ь, жестом показал вновь прибывшим: проходите!
Дима ожидал увидеть здесь самый настоящий научно-технический центр, средоточие передовой инженерной мысли рвущегося к мировому господству Великого Сургана. На деле же экспериментальный завод и испытательный полигон корпорации Хорнера более походил на какую-то гаражную мастерскую, где неопрятные, вечно поддатые мужики чинят старые «Жигули». Гравийная дорожка вела от самых ворот на огороженную площадку, по сторонам которой высился ряд открытых ангаров – судя по всему, тут и собирали самолеты. Все пространство вокруг было заставлено ящиками и деревянными контейнерами непонятного назначения, рядом на стапелях лежал каркас крыла – как раз сейчас его покрывал лаком паренек в застиранной гимнастерке. Возле одного из ангаров Дима обнаружил несколько установленных на деревянных паллетах авиационных двигателей – на их серебристых промасленных боках еще виднелась налипшая солома, использовавшаяся в качестве прокладочного материала при транспортировке. Терпко пахло краской и каким-то химическим растворителем.
– Почему честь не отдаете, ефрейтор?
Дима обернулся. Перед ним стоял, широко расставив ноги, невысокий офицер, облаченный в серо-зеленую полевую форму сухопутных войск с погонами лейтенанта. Эмблема, изображенная в петлицах на черном стоячем воротничке его кителя – скрещенные меч и молот Первого Кузнеца, – была Диме не знакома. Из-под козырька фуражки с высокой тульей, напоминавшей по сурганскому образцу коровье копыто, выпирал огромный нос. Собственно, к этому самому носу и была приделана в качестве дополнения вся остальная физиономия лейтенанта: глубоко посаженные темные глазки, впалые щеки и торчащие в стороны уши, причем одно оттопыривалось чуть больше другого. Однако остальные детали все же заметно уступали носу по монументальности, просто терялись на его фоне, как теряется мелкая морская рябь возле гигантского айсберга. Казалось, убери нос, и вся конструкция развалится на части.
Лейтенант буравил Диму острыми глазками, ожидая ответа. Обратился он к нему явно не по уставу – Дима помнил основные положения этого документа, касавшиеся принятой в сурганской армии субординации, и офицер со всей очевидностью их игнорировал. Впрочем, тот же устав гласил, что, если старший по званию использует в общении с младшими военнослужащими неформальный стиль общения, те вправе поддерживать этот формат диалога.
– Я не девица, чтобы честь отдавать, – изобразив, насколько это было возможно, доброжелательную улыбку, ответил на сурганском Дима, стараясь не запутаться в падежах, – а воинское приветствие я отдать просто не успел.
С этими словами Дима нарочито медленно приложил пальцы к козырьку. Глазки лейтенанта недовольно сверкнули.
– Ваше имя? – перейдя на фальцет, взвизгнул он.
– Ефрейтор Митто Шпитцен, господин лейтенант.
– Что за акцент? Клондалец?
– Сурганец из Южного Клондала, с вашего позволения.
– Набрали в армию всякий сброд, – снизив тон на пару октав, произнес лейтенант, продолжая пристально разглядывать Диму, словно какую-то диковинную зверушку в зоопарке.
– Да, я вижу, – невозмутимо отозвался тот.
– Что?!
– Я говорю, что полностью с вами согласен, господин лейтенант. Простите, сурганский не родной для меня язык. Я еще плохо изъясняюсь.
Лейтенант что-то неразборчиво процедил сквозь зубы, развернулся и зашагал прочь.
– Зря ты с ним так, – произнес наблюдавший за этой сценой со стороны Алекс, когда пышущий злобой офицер удалился на безопасное расстояние.
– С чего бы?
– Значок в петлице видел? Этот парень из «Зольбера».
– Откуда?
– Есть «Вайбер», войсковая разведка, – пустился в объяснения Алекс, – а есть «Зольбер». Так называется контрразведка Сургана. Он особист, камрад Митто. Может при случае доставить кучу неприятностей.
Дима посмотрел вслед удаляющейся плюгавой фигуре.
– Да и черт с ним, – по-русски ответил он своему приятелю, – я и сам кому хочешь проблем доставить могу, замучаются разгребать.
Алекс лишь молча покачал головой.
Оставив вещи в жилом корпусе – здесь в отличие от передовой для размещения личного состава использовался не полотняный шатер, а похожее на общежитие деревянное двухэтажное здание с тесными комнатками на две кровати в каждой, – они отправились на медкомиссию. Эскулапы долго осматривали Димину раненую ногу, мяли заживающее бедро, заставляли сгибать и разгибать колено, стучали по нему молоточком и царапали иголками стопу. Потом, измерив пульс, отправили обоих на проверку зрения, которую они прошли быстро и без проблем.
Затем их развели по разным комнатам. Диму посадили за широкий стол возле окна, выдали чернильный набор и заставили заполнять длинную анкету на четырех листах с двух сторон, изобиловавшую вопросами личного характера. Не имея возможности писать правду, Дима представился сиротой, а в качестве места своего рождения указал Гранц – единственный населенный пункт в Клондале, название которого он запомнил.
