Для Крымского правительства выход этот был недоступен – оно не было правительством организующим, восстанавливающим хозяйство, роль его сводилась к разрушению, растрате материальных ценностей общества на войну.
Задача развития торговли была поставлена правительством, но радикально не была разрешена. В постоянной угрозе со стороны фронта, при нарушенной экономической связи края с другими областями, наконец, при отсутствии рынков сбыта тех продуктов, которые производились в Крыму, и невозможности ввести товары с европейских рынков – нельзя было и думать о развитии товарооборота. Предметами вывоза из Крыма могли служить вино, фрукты и табак. Ни первого, ни второго нельзя было вывозить во Францию, а табак лучшего качества и более крупными партиями мог быть вывезен с Кавказа и из Турции.
Вопросам разрешения финансового кризиса путем получения полноценной иностранной валюты придавалось большое значение, а так как получить валюту можно было только за табак, то правительство и банковские организации были заняты мыслью о поддержке и развитии табаководства и табачной промышленности. Краевому банку решением 7 декабря 1918 года было поручено выработать предположения о расширении подтоварного кредита, о выдаче ссуд под готовые табачные изделия и о поощрении частных банков, выдающих кредиты на приобретение листового табаку.
С головой увязло правительство в финансовых противоречиях, вытекающих с неизбежностью из самого факта его существования. Кризиса до конца существования правительства так и не удалось разрешить. Перед бегством правительства за несколько дней единственным выходом признавали выпуск новых бумажных денег. «Наша денежная система уже не существует. Мы сами не подозреваем, что стоят наши деньги… Можно печатать денег сколько угодно. Хуже не будет»[226]. Так говорил один из крупных финансистов. Другой, признавая, что выпуск бумажных денег всей тяжестью ложится на «малоимущих и лиц, получающих жалованье», вносил проект о введении налога на оборот, по типу введенного во время войны в Германии. Суть его сводилась к обложению сборами всего торгового оборота, причем сам автор проекта признавал, что налог этот должен «фактически упасть на потребителя».
Все мысли кадетов из правительства были заняты тем, как бы увеличивающиеся расходы переложить на плечи трудового населения. Только в последние дни был введен налог на буржуазию, но в таких размерах, что прошел совершенно незамеченным. В конце марта Совет министров постановил ввести чековое обращение. Обращение чеков должно было несколько сократить потребность в выпуске бумажных денег. Мера эта не могла быть реальной. Правительство подходило к решению вопроса не с того конца. Изживать финансовый кризис полумерами нельзя, и нужны были такие мероприятия, которых кадетское правительство по своей классовой природе не могло провести.
Поражение добровольческой армиии, бегство правительства. К концу марта 1919 г. положение на фронте значительно обострилось. Части Красной армии заняли Мелитополь и двигались к Чонгарскому мосту и Перекопу.
Прекратился ввоз хлеба, каменного угля и нефти. Кадеты начали нервничать, обвиняя добровольческую армию и ее командование в неспособности и бездарности; развенчивались вчерашние герои, превращаясь в трусов.
Командование добровольческой армии держало правительство в неведении, сообщая ему заведомо ложные сведения о состоянии фронта и не допуская представителей правительства на фронт с целью изучения его состояния на месте.
28 марта командующий добровольческой армией в Крыму уверил правительство, что положение твердое и не внушает опасений, отступление на отдельных участках фронта объясняется слабостью той части, которой поручены эти участки. На следующий день начальник штаба армии сообщал уже о том, что нужно готовиться к эвакуации, т. к. Чонгарский полуостров уже занят большевиками, мост не укреплен и даже не подготовлен для взрыва. Правительство срочно выделило один миллион рублей и командировало инженера Чаева для работ по укреплению моста и перешейков.
В рядах союзников к этому моменту произошли некоторые изменения. Англия уже менее активно выступала на Крымском участке, в это время на Дону добровольческая армия также отступала.
Французы, для которых Деникин с его резко английской ориентацией являлся помехой, были заинтересованы в ослаблении деникинской добрармии, чтобы, пользуясь слабостью, заставить его пойти на большую зависимость от французского командования в ущерб английскому влиянию. Сделать это было легко, потому что на участке Крым – Одесса английских войск было очень мало, французы же стянули в Крым до 5000 прекрасно вооруженных солдат.
Новый командир французских войск в Крыму полковник Труссон, осмотрев фронт, сообщил командованию добрармии, что он вышлет свои войска только после того, как добровольцы удержат вторую линию позиций у Перекопа. Труссон проявил большую самонадеянность, он думал, что ему легко будет задержать наступление Красной армии даже в случае сдачи добрармией указанных позиций. Труссон мечтал о том, что ему удастся собрать разрозненные части добрармии и местные формирования под своим руководством. В таком смысле он и выступал в беседе с правительством. В воззвании к населению, написанном Труссоном от имени правительства, он уверял, что большевиков в Крым не допустят.
