ам, наоборот, при низкой технике крестьянского сельского хозяйства производительность упадет. Раздел земли – это скачок назад от культуры, прогресса и проч. и т. п. Давно известные истины изрекали все крымские газеты, начиная от кадетских и кончая татарскими.
В сознании буржуазии никак, конечно, не могло уложиться то, что сельское хозяйство примет совершенно другой характер, что техника, машинизация, вообще рост производительных сил пойдет по линии кооперативного, колхозного строительства, что этот рост примет и может принять размах, недоступный кулацкому, капиталистическому хозяйству. Не хищническое разграбление богатств земли кулаком и помещиком предполагает раздел ее крестьянам при совхозном, кооперативном и колхозном направлении, а развитие производительных сил, способствующее общему улучшению материального благополучия огромнейших масс населения.
На указанном выше крестьянском съезде была вынесена резолюция, предложенная социалистами-революционерами. Резолюция предлагала отложить решение вопроса до Учредительного собрания, а в качестве временных мер до учредилки съезд высказался за установление предельных арендных цен, отмену скопщины и архаических законов о найме рабочих в хозяйствах. Резолюция эта не удовлетворяла желаний крестьянства, она не отвечала на основное: «землицы бы». Даже с точки зрения социалистов-революционеров выносить такую резолюцию, при тех настроениях, которые были в деревне, являлось риском, способным привести к утрате влияния на крестьян. Откладывать решение вопроса до Учредительного собрания, которое будет только после победы добровольческой армии над большевиками, а в самую добровольческую армию крестьянство не верило, она, – эта армия, – грабила, порола крестьян, расстреливала не только рабочих, но даже умеренных земских деятелей и членов Учредительного собрания, выбранных крестьянами.
Если эсеры оказались весьма близорукими, то правительство проявило невиданное упорство. Несмотря на безобидность требований о регулировании арендных отношений, правительство не желало издавать по этому вопросу законодательных актов. Только 14 марта, когда недовольство в городе и деревне начало выходить из берегов, правительство издало закон об аренде. По закону договоры, заключенные в течение шести лет до закона, по желанию арендаторов могли быть сохранены, при условии ограничения арендуемой площади до двадцати десятин на одно хозяйство или каждого участника товариществ и обществ арендаторов, в том случае, если эти хозяйства безземельны или владеют участками земли не более 10 десятин[213].
Арендная плата по продленным договорам должна быть равна арендной плате 1914 г., умноженной на семь. Если договор был заключен на условиях скопщины, он мог быть изменен на уплату деньгами по желанию арендатора.
Закон этот не мог удовлетворить желаний крестьян и остался почти незамеченным. Крестьянство, вследствие неясности в аграрной политике и потому, что в памяти были свежи массовые случаи захвата посевов помещиками после ухода советской власти в 1918 г., начало резко сокращать посевную площадь. Засевали столько, чтобы обеспечить существование своей семьи и хозяйства, без расчета на вывоз.
Сокращение посевов очень обеспокоило правительство. Продовольственные затруднения конца 18 и начала 19 года, сокращение с каждым днем территории, откуда можно было вывозить хлеб для Крыма, – толкало на изыскание путей, обеспечивающих такой посев, который бы дал возможность прожить без ввоза. Ничто не помогло, крестьяне не хотели увеличивать посевную площадь, правительство же не могло дать крестьянам посевного материала, отсутствие которого у слабых хозяев служило в некоторой степени причиной сокращения посевов.
Национальная политика, добрармия и татарский парламент. Татарское население Крыма в своем большинстве крестьянское, ему присущи те же нужды, желания и стремления, что и крестьянству других национальностей, населяющих полуостров. Отдельное рассмотрение татарского вопроса вызывается тем, что он переплетается с национальной политикой правительства и командования добровольческой армии.
Уход от власти правительства Сулькевича и появление вместо немецких войск в Крыму, союзнических кораблей с военным десантом – было показателем того, что надежды на «самостоятельный» Крым с германской и турецкой политикой рухнули. Татарская националистическая буржуазия оказалась побежденной более сильной группой, которая ставила своей задачей цели, прямо противоположные своему предшественнику. Вместо Крыма – дороги в Индию, появился лозунг – Крым часть единой России, причем сама Россия представлялась как буржуазная страна, где царствуют кадеты и военные генералы.
Члены татарской директории, творившие политику при правительстве Сулькевича, ушли в отставку, и на их место пришли новые лица. Наиболее правая реакционная часть мурзаков и мулл примкнула к кадетскому правительству, взявши курс на единую Россию.
