Но это еще не все для ответа на поставленный вопрос. Ведь, используя недовольство крестьян, примеры безобразнейшего к ним отношения, можно было разъяснить им ошибки 18 года, показать, что они не найдут повторения. Вот тут-то мы и подходим ко второму факту субъективного порядка. Подпольные партийные организации Крыма не были совершенно связаны с татарским крестьянством, не вели среди него особой работы при учете всех особенностей этой группы населения. Татарская группа коммунистов, организованная в ноябре 18 г., не имела больших связей с деревней, количественно была слабой. У этой группы, только что ушедшей от националистов, не изжиты еще некоторые националистические иллюзии; будучи, может быть, и весьма искренними революционерами, они нуждались в руководстве со стороны белее опытных партийных организаций.
В Крыму за все годы Гражданской войны довольно ярко выявлялось отсутствие партийных организаций, или их слабость. На крымских примерах многие маловеры могут убедиться в огромнейшей организационно-пропагандистской роли партии. Здесь было много примеров того, как объективные революционные стремления масс из-за отсутствия руководства не получали необходимого направления и развития. Татарское движение начала 19 года лишнее подтверждение этого. При наличии недовольства, которое при правильном руководстве можно было превратить в революционный порыв, направить в сторону борьбы за советы, татарское крестьянство шло, однако, за националистами.
Сменили деятели из парламента и директории истрепанные одежды времен немецкой оккупации на новые. Не изменяя ничего в принципах своей узконационалистической программы, они, однако, своевременно усвоили то, что крестьянство нельзя привлечь лозунгами свободного ханства, в беспочвенности их большинство уже убедилось.
Нормальную экономическую жизнь края обеспечит связь с областями бывшей России. Там на севере рынки сбыта крымских изделий и продуктов сельского хозяйства, там же, в этом ставшем недосягаемым крае, важнейшие промышленные центры. Нужно объединиться с ними. Объединение может привести к старым порядкам, чтобы этого не допустить, – боритесь за федеративное устройство, против генералов, которые уже показывают свою реакционность. Обеспечить себя от реакции можно демократическим строем с участием татар у власти. Советская власть не может быть воспринята целиком, она против собственности.
Так рассуждали националисты-татары, и это у мелкобуржуазного крестьянства, при высокой товарности хозяйства, пользовалось популярностью. Крестьяне-татары степных районов, где товарность хозяйства ниже, относились к националистической агитации директории более равнодушно. Так, например, после обысков и ареста в директории в феврале степные деревни не приняли участия в кампании протестов, тогда как предгорные и приморские деревни посылали, наряду с резолюциями для выражения возмущения арестом, делегации[214].
Правительство и командование добровольческой армии не могли, понятно, обходить молчаньем настроения татарской деревни и деятельность директории и парламента.
Первые полтора месяца господства кадетов характеризуются некоторой терпимостью к директории. Свободно выходят татарские газеты «Крым» и «Миллет». Правительство интересуется татарскими настроениями и с этой целью приглашает специального работника для перевода статей и заметок из газет на татарском языке. Оно оставляет директорию в ранее ею занимаемом помещении, предоставляет отсрочки от мобилизации служащим директории наряду с земскими служащими. Совершенно не вмешивается в вопросы школьного и религиозного характера.
Внешне казалось, что наступила эпоха мирного национального сожительства, но это только внешне. Заигрывая с директорией, правительство и командование готовило ей удар и в самые уязвимые места.
Уже с конца декабря начинается наступление. В Ялте 25 декабря в день Рождества закрываются все татарские торговые предприятия по случаю христианского праздника. Директория насторожилась. Ждать пришлось недолго. Вскоре, в январе, собрался съезд по народному образованию, который обсуждал вопрос о включении всех татарских школ в общую сеть учебных заведений, изъяв их из-под руководства директории. Это было уже чувствительным ударом. Взять школы – значило лишить директорию центров ее идеологического влияния на деревню, вырвать от нее учительство. Директория, которую не приглашали даже на съезд, подняла шум, обвиняя правительство в стремлении к национальному гнету.
За первым ударом последовал и второй: правительство предложило (18 января) директории освободить занятое ею помещение, а когда получился отказ, то была применена для выселения вооруженная сила.
Чтобы привлечь на свою сторону реакционное духовенство, правительство выдвинуло проект о передаче вакуфных земель правительственной комиссии. Мера эта способна была выбить материальную базу у директории.
