Хельдер потрясенно огляделся по сторонам. Последнее, что он помнил, — это как шел домой. Шел. Но вот дошел ли? И если нет, то как оказался здесь?!
— В первый визит я примерно понимал, как я тут очутился. Да и то не сразу.
— Смутно понимал, — уточнил койот.
— Вроде того, — не стал спорить парень.
Хотя вот тут возникает вопрос. Хельдер ведь вроде бы не рассказывал о своих впечатлениях. Тогда откуда койот знает?
— Вы называете меня Первым, — осклабился зверь. — И я знаю все об этом мире. — На миг задумался и добавил: — Ну или почти все.
Это, по крайней мере, объясняет, почему он дает ответы раньше, чем задаются вопросы.
— Так… Почему я здесь?
Это ведь сон? А у снов есть своя внутренняя логика. Хельдер, правда, совершенно не помнил, как он лег в постель, но это ведь не столь важно.
— Ты у меня спрашиваешь? — фыркнул койот. — Приперся в мою тихую уютную комнатку… ну ладно, не тихую и не совсем уютную камеру, но это не столь важно. А теперь еще хочешь у меня узнать, зачем ты здесь?
— Ты вроде говорил о всезнании?
— Ну говорил, — насупился Первый. — И что? Мало ли что я говорил? Я еще и не такое рассказать могу! И вообще, что ты ко мне пристал? Ходят тут всякие, ходят, порядочным койотам спать мешают, чушь всякую несут, а потом ложки серебряные пропадают с гербом семьи Даккен.
— Ложки?!
— Ну или вилки, — поправился койот. — Я не проверял. Но с фамильным фарфором точно какие-то проблемы возникают. И не надо говорить, что ложки не фарфоровые. У меня тут все может быть.
Хельдер окончательно потерял нить разговора.
— Так это сон или нет?!
— Так тебе и скажи, — захихикал зверь. — Сон — не сон, правда — вымысел, реальность — галюники…
Кажется, Хельдер это уже слышал. Правда, не мог припомнить, где именно.
А Первый вдруг поменял тему:
— Да что ты стоишь, как неродной? Пройдись, присядь…
— А мы разве родные?! — Вопрос идиотский, спору нет. Но все происходящее было ирреальным даже для нестабильных островов.
— Ну… — задумчиво закатил глаза зверь. — Тут сразу две линии родства выходят. С одной стороны — я вас всех создал. А с другой — ты вообще меня заменить хочешь. Получается, свое, родное. Сыночек!!! — визгливо взвыл Первый, подавшись вперед, к самой решетке.
Хельдер от неожиданности шарахнулся назад, больно ударился спиной о стену. Койот захихикал:
— Люблю неожиданности.
— Оно заметно, — мрачно буркнул парень. — Достаточно вокруг посмотреть.
— А ты не смотри, — окрысился зверь. — Ты делом займись, в который раз говорю.
— Это каким же? Тебя выпустить? — скептически поинтересовался Хельдер, понимая, что разговор во сне опять вернулся к разговору в яви.
— Да это и так понятно, что не выпустишь. Другое что-нибудь сделай. Например, прутья у решетки посчитай.
— Что?!
Предложение было совершенно бессмысленным. Правда, Первый так не думал:
— А чем тебе не нравится? И тебе занятие, и мне скучно не будет. Ты считай-считай, не отлынивай.
— Да иди ты, — поморщился парень.
Сейчас, во сне, он вполне мог себе позволить некоторые вольности.
— Далеко и надолго? Или близко и на пять минут? Конкретный адрес назовешь или мне самому догадаться?
— Ты ж вроде всезнающий, — скривился Хельдер.
Его начинала раздражать эта бесконечная болтовня. Нет, понятно, сны — они по большей части бессодержательные и бессмысленные, но этот перешел все пределы!
Парень огляделся по сторонам. Нет, несмотря на то, что происходящее было сном, обстановка в камере не изменилась: выход по-прежнему один.
— Повторяешься.
Что нужно сделать для того, чтобы проснуться? Ущипнуть себя?
— Лучше об стенку головой постучи, — ласково посоветовал Первый. — Все равно мозгов там нет, сотрясать нечего.
Крапчатый никогда не считал себя особо раздражительным, но тот, кто сидел сейчас перед ним, мог любого довести до белого каления.
И все-таки этот сон надо было как-то прервать.
Может, Стремнина и начала уменьшаться, а солнце за окном и ползло чуть помедленнее, но сильно это было не заметно. По крайней мере, Адам особой разницы не видел. Майя, честно говоря, тоже. Вероятно, это свойственно галлюцинации: чтобы на словах было одно, а на деле — совсем другое.
Имке меж тем окончательно убедилась, что скоро вечер. Встав из-за стола, она порылась в одном из шкафов на стене и радостно заявила:
— Ужин можно не готовить, со вчерашнего дня суп остался!
Майя в очередной раз убедилась, что шизофрения прогрессирует. Это додуматься надо, искать суп в шкафу!
Вздохнув, студентка отвела взгляд в сторону. На ум приходила только фраза: «Господи, когда ж меня отпустит?!» Судя по происходящему — еще не скоро…
Имке вихрем пронеслась по кухне, что-то выискивая, разглядывая, выставляя на стол тарелки. А потом замерла, озадаченно хлопая глазами:
— Так, я не поняла, а почему Дерика еще нет дома? Время течет быстро, за пределами Стремнины уже почти ночь.
