по этой же причине могут появиться новые жертвы вроде этой разговорчивой подружки.
– А ведь ты прав… Я как-то об этом не подумала. Ее ведь не было и на похоронах Саши… Послушай, мы должны ее найти и, если она еще жива, расспросить ее о Рите Басс или Германе Соболеве.
– Вот мы и подошли к самому главному. Угадай, почему отец Риты Басс оказался в больнице с сердечным приступом?
– Из-за Риты?
– Правильно. Ровно год тому назад, 25 сентября 1996 года, к одной моей знакомой, а именно к Светлане Саватеевой, ночью прибежала Марта Басс и сказала, что с ее дочерью случилась беда.
– Кто такая Саватеева?
– Врач из родильного дома, подруга моей сестры. Словом, мы с ней хорошо знакомы. Я ведь тоже не бездельничал все это время, искал в окружении Бассов врачей, которые могли бы пролить свет на внезапную болезнь отца Риты.
– Риту изнасиловали?
– Совершенно верно. Но это держалось в строгом секрете. И Светка рассказала мне это лишь потому, что Рита пропала. Она уверена, что исчезновение девочки связано с событиями годичной давности.
– Но как это произошло? Где?
– Этого она не знает, но девочка была в тяжелом состоянии. И физически, и, конечно, морально. Но природное здоровье победило, и она довольно быстро оправилась. Света сказала, что после изнасилований довольно часто бывает так, что насильники не отпускают свою жертву, они ее шантажируют, запугивают и продолжают насиловать. Она привела мне парочку примеров, после чего я просто покрылся мурашками. Это уже тенденция, причем необратимая. Больше того, жертве со временем это начинает нравиться, элемент взрослой жизни придает ей вес в ее собственных глазах. А потом таких девочек сажают на иглу.
– Игорь, что ты такое говоришь? Рита хорошая, воспитанная девочка, и если бы ее продолжали преследовать, она все рассказала бы матери…
– Отец после всего, что произошло с нею, заболел и умер.
– Как ты думаешь, ее насильником мог быть Герман Соболев?
– Пока не знаю, но мне кажется, что скоро мы все выясним. Я и сам чувствую связь между этими тринадцатилетними девчонками и тремя парнями, которых отравили рицином. Возможно, что где-то лежит и отравленный труп Риты, да вот только где? Ведь парней-то нашли в разных местах, и единственное, что в их историях общего, это то, что они были найдены за городом…
– А что Сотников? Ты проследил за ним?
– Проследил. Из школы домой, потом в магазин, оттуда обратно в школу, на биологический факультатив, и снова домой… Я поручил одному пацану проследить за ним два следующих дня, он мне позвонил сегодня утром и сказал, что вся семья уехала на дачу. Володя с ними. Выходные все-таки…
– Значит, ничего?
– Пока ничего.
– А что делать с Крымовым?
– Делать вид, что все идет как надо.
– То есть обращаться с ним, как с больным?
– Тебя раздражает, что он не принимает никакого участия в нашей работе?
– Меня в последнее время многое в нем раздражает… И вообще мне кажется, что я не смогу работать здесь дальше… Это, наверное, все-таки не по мне… Столько событий, столько впечатлений, у меня просто голова раскалывается от увиденного и услышанного… Никогда бы не подумала, что у нас не город, а потенциальный морг…
– Хорошо сказано. Но ты, как говорится, не горячись. Просто дело нам с тобой попалось довольно сложное. Я вот все жду от тебя одного вопроса, но, как мне кажется, уже не дождусь.
– Ты о чем?
– Неужели тебе не бросается в глаза, что дело Садовниковых кто-то нарочно заминает? Ему не дают ходу. Уверен, что восемьдесят процентов заключений экспертиз, связанных с первичными анализами и исследованиями, а именно: отпечатки пальцев, разного рода биологические экспертизы белья и прочего – уже «утеряны».
– Ты хочешь сказать, что кто-то из областной прокуратуры…
– А почему бы и нет? Поэтому я хотел бы предложить тебе себя в качестве охранника. На нас посыпались трупы, а мы делаем вид, что ничего не происходит. Уверен, что Изотов, Берестов, Вартанов, Соболев каким-то образом связаны между собой. Возможно, мы наступили на шлейф, который тянется еще с дела Саши Ласкиной.
– А что там в прокуратуре у Сырцова?
– Информация тщательнейшим образом блокируется, но мне все же удалось узнать, что он продал акции телефонной компании, не свои собственные, разумеется, а принадлежащие дочери.
– Ты думаешь, что это он тормозит?..
– Но ведь и в нашем деле есть ниточка, ведущая прямо к нему домой.
– Ты имеешь в виду номер его домашнего телефона?
– Кстати, помнишь тот текст, который мы нашли на обороте записки с телефоном Сырцова?
– Щукина сказала, что это, цитирую, «бред сивой кобылы»…
– Да нет, этот бред я совсем недавно слышала по радио. И попросила Щукину выяснить, что это за радиопостановка.
– Ты еще по ней не соскучилась?
– По Наде? Соскучилась. Игорь… Мне надо с тобой поговорить еще на одну тему. Боюсь, что своим предисловием я напомню тебе Лору Садовникову.
– Что-нибудь случилось?
– Да. Или у меня что-то с головой, но только… ОНА приходила ко мне домой…
– Кто?
– Говорю же: Лора.
– Как же это понимать?
– А так и понимай.
– И когда это было?
– Да буквально на днях, как раз перед похоронами.
– Надеюсь, это было привидение?
– Откуда мне знать… Я разговаривала с ней, вот как сейчас с тобою… Она сидела у меня в квартире и даже ела торт… Кстати, о торте… – Юля достала из сумки снимок, сделанный ею с ломовского торта, и протянула его Шубину. – Как тебе этот кондитерский шедевр?
– Что это? – Шубин смотрел на красно-белое сооружение, напоминающее постель, и никак не мог понять, что ЭТО такое.
– Говорю же – торт. Мне прислал его один мой знакомый, о котором я тоже хотела с тобой поговорить.
– Чувствую, что пока мы с тобой не виделись, ты не скучала.
– Да уж… Обрати внимание на эти кремовые подушки, на них пятна крови… Это точная копия той самой постели, на которой лежали мертвые Садовниковы.
– Так уж и копия?
– Ты хочешь сказать, что такой торт мог сделать любой человек, обладающий фантазией?
– А что тут делать? Вот если бы на постели были фигурки людей, сделанные, скажем, из марципана да к тому же еще и похожие на Садовниковых, вот тогда да… Но кто этот твой знакомый?
– О нем потом… Давай сначала о Лоре. Она пришла ко мне и стала есть этот торт. Зрелище, я тебе скажу, запредельное. Просто фильм ужасов. Она ела с завидным аппетитом, и это при том, что вроде бы считается покойницей…
– У тебя в тот вечер не было температуры?
– Откуда мне знать… Вполне возможно, что мне подсыпали в чай или воду – я уж и не помню, что я тогда пила, – какой-нибудь наркотик… Потому что иначе объяснить это явление я никак не могу… Разве что у меня помешался рассудок. Но клянусь тебе, я видела ее и даже чувствовала запах ее духов… Потом, правда, ко мне пришел этот знакомый, и Лора ушла, вернее, сначала она спряталась в прихожей, а потом я увидела ее на лестничной площадке с простреленной головой… Вот такая картинка. Если бы ты знал, что я испытала в тот вечер… К тому же мне тогда нездоров