Население, испытавшее порядки добровольческой армии и разуверившееся в обещаниях правительства, не пожелало слиться «в одном общем порыве» для того, чтобы «послужить своей истерзанной и измученной родине». Мобилизация, назначенная на первую половину февраля, сорвалась. Правительство старалось объяснить неудачу необычными для Крыма снежными заносами и распутицей. Срок явки был отсрочен на 23 февраля. Деникину премьер-министр послал телеграмму, в которой оправдывался от обвинения в колебании, нетвердости, он указывал на отсутствие у правительства средств для проведения мобилизации. Ни угрозы судом и конфискацией имущества, ни убеждения правительственных агентов – ничто не помогло провести мобилизацию.
Деникин и его ставленники объясняли срыв мобилизации влиянием большевиков.
Совет министров, желая доказать искренность и правдивость своих обещаний бороться с большевиками, в заседании 7 февраля постановил организовать «особое совещание». В задачу совещания входила борьба с большевиками и «лицами, изобличаемыми в содействии большевикам с целью захвата последними власти»[199].
Кроме «особого совещания», был создан Комитет по оказанию помощи добровольческой армии. Но этого главкому было мало. Он ставил своей задачей объявление военного положения с передачей власти военному командованию.
То был момент, когда Деникин прекратил игру с местными демократическими организациями. Рост угрозы со стороны большевиков, боязнь потерять власть и сознание того, что буржуазные правители могут мешать ему в проведении самой реакционной программы, привели к тому, что Деникин ультимативно требовал ввести военное положение. В случае несогласия он собирался вывести из Крыма части армии.
Это была угроза, на которую даже автор ее пойти не мог, ибо отвод войск из Крыма ускорил бы его занятие советскими войсками. Отдать Крым Советам значило навсегда проститься с желанием занять Москву, а Деникин, метивший в диктаторы всея России, не мог, конечно, отказаться от весьма для него привлекательной перспективы.
Ответом на притязания Деникина было согласие на уплату для содержания добровольческой армии 1,5 млн рублей ежемесячно. Одновременно правительство предприняло шаги к тому, чтобы договориться о защите Крыма от большевиков силами союзнических армий. Переговоры оказались неудачными, не пришел еще час, когда разуверившееся в силе Деникина и углубившее свои противоречия союзное командование начало искать нового вождя.
Кроме требований и ультиматумов, командование решило воздействовать на краевое правительство и мерами экономического характера. В Крыму чувствовался недостаток продовольствия, пополнить его можно было ввозом из северных уездов бывшей Таврической губернии. Продовольственные запасы этих уездов привлекали внимание и командования добровольческой армии, чтобы увеличить базу снабжения добровольцев хлебом и поставить Крым в зависимость от командования.
Главнокомандующий вооруженными силами юга России приказал присоединить уезды Мелитопольский и Нижнеднепровский к территории Крыма с тем, чтобы в этих уездах было введено военное положение с подчинением всей гражданской администрации власти командира Крымско-Азовского корпуса. Главноуполномоченный по продовольствию в этих уездах… по постановлению особого совещания назначен Барыков, которому должны всецело подчиняться местные конторы хлебного бюро.
Меры экономического воздействия дали свои результаты[200]. Даже жалкие попытки установления «демократических» свобод забыло правительство и приняло меры к тому, чтобы, договорившись целиком, выполнить волю Деникина. Особенно ярко это проявилось после поездки трех членов Крымского правительства в Екатеринодар (ныне Краснодар) в ставку Деникина.
В ставке правительство договорилось с командованием, обязавшись в «тесном единении с Добровольч. армией охранять гражданский правопорядок в Крыму и бороться с разрушающими государственный организм большевистскими течениями»[201].
Совещание в ставке решило вопрос объединения железных дорог Кубани, Дона и Крыма с передачей дорог в распоряжение добровольческой армии.
Для управления северными уездами бывшей Таврической губернии было решено назначить особого товарища министра. Эта мера была принята потому, что военное командование окончательно скомпрометировало себя грабежами и насилием населения. Внимание масс отвлекалось таким образом тем, что уезды переходили под «высокую руку демократической» Крымской власти. Хотя демократическая власть в своих формах ничем не отличалась, по собственному признанию, от командования добровольческой армии.
На второй день после опубликования правительственного сообщения о поездке в Екатеринодар посыпались, как из рога изобилия, особые чрезвычайные и всякие иные законы.
Наиболее замечательным в законодательном творчестве кадетов является постановление о борьбе с большевиками. Этим постановлением создано указанное выше «Особое совещание» в составе министров юстиции, внутренних дел и начальника штаба добровольческой армии.
