«Атилла – бич Божий!» – это определение закрепилось за ним в трудах римских историков и в сочинениях христианских писателей. Но какие обстоятельства послужили тому, что именно на Западную империю пришелся главный удар этого бича?
Предание донесло до нас такую мелодраму. У императора Валентиниана была сестра Гонория – умная и честолюбивая. Желая избавиться от докучливого вмешательства матери, Галлы Плацидии, в ее жизнь (девушка вела себя весьма свободно), а также ненавидя брата, она направила Атилле послание, в котором просила гуннского царя заключить с ней брачный союз. Ничего личного – она обрела бы полную свободу, а он мог требовать за ней половину Западной империи – по ее утверждению, законную ее долю в отцовском наследстве.
Валентиниан знал, что сестра может представлять для него серьезную опасность, а потому уже раньше начал устраивать ее судьбу. Он решил выдать ее замуж за старичка-сенатора, одного из своих верных прихлебателей. Но Гонория, поняв, что Атилла проявил интерес к ее предложению, обратилась к нему с просьбой о защите, а в знак помолвки послала ему свое кольцо. И царь гуннов поспешил на выручку к своей нареченной невесте – с такой армией, какой, может быть, во всем свете еще никто не видел.
Скорее всего, это легенда. Но не в той ее части, которая касается похода огромной армии Атиллы. Было сватовство, не было ли – но Атилла наконец принял решение, куда опустится бич божий. Он двинулся на завоевание Рима.
Оборону империи возглавил Аэций. Энергия его была бешеной – времени терять было нельзя. Стягивались, усиливались, приводились в полный боевой порядок знаменитые римские легионы. Они не стали слабее оттого, что в их рядах теперь много варваров. Но с ними одними империю уже не отстоять – Аэций лучше других знал, с кем придется биться. И он с той же энергией, но дипломатической, сколачивает мощный союз: вестготы, бургунды, франки.
Но Атилла тоже великий человек, и он тоже спит мало. Собрал все орды, заручился поддержкой значительной части остготов и аланов, старинных гуннских вассалов и попутчиков, а также гепидов, герулов и части франков (ловкой дипломатией он сумел расколоть их). Поддержку пообещал и старый вандальский король Гензерих, но благоразумно остался у себя в Карфагене.
Ареной войны 451 г. стала несчастная Галлия. Соперники устремились к важному стратегическому центру – сильно укрепленному Аврелиану (Орлеану). Аэций опередил. Тогда Атилла совершил дальний маневр и развернул свою несметную рать на огромных Каталаунских полях близ современного Труа в Шампани.
Мы более-менее детально можем восстановить ход событий и зрительно представить себе вторую великую Битву народов – под Лейпцигом в 1813 г., где Наполеон отчаянно бился с коалицией восставших на него европейских государств и проиграл. У нас есть масса источников: донесения, приказы, карты, воспоминания, письма, картины, неплохо сохранившееся оружие и амуниция. Но та первая Битва народов в июне 451 г. видится нам сквозь очень густой дым столетий.
Как протекала битва? Как рубились и разили друг друга стрелами не армии даже, а целые народы? Какие-то описания есть, но очень уж обобщенные (еще более скомканные, чем хрестоматийная картина Полтавской битвы. Она обычно преподносится как безуспешная атака шведов на русские редуты в чистом поле. А на самом деле баталия эта происходила на огромном пространстве, на местности настолько пересеченной, что чуть ли не треть шведской пехоты попросту заблудилась в лесах и болотах).
На Каталаунские поля с обеих сторон вышло более миллиона человек, а полегло в ней около 180 тысяч. Есть свидетельство, что протекающий через поля ручей разбух от крови, как в половодье.
Далее – очень коротко одна из версий. Главный удар по гуннам и их союзникам нанесли вестготы. Натиск их был неудержим, враг пятился, но вечером погиб их старый конунг Теодорих. Разгневанный сын его Торисмунд собрал весь народ вокруг себя, чтобы наутро мощным ударом штурмовать гуннский лагерь. Там будто бы потерявший всякую надежду Атилла собственноручно готовил себе погребальный костер. Но Аэций прикинул, что непомерно усилившиеся после своей победы вестготы будут представлять опасность не меньшую, чем гунны. А потому, будучи уверен, что управится с ослабевшим врагом без них, уговорил Торисмунда покинуть поле боя, открыв ему, что дома у него заговор (который якобы сам на всякий случай заранее и подстроил). В результате недобитый Атилла благополучно отступил к Дунаю.
Такое описание местами смахивает на театр абсурда. Последнему великому римлянину в жизни приходилось идти на всякое, но чтобы на такое и в такой ситуации – никак не верится. И потом – откуда ему было знать про погребальный костер Атиллы? И к чему Атилле такая театральность в духе ассирийских владык? Главное же – если наутро продолжение битвы, как можно отказываться от доброй половины войска, при том, что гунны и их союзники были еще настолько сильны, что буквально через год чуть было действительно не захватили Рим?
Достовернее другая версия. На следующий день битва продолжилась в полную силу, на нее не вышли только те, кто пал накануне. Атилла был разбит, но не наголову. Торисмунд же действительно после битвы поспешил домой – у него были вполне понятные опасения, что братья, узнав о гибели отца, разберутся с наследством в его отсутствие. Он успел вовремя, благополучно стал королем, но через два года братья его задушили.
Как бы то ни было, самосожжение Атиллы не последовало, гунны с боем ушли на Дунай. Сколько точно в том побоище полегло людей – мы никогда не узнаем. Но неспроста же такое тревожное вино родится в Шампани.
Новой встречи ждать пришлось недолго. Атилла начал готовить новый поход осенью того же 451 г., а по весне 452 г. двинулся прямо на Италию.
Коалиции, собранной Аэцием, уже не было. Атилла окружил Аквилею. Город не сдался, и гунны разрушили его до основания. Настала очередь Милана.
И тут произошло то, что многие современники могли объяснить только заступничеством святых апостолов Петра и Павла. У Милана гуннов встретили посланцы из Рима: папа Лев I, только что заслуживший огромный авторитет на Халкидонском соборе, и два сенатора. Вряд ли Атиллу смягчили поднесенные ими дары – нашли кого удивить. Но папа стал долго и красноречиво уговаривать гунна, и тот неожиданно повернул свою армию и ушел с ней обратно, в Паннонию. Некоторые античные авторы сделали акцент на то, что к римлянам успела подойти армия, посланная восточным императором Маркианом, и Аэций удачно