После успешного завершения всех бюрократических процедур настало время обеда. Уплетая суп с гренками, Алекс вполголоса костерил сурганских чиновников, заставлявших граждан своей страны полжизни тратить на оформление кучи ненужных бумажек и циркуляров. Кроме них, в обширном помещении столовой, выходившей окнами на летное поле, обедали еще несколько человек в серых комбинезонах – механиков наземной технической службы. Когда с горячим было покончено и миловидная девушка-официантка принесла дымящийся курман в больших керамических кружках, откуда-то снаружи донеслось низкое басовитое гудение, заставлявшее вибрировать не только мебель, но, казалось, и всю окружающую действительность.
Дима посмотрел в окно. На взлетную полосу аэродрома неторопливо выруливал со стоянки огромный восьмимоторный бомбардировщик – старший брат тех, которые он сопровождал давеча в небе над Ахтыбахом. И если виденные ранее бомбовозы казались Диме великанами, то этот был самым что ни на есть гигантом.
Летающий колосс замер на земле, шумно вращая пропеллерами и шевеля рулем направления, словно вытащенная на сушу доисторическая рыба исполинским хвостом. Дима невольно залюбовался этим диковинным и величественным зрелищем, отметив по себя, что сидевшие за соседними столиками техники повскакивали со своих мест, сжимая в руках кто наполненную до краев чашку курмана, кто тарелку с супом. Интересно, что это? – подумалось ему. Местная традиция приветствовать уходящие в небо самолеты стоя? Если так, то обычай, безусловно, красивый. Хотелось бы знать, касается ли он только техников и наземной обслуги, или пилотов тоже?
Отгадка пришла быстро и оказалась куда более прозаической, чем он себе представлял. Глухое бормотание двигателей вдруг сменилось густым пронзительным воем, и машина стронулась с места, начиная разбег. В то же мгновение стоявшие на столе кружки задребезжали и затряслись, расплескивая свое содержимое. Алекс принялся ловить пытающуюся ускакать тарелку, а Дима обжегся горячим курманом из опрокинувшейся кружки. Техники, меланхолично переждав самый пик спровоцированного разбегающимся бомбардировщиком землетрясения, сопровождаемого ревом и грохотом, заняли свои места и как ни в чем не бывало продолжили трапезу.
В столовую зашел, расстегивая на ходу матерчатый летный шлем, высокий худощавый пилот, проводил глазами взлетающий самолет и уселся за свободный столик. Справившись с бунтующей посудой, Дима посмотрел в его сторону – долговязая и чуть нескладная фигура показалась ему смутно знакомой. Однако первым узнал ожидающего свою порцию летуна Алекс.
– Вунц! – радостно воскликнул он.
Бывший соратник по учебной эскадрилье оглянулся, короткое мгновение удивленно разглядывал обоих приятелей, после чего вскочил на ноги, раскинув объятия:
– Алекс, Митто! Какими судьбами?
После бурного обмена приветствиями выяснилось, что Вунц приехал сюда с аналогичной целью – освоить новую технику – на целую неделю раньше своих бывших однокашников и уже успел сделать несколько пробных вылетов на «Шпангеле». Тут же со стороны вновь прибывших посыпались многочисленные вопросы о возможностях и характеристиках легендарной машины. Вунц отвечал охотно, делясь собственными впечатлениями: да, самолет и впрямь получился быстрее и заметно маневреннее предшественника, двигатель и вооружение у него мощнее, а скороподъемность выше. Недостатки? Есть, куда же без них. Однако думается, что все они временные.
– Да сейчас сами увидите, – сказал он, отодвигая в сторону только что начатую тарелку салата, – пойдемте.
В отличие от уже знакомых Диме учебного и полевого аэродромов этот являлся стационарным и имел две грунтовые взлетно-посадочные полосы, расположенные под углом друг к другу в форме буквы «А» с рулежной дорожкой в качестве перемычки. В стороне от магистральной рулежки размещалась широкая стоянка, где сейчас ожидали своего часа сразу несколько самолетов, в том числе еще один огромный бомбардировщик, вокруг которого суетились техники, и сразу несколько классических «Хорнеров», причем два из них были оборудованы поплавками для посадки на воду. Рядом виднелся технический ангар, вышка-антенна, украшенная оранжевой лентой ветроуказателя, а чуть поодаль громоздилась высокая наблюдательная башня с открытой площадкой наверху – сейчас на ней стоял сигнальщик, призванный отдавать команды заходящим на посадку самолетам при помощи разноцветных флажков. Дима сообразил, что эта башня может с успехом использоваться и в качестве причальной для дирижаблей.
Они миновали ближнюю часть стоянки, обогнули бомбардировщик. Оказавшись вблизи этой летающей махины, Дима вновь подивился его исполинским размерам. Сразу за ним и обнаружился самолет, являющийся целью их экскурсии.
– Вот! – гордо указал на него рукой Вунц.
«Шпангель» – на сурганском это слово означало «кинжал» – вполне оправдывал свое гордое имя. Хищный, вытянутый фюзеляж, обшитый не тканью, а легкой фанерой, заканчивался высоким килем и широкими стабилизаторами изящной сердцевидной формы. Эта машина была собрана по схеме классического биплана. Тянущий пропеллер в отличие от аламейско-лорейской конструкции здесь, как и прежде, располагался спереди, а вот пулеметов стало уже два, причем оба по воле конструкторов очутились над верхним крылом, что позволило окончательно избавиться от ненадежного и капризного синхронизатора огня. На прежнем же месте, над самым капотом, торчала совмещенная с прицелом подзорная труба – вещь в стремительном воздушном бою крайне полезная.