Солнце за окном действительно наполовину скрылось за горизонтом, в комнате начинали сгущаться сумерки.
— Задерживается на службе? — наивно поинтересовалась Майя.
В конце концов, когда галлюцинации перехлестывают через край, можно слегка притвориться, что ты веришь в происходящее. Тем более что опасности они никакой не несут.
— Не должен.
Имке выглянула в окно, ничего стоящего там не увидела, а потом задумалась:
— Может, звонок не сработал? — И, не дожидаясь реакции гостей, вышла из кухни проверить, не ждет ли брат у двери.
Через секунду из коридора послышался ее встревоженный крик:
— Дерик!!!
Адам выскочил на голос. Что бы там ни происходило, но вряд ли это что-то хорошее.
Майя рванулась за ним. И, лишь выскочив из кухни, вспомнила, что она-то в принципе могла и не спешить, все равно происходящее здесь — видения. Впрочем, к тому моменту как девушка это сообразила, она уже стояла у выхода из квартиры.
Дверь в подъезд была распахнута. Имке стояла на коленях перед лежащим на бетонном полу Хельдером:
— Дерик! Дерик, что с тобой?! — Девушка беспомощно хлопала брата по щекам, но тот никак не реагировал. — Да очнись же ты! — В ее голосе послышались слезы.
Адам отодвинул Имке в сторону, поднял безвольное тело на руки:
— Куда его можно положить? — В любом случае от лежания на голом полу здоровья не прибавится.
А Майя внезапно вспомнила, как по земле волокли самого Адама.
— На диван в гостиной. Или нет, там Стремнина, она, наверное, еще не исчезла, — всхлипнула Имке. — На кровать. В спальню.
Голова Хельдера безвольно запрокинулась, из одного уха потекла, пачкая светлые волосы, тонкая струйка крови, и разглядевшая это Имке тихонечко заскулила, испуганно зажав себе рот обеими руками.
Функцию кровати в спальне сейчас выполняла обыкновенная раскладушка. Металлические крепления проржавели, ткань местами прорвалась, а защелка, позволяющая приподнять подушку, и вовсе оказалась сломана. Впрочем, самой подушки тоже не было. Как и одеяла или простыни.
Адам сгрузил Хельдера на раскладушку, оглянулся на замершую в дверях Имке:
— Нашатырь неси.
— Что?
Кажется, роли немного поменялись. Теперь уже хозяйка квартиры начала тормозить.
— Ты меня в чувство чем приводила?
— А, нушадир! — оживилась девушка. — Сейчас! — И, оглянувшись на брата, она выскочила из комнаты.
— Так и будем молчать? — Нет, что ни говори, а у Первого на редкость противный голос.
— Отвали, — огрызнулся Хельдер.
В конце концов, раз это сон, нет смысла выдерживать хороший тон.
Крапчатый подошел к стене камеры. Свет, попадавший в помещение через щель под потолком, постепенно затухал: сон подчинялся правилам реального мира, в котором сейчас наступала ночь. Всего несколько минут, и в комнате станет темно.
Ночь спустилась в камеру, окутала ее теплым покрывалом. И решетка, разделившая камеру на две половины, вдруг осветилась ровным серебристым сиянием. Достаточным для того, чтобы разглядеть скалящего зубы койота.
Имке вихрем пронеслась по комнате. Где же этот дурацкий нушадир?!
Понятно, что за прошедшее время он мог стать чем угодно, но сейчас бы подошел любой пузырек с чем-нибудь более-менее вонючим.
Долгожданный флакончик обнаружился у ножки дивана, рядом с вольготно развалившимся на полу Мэнжи.
— Зря я вас такими злыми создал, — констатировал койот. В золотых глазах светилась издевка. — И вообще. Что это была за идиотская идея — создавать людей? Надо было ограничиться птичками, рыбками и прочими тараканами. О, кстати, будешь меня замещать, возьми себе на заметку — людей создавать не надо! — Нравоучительности в его голосе мог бы позавидовать глава Серых. — Понял, щенок?
— А оскорблять-то зачем? — обиделся Хельдер.
Он как раз пытался дотянуться до окошка, расположенного под потолком камеры. Пусть это и сон, но в нем тоже стоит знать, где ты очутился.
Койот удивился:
— Кто говорит об оскорблении? Это обычное обращение! Вот тебе сколько лет?
Вбежавшая в комнату Имке сунула под нос брату флакон…
— Двадцать два, — буркнул Хельдер.
Дотянуться до окна не удавалось. А если подпрыгнуть?
— Двадцать два года — и уже хочет стать богом! Какая амбициозность! — восхитился зверь. Только что лапами не всплеснул. — Так вот, слушай сюда. Мне — несколько миллионов лет. И для меня ты по возрасту ребенок. А ребенок для койота кто? Правильно, щенок. Ну и где тут оскорбление?
Крапчатый не ответил. До окна он допрыгнул и даже умудрился зацепиться кончиками пальцев. Но не смог удержаться: в носу защекотало, парень чихнул — и рухнул на пол.
— Короче, — сладко зевнул койот, наблюдая, как Хельдер с трудом встает на ноги, — ты мне надоел. Вали домой, пообщаемся позже.
Хельдер громко чихнул и открыл глаза.
Имке бросилась брату на шею:
— Очнулся! А я так испугалась!
Хельдер медленно прикрыл веки. В глубине черепной коробки ощущалась какая-то неправильность. Казалось, что там переливается и булькает непонятная жидкость. Еще и ухо болело.