Крым 1917–1920. Революция и Гражданская война — страница 69 из 78

Вслед за армией нужно было показать рабочим, что верховный правитель защищает их интересы. По приказу Врангеля рабочим в Севастополе должны были выдать продовольствие из интендантских складов. Общее количество назначенного к выдаче было мизерным, Врангелем руководило не желание действительно помочь, а стремление к развращению рабочих мелкими подачками. Приближенные правителя, однако, решили не выдавать и жалких крох, ложно сообщая на докладах Врангелю о выполнении распоряжения. Узнав от рабочей делегации, что рабочие ничего не получали, Врангель уволил мелких чиновников интендантства. Заигрывание с рабочими имело место не только в Севастополе, но и в других городах Крыма.

Немало возмущался Врангель бюрократизму, царящему в учреждениях. В специальном приказе по этому поводу главком писал: «Заметил, что в гражданских учреждениях сильно развит бюрократизм, работа идет по шаблону, лишь в известные часы, творчества вкладывается мало, нужды населения встречают мало отзывов. Приказываю это прекратить и помнить, что мы живем в эпоху, когда лихорадочная работа должна вестись всеми…

…Беспощадно удалять лиц, которые не могут возвыситься над простым пониманием старых бюрократических приемов и перейти к живой работе[301].

Упорное желание обновить, оживить работу, влить в нее элементы творчества не покидает Врангеля, но делается все это тем же бюрократическим путем; не понимает автор приказов, что развитие творчества, уничтожение бюрократизма зависит не от чиновников многочисленных канцелярий, а от самой системы власти, существа всего строя.

Создал Врангель комиссии по борьбе с грабежами и насилиями в деревне, но закончилась работа комиссий тем, что они превратились в организации, защищающие мародеров.

Новостью по сравнению с Деникиным было объявление амнистии всем красноармейцам, взятым в плен или перешедшим на сторону белой армии. Всем, кто добровольно переходил из Красной армии, возвращались чины и преимущества, бывшие до вступления в Красную армию. В попытках обновления, создания нового фетиша, способного привлечь к геройству, главком ввел орден Николая Чудотворца, являющийся высшей наградой за военные доблести.

Значительным изменениям подверглась при Врангеле система агитационной работы среди войск и населения. Широко применялась система субсидий газетам. Было проведено несколько конкурсов на брошюры и пьесы для армии и деревни и, наконец, начали издавать газету «Беднота». По внешности издаваемая Врангелем «Беднота» почти не отличалась от советской газеты, издавалась она от имени… Центрального Комитета РКП(б), но в содержании статей и заметок даже неопытный читатель мог понять, что это наглый обман, провокационная попытка использовать популярную среди красноармейцев и в деревне газету в целях антисоветской агитации.

Для подготовки агитаторов в деревню, особенно после издания земельного закона, организованы были курсы в Симферополе и Севастополе.

Широкое распространение получила агитационная деятельность попов и мулл. Не ограничиваясь выступлениями в церквах, попы организовывали митинги, крестные ходы, религиозные концерты и проч. Один из попов дошел до того, что начал звать женщин в отряды, которые по замыслу инициатора священника Востокова должны были без оружия пойти через фронт к красноармейцам, звать их в родные семьи, убеждать в ненужности борьбы с белыми. Затея эта кончилась тем, что несколько десятков обманутых женщин собрались в назначенное время на вокзале и, не дождавшись своего «вождя», разошлись по домам.

Врангель понял, что Востоков в своей агитации зашел слишком далеко, и запретил ему не только ехать с одураченными женщинами на фронт, но и выступать с подобными этому призывами.

Симферопольская городская дума в одном из своих заседаний просила правителя сдержать несколько переусердствовавшего священника Востокова. Решение было вызвано тем, что вся здоровая часть населения была возмущена демагогическими речами агитатора и, не прекрати Востоков своих выступлений, неизвестно еще, как бы разделалась с ним трудящаяся часть населения.

Устанавливать новые по внешности порядки в армии только показательными процессами или выступлениями с многообещающими речами верховного правителя было нельзя, надо было привлечь основной кадр армии и денежными подачками. В мае были увеличены ставки офицерских и классных чинов.

Так, напр., чиновник VII разряда, получавший до этого 1400 рублей, с мая начал получать 18 000 рублей.



Ставки рядовых в армии тоже были увеличены до 800 р.

Наступление армии, выход из Крыма к Мелитополю и дальше несколько приподняло настроение в армии, но наряду с этим возвратились и насилия и грабежи мирного населения. Грабеж, чтобы замести следы, сопровождался убийством ограбленного. Высшему командованию все это, конечно, было известно, но оно не принимало решительных мер, наоборот, старалось скрыть виновников от суда.

Совсем другую картину можно проследить по отношению к заподозренным в большевизме. Об интенсивности борьбы с большевизмом, иными словами, о расправах с теми, кто посмел сказать или только подумать против белогвардейцев, дает представление следующая таблица о числе заключенных в тюрьмах:



Таблица дает сведения о непрерывном росте числа заключенных по трем главным городам, а если прибавить еще, например, Ялту, где на 1 октября было заключенных политических 24 человека, и другие города, то станет еще яснее, какое же количество мирных жителей было вырвано из семьи, от работы только за то, что имели смелость критиковать правительство.

Будет, однако, ошибочно, если считать борьбу с большевизмом только по числу заключенных, надо к этому числу добавить еще десятки, сотни расстрелянных без суда. Убивали десятками и старались скрыть убийство. Так, например, Врангель объявляет выговор одному из командиров за то, что тот разрешил похороны казненных. Причем похороны эти, бывшие в деревне, превратились в демонстрацию.

Врангель собирался с корнем вырвать революционное рабочее движение; наряду с этим он давал право легального существования меньшевистским профсоюзам. Давшие в феврале расписку не выступать до марта, меньшевики с приходом Врангеля к власти старались помирить его с рабочим движением. Происходило это не путем нажима на власть и предпринимателей, а такой тактикой, которая стирала углы революционных требований рабочих приспособлением рабочего движения к врангелевскому режиму. Утрачивая с каждым днем влияние в массах рабочего класса, меньшевики воскресили распавшиеся ранее профессиональные союзы журналистов, сестер милосердия и проч.

Несмотря на очень усердное прислужничество, командование закрыло меньшевистскую газету «Прибой» и выслало из Крыма некоторых руководителей меньшевиков.

В Ялте издавалась газета профсоюзов при участии чрезвычайно умеренных интеллигентов. Газета занималась на своих страницах общими рассуждениями на тему о том, «избаловался или нет мужик в революции», является ли экономическое объединение городов политикой или экономикой, аккуратно комментировала приказы и распоряжения командования, плакала… на тему о финансовом кризисе городских и земских самоуправлений и ни словом не обмолвилась о конкретных задачах рабочего движения.

Говорить и писать о положении рабочего можно и нужно было очень много. Возьмем хотя бы вопрос о дороговизне. Цены росли с неимоверной быстротой, никакие тарифы заработка не могли угнаться за ценами. Об этом дает представление следующая таблица:



Прожиточный минимум небольшой семьи рабочего равнялся:

в апреле – 61 072 руб.;

в мае – 149 927 руб.;

в сентябре – 324 698 руб.;

в октябре – 534 725 руб.


А заработная плата рабочих табачников в октябре достигала 392 000 рублей. Низшие ставки у них 156 000 руб. В мае ставки выражаются в 87 000 рублей. Соответственные цифры для печатников 471 920 рублей, 250 000 руб., 60 000 рублей, металлистов 262 000 р., 165 000 р., 75 000 руб.

Заработная плата ни в какой мере не отвечала самым минимальным потребностям рабочей семьи. Рабочие обрекались на полуголодное существование. Ко всем бедам присоединялось постоянное падение стоимости бумажных денег, которое несло с собой для рабочего снижение реального заработка.

Особенно резко падение бумажных денег для рабочего чувствовалось потому, что Крым был областью со свободной торговлей, так именовали хищническую спекуляцию. Спекулировали все, кто хотел. В спекулятивной организации принимал участие даже помощник Врангеля Кривошеин. Борьба со спекуляцией не могла дать чувствительных результатов, она била по мелкому спекулянту, да и то для успокоения умов. Так, например, губернатор обвинял в сентябре Симферопольскую управу за «бездействие власти» в борьбе со спекуляцией, даже в содействии спекулянтам, потому что губернатору казался чрезмерным сбор за убой скота и места, занятые на базаре, а дело о хранении на складах Национального банка 100 мешков сахару, 500 комплектов белья, 257 ящиков мыла и др. товаров было прекращено, «принимая во внимание наличность спекуляции во всех банках». Крупные спекулянты, ввозившие в Крым товары, хранили их заложенными в банках, до поры до времени, пока цены не выросли в необходимом им размере. Собственно банковские операции по кредитованию промышленности и торговли заменились комиссионными сделками за хранение или перепродажу. Спекуляция достигла таких размеров, что в нее втянулись все когда-то важные сановные особы. Запастись деньгами и лучше всего в иностранной валюте старались все, не пренебрегая формой добывания денег про «черный день».

Товары поступали на рынок в весьма ограниченном количестве, не способном удовлетворить спрос небольшой группы населения.

Улучшить положение рабочих можно было выдачей заработной платы в натуре или твердой валюте. Ни того ни другого правительство не могло сделать. Недостаток продовольствия доходил до того, что в конце марта была введена отмененная несколько месяцев назад карточная система на хлеб. У крестьянина хлеб был, но он его не хотел вывозить на рынок. Усилить снабжение городов Крыма можно было только при условии ввоза продуктов из северных уездов бывшей Таврической губернии, занятых Красной армией.