Труссон просчитался и жестоко был наказан за это. Когда он выслал небольшой отряд греческих войск против Красной армии, так на второй же день они оказались разбитыми на голову и в панике бежали с фронта. Понял Труссон, что он имеет дело с сильной армией, но было уже поздно. Красная армия заняла Перекоп и двигалась к Симферополю. Разбитые части добрармии беспорядочно отступали.
7 апреля Труссон, считая, что удержать даже только Севастополь он может только при условии, если у него будет 10 000 войск, посоветовал правительству выезжать из Крыма.
8 апреля правительство решило эвакуировать Симферополь и переехать в Севастополь, откуда собиралось управлять не занятой Красной армией территорией Крыма.
Труссон попытался было собрать разрозненные части добрармии, но положение было уже безнадежно потеряно, последняя попытка полковника Слащева взять Армянск была бита. Красная армия приближалась к Джанкою.
Союзные войска стягивались в Севастополь, который был объявлен на осадном положении. Полковник Труссон объявил себя военным генерал-губернатором Севастополя. Правительству нечего было делать, и оно, выдав чиновникам трехмесячное эвакуационное содержание и миллион рублей на эвакуацию и защиту Севастополя, занялось собиранием пожитков, намереваясь удрать за границу.
10 апреля командующий греческими военными судами разрешил правительству занять места на судне «Трапезунд». Оставаться на суше было опасно не только потому, что двигалась Красная армия, но и потому, что с правительством могли расправиться за все его поступки «большевистски настроенные массы»[227].
Тихо и плавно покачиваясь на волнах, правительство ожидало часа отправки в обетованный край. Уезжало правительство без опасений за свою будущность. С ними было больше 10 миллионов ценных бумаг и золота, захваченного в банках и казначействе.
Прекрасное будущее с награбленным добром представлялось уже взорам министров, беспокойные месяцы остались позади.
Но велико было удивление и возмущение министров, когда 11 апреля в 5 часов вечера на судно, где находились министры, явился офицер с приказанием доставить к полковнику Труссону всех министров Крымского правительства. Очень нелюбезно встретил Труссон министров и приказал им немедленно сдать ему все деньги, розданные чиновникам. На замечание министров, что деньги выданы по закону, Труссон ответил, что законы устанавливает он и вообще его не могут смущать законы и он предлагает вернуть деньги, иначе ни одно судно из порта не выйдет. Горе-министры попытались вручить адмиралу Аметту протест против грубых требований Труссона, но он отказался принять их, а Труссон приказал французскому комиссару финансов проверить наличность сумм в кассе Крымского правительства. Министры подписали «ноту», в которой разъясняли статьи произведенного расхода. Труссон «ноту» читать отказался и кратко заявил: «Где деньги? Дайте деньги, иначе не уедете. Мне нужны деньги, а не ваши разъяснения»[228].
12 апреля министрам приказали высаживаться с «Трапезунда», вследствие того, что судно уходит в Константинополь, правительство же задерживается в Севастополе. В тот же день правительство решило передать «союзному командованию» вывезенные им ценные бумаги и деньги.
Деньги были сданы по акту с предоставлением права «французским властям расходовать их на нужды края по их усмотрению, а остаток, который окажется, передать одному из российских посольств в Европе»[229].
15 апреля на высотах у Севастополя показались разъезды Красной армии, а через несколько часов начался обстрел наступающих войск с французских военных кораблей. Канонада продолжалась, а министров все еще держали на рейде (они были размещены на судне «Надежда»).
В 10 часов вечера 15 апреля был дан приказ выйти в море. Трусливые правители направились к берегам давно желанного Босфора и Дарданелл.
16 апреля, оправившись от страха, правительство устроило заседание, в протоколе которого изложило «события последних дней», постановив копию протокола «сообщить как союзным правительствам, так и русским послам при них».
Так заканчивался второй этап борьбы за Крым. Борьба, которая приняла характер не внутригосударственный, не столкновения сил российского пролетариата со своей буржуазией, а характер столкновения империалистических стран – победительниц в войне 1914–1918 годов с освободившимися пролетариатом и крестьянством России. С одной стороны, это была борьба за право без капиталистов строить свое хозяйство, с другой же – за захват и раздел России, привлекавшей капиталистов своими богатствами, России, которая стала знаменем борьбы мирового пролетариата.