«Совещанию» предоставлялось право высылки из пределов Крыма всех, кого оно признает «угрожающими общественной безопасности или успеху борьбы с большевиками»[202].
Если высылка представлялась невозможной, она заменялась арестом на 6 месяцев с правом продлить на новый срок. Сроки предварительного ареста могли быть продлены до 3 месяцев.
В докладе на Земском съезде министр Набоков объяснял издание этого закона тем, что Крым находится в совершенно исключительных условиях. «На нас надвигается грозная опасность. На границах Крыма уже происходят военные действия, и нет гарантии в том, что война не придвинется еще ближе… В разных городах Крыма открыто появились фигуры большевистских деятелей»[203].
Большевистскую опасность внутри Крыма Набоков преувеличил. Он сам, перепуганный наступлением советских войск и недовольством внутри, старался запугать других.
Желая отпарировать неизбежные со стороны социалистов-соглашателей нападки, Набоков заявлял о том, что даже правительство Керенского приняло аналогичные данному исключительные законы. Успех законов Керенского не был достигнут, по мнению Набокова, только потому, что слабо законы применялись. «Мы, – говорит он, – по тому пути не пойдем, мы приняли закон, чтобы его применять»[204]. Отвечая в заключительном слове на выступление меньшевиков, предлагающих бороться с большевиками демократическим путем, Набоков иронически спрашивал их, что они будут делать, если в Крыму организуются анархисты и создадут склады динамита. «Что же прикажете с ними делать? Тоже уговаривать или писать статьи в газете?»[205]
Нет, меньшевики и статьи в газетах не написали бы, вероятно, так уж перепугал их министр. Министр труда Бобровский, принадлежащий к группе «Единство», и социалист-революционер Никонов – министр просвещения и исповеданий – поспешили сообщить Земскому съезду о своем согласии со всеми законами, принятыми правительством. Вслед за постановлением о борьбе с большевиками приняты законы, запрещающие созыв собраний, устанавливающие просмотр телеграмм, писем и всех печатных изданий, в том числе и особенно газет.
Краевой сейм, который должен был создать в Крыму ответственную власть, показался Деникину опасным. Он видел в нем выражение самостийности Крыма. Послушное правительство приняло меры к тому, чтобы оттянуть выборы и созыв сейма. Виновниками, по заявлению правительства, и в этом оказались большевики. Сейма так и не удалось созвать. Красная армия действительно вмешалась в это дело, выбросив кадетское правительство за границу.
Правительство и рабочее движение. Все кары правительства и добровольческой армии сыпались в первую очередь на голову рабочих Крыма.
Аресты более или менее активных рабочих начались с первых дней после появления в Крыму «добровольцев».
Несмотря на суровые законы и расправы офицерских банд с заподозренными в большевизме рабочими, отдельно разбросанные по городам Крыма большевики начали собирать силы, привлекая к себе сочувствующих. Был создан Областной комитет, в городах же местные Комитеты. Крепких связей между Комитетами не было установлено. Это значительно мешало установлению плановости в работе и единству действий. Некоторым из Комитетов (Севастопольскому) удалось установить связь с Харьковом, с комитетом Украины, а через него и с Центральным Комитетом партии. В первых числах января власти были ошеломлены распространяющимся воззванием Комитета коммунистической партии, в котором массы призывались к борьбе за советскую власть. В дикой злобе против большевиков одна из газет, критикуя воззвание, напечатала[206] его у себя и достигла обратных желаемым результатов, ибо всякий читающий газету в условиях недовольства добровольческой армией почувствовал, что есть сила, которая продолжает вести борьбу с реакционерами.
Севастопольский партийный Комитет, организуя ячейки на предприятиях, связался с французскими моряками. Связь начали устанавливать через рабочих, работающих на крейсере «Мирабо», который налетел при входе в бухту на камень. Кроме организационной работы, была достаточно развита печатная агитация. Многие из листовок были специально рассчитаны на французов и греков (солдаты и матросы).
Евпаторийский Комитет сосредоточивал свое внимание на помощи отряду «Красной каски», а после того как он был разбит, Комитет вынужден был прекратить временно работу, ибо она стала совершенно невозможной.
Керченский Комитет принужден был главную тяжесть работы перенести в каменоломни, где скрывались оставшиеся красноармейцы и те из большевиков, которые не могли выехать из Керчи. Это не исключало совершенно работы среди рабочих, но значительно ее затрудняло. С Комитетом большевиков вынуждено было считаться местное городское самоуправление. Комитет предъявлял самоуправлению ряд требований, которые обсуждались в управе. Так, например, подпольный Комитет требовал через городское самоуправление отмены