С помощью реакционной мурзацкой группы татар командование добровольческой армии решило созвать татарский съезд в противовес предположенному к созыву расширенному татарскому парламенту. 7 февраля татарский съезд собрался, но в таком количестве, что командование не рискнуло назвать его съездом. Газеты кадетов стыдливо сообщали о том, что состоялось собеседование представителей командования добрармии с делегатами от татарского населения. Было бы еще полбеды, если хоть и небольшое количество татар оказалось бы на стороне командования. Вышло иначе, – совещание превратилось в демонстрацию протеста против правительства и армии. По всем вопросам, которые выдвигались командованием, татары заявляли, что решение их они предоставляют курултаю или парламенту. Убедившись в том, что из затеи со съездом ничего не выйдет, командование заявило делегатам прямо, сняв маску национальной терпимости, что никаких вопросов курултаю, да и этому совещанию они не позволяют решать. Реакционное мурзачество, сконфуженное провалом съезда татар, через своего представителя выступило на совещании с речью, в которой благодарило добровольческую армию за заботы о татарах. Речи этой никто уж не слушал, – было совершенно ясно, что мурзачество не пользуется популярностью и не может являться опорой правительства.
Обиды, нанесенной срывом съезда, а затем и провалом мобилизации, правительство не могло забыть. Оно занялось изысканием новых способов борьбы с директорией, подготовляя в то же время наступление на нее.
В союзе с командованием правительство объявило, что, по «настойчивым просьбам татарского населения», оно разрешило формирование татарского конного полка. Началась агитация за вступление в полк, но результатов от этого никаких не получилось. При разработке положения о выборах в сейм правительство, наученное опытом и потерявшее надежду на привлечение татарских масс на свою сторону, пошло по пути дальнейшего разжигания национальной розни.
Ялта, Алушта и другие города в татарских районах были выделены в особый округ, с тем чтобы оставить больше путей для разного рода избирательных махинаций и не дать перевеса татарам при выборах.
23 февраля – это число для кадетов стало прямо роковым – Челебиева они арестовали, 23-го же июля – за несколько дней до открытия расширенного заседания татарского парламента офицерский отряд совершил налет на помещение директории, арестовал несколько человек из активных националистов, изъял документы дела, одним словом, произвел разгром директории и редакции газеты «Миллет».
Но поистине, – когда бог хочет наказать, так он отбирает разум. Кадеты тоже потеряли разум. Налетом они окончательно восстановили против себя и добровольческой армии татарское население.
В многочисленных протестах, посыпавшихся после разгрома и арестов, татары писали о том, что «правительство становится на путь произвола и насилия, такое правительство не имеет права называться демократическим».
Финал налета был копией такого же в июле 1917 г., как и тогда. Кадеты этим поступком укрепляли влияние националистов, как и в 1917 г., кадеты начали судебное преследование пролетарской директории. Разница заключалась только в характере обвинений. В 1917 г. обвиняли татисполком в агитации против войны, а в 1919 г. за дела 1917 г. Искусственность судебного следствия была очевидна, дела 17 года были просто притянуты за уши для того, чтобы хоть чем-нибудь оправдать разгром директории и редакции газеты.
Налет оказался сигналом для наступления по всем участкам фронта. В районах начались обыски, аресты и расстрелы без суда и следствия. Убийства оправдывали принадлежностью к большевикам, хотя в действительности убитые никакого отношения к большевикам не имели.
Часть членов парламентского бюро и директории вынуждены были скрываться из опасения быть убитыми. Оставшиеся на легальной работе старались окружить арестованных и скрывающихся ореолом национальных героев, хотя на самом деле это были буржуазные деятели, мало интересующиеся судьбой беднейшего крестьянства, поставившие своей задачей не освобождение бедняка, а укрепление основ буржуазного общества, в котором эксплуатировать и господствовать будет татарский буржуа. Как ни странно, но кадеты своими выступлениями против татар помогали буржуазно-националистическим деятелям наживать политический капитал, обманывать татарскую бедноту лозунгами борьбы за демократический строй, национальное самоопределение, затушевывать классовые противоречия внутри татарского населения края.
4 марта расширенное заседание парламента открылось при небольшом числе представителей.
События, развертывающиеся к этому времени в связи с приближением Красной армии к Крыму, помешали работе парламента, и он скоро закрылся. В национальной политике правительства по отношению к другим нациям, населяющим Крым, основным было использование национальных противоречий, развитие национальных антагонизмов.
Так, например, по указанию добровольческой армии после провала мобилизации были приняты меры к формированию греческого полка. Антисемитизм получил широчайшее распространение. Немало обвинений сыпалось на головы украинцев, которые почему-то должны были отвечать за авантюриз