Верным националистическим мелкобуржуазным и буржуазным взглядам остался центр курултая и парламента, руководимый партией «Милли-Фирка». Новый состав директории занял место в рядах оппозиционных правительству групп. До поры до времени милли-фирковцы как будто отказались от объединения мусульманских народов и занялись разработкой проекта «Положения о культурно-национальной автономии мусульман Крыма».
Отказ был, однако, внешним, направление же их политической деятельности было тем же. Они исходили в определении своего политического курса из новых посылок. В Европе и на Востоке победил англо-франко-американский капитализм. Победители делят награбленное, справляют тризну по побежденным. Победа империалистов не окончательная, она вдохнет силы народам Востока, Европы и Азии. Лозунги освобождения народов понесутся уже не из Европы, они началом своим будут иметь Восток. Лозунги эти будут говорить о свободном сожительстве народов, изгнании империалистов-победителей.
Путь к свободному сожительству народов – федеративный принцип государственного строительства. Если Крымское правительство откажется от реакционной кадетской политики и возьмет твердый курс на федеративную Россию, если оно и в своей политике и в своем составе будет отражать интересы татарской крупной и мелкой буржуазии, тогда милли-фирковцы помогут этому правительству.
Правительство не хочет считаться с татарскими националистами – оно само толкает их на союз с турецким движением.
Вот круг политических рассуждений милли-фирковцев. Они, кроме того, объявляли совершенно законным стремление крымских националистов к более им родственному «турецкому народу».
Эпоха протекторатов закончилась, протекторат несовершенен и шовинистичен – так рассуждала татарская газета «Крым». Место протекторатов занимает форма выгодных для всех союзных отношений.
Отвечая на обвинения директории в подготовке переворота, редакция газеты «Крым» писала, что «о нем может идти речь лишь после того, как вы сделаете переворот», т. е. после того, если кадетам удастся «окончательно силами реакционных вождей образовать чиновничью Россию».
Федеративную единую Россию татарская директория воспринимала как переходную ступень после закрепления, на которой удастся вступить на путь свободного сожительства мусульманских народов.
Милли-фирковцы восприняли принципы кемалистской Турции, и в стремлении к их внедрению в практику государственной жизни они вели борьбу с реакционной кадетской и генеральской политикой.
Татарские националисты не прочь были признать даже советскую власть, с тем, однако, чтобы вышелушить из нее основное содержание. Советскую власть без стремления к коммунистическому обществу, без мероприятий, которые уничтожают силу буржуазии и создают условия строительства социалистического хозяйства, только как власть, представляющую право свободного самоопределения народов, – принимали националисты Советскую Россию. Они хотели бы исключить и классовый характер самоопределения, и тогда союз с Советской страной. Пока советская власть не отказалась от своих основных принципов, до тех пор она случайна, анархична, насильственная и проч. и т. п.
Плохо сводились концы с концами во всей теории националистов, но что им до этого. Нагрузившись разного рода эклектической смесью, они шли в массы татарского населения и там искали себе опоры.
«Государственные» эксперименты правительства Сулькевича, десятки невыполненных обещаний со стороны татарского парламента способствовали отрыву масс из-под влияния «вождей» типа Джафера Сейдамета. Почва для развенчивания узконационалистической политики татарского парламента и директории была. Крестьянство могло быть направлено на борьбу за советскую власть, особенно, конечно, бедняки и середняки, жаждущие землицы не меньше, чем крестьяне других национальностей.
Разгул белогвардейцев толкал крестьян на борьбу сними. Недостаток продовольствия, отсутствие рынка сбыта для продуктов табаководства и садоводства – явился не меньшей причиной роста недовольства крестьян.
Почему же, однако, при наличии всех условий не было ярко выраженных советских настроений и стремлений у крымского крестьянина?
Ответом на это может служить то, что в период Республики Тавриды (январь – апрель 1918 г.) татарский крестьянин не получил от советской власти того, что он по праву от нее ожидал. Ни съезд Советов Тавриды, ни практика советской работы в татарских районах не разрешили земельного вопроса. Раздел земли на посев 1918 г. не мог, конечно, удовлетворить желаний крестьян. Крестьянин, вынужденный выполнять обязанности перед продовольственными органами Советов, был значительно ограничен в сфере товарооборота.
Свободная торговля была затруднена, взамен взятого у крестьян хлеба и сырья им нельзя было, вследствие общего разрушения хозяйства, предоставить фабрично-заводских изделий.
Кроме этого, отрицательное значение имела и недостаточная оценка национальных особенностей крымско-татарской деревни, проявленная съездом Советов Республики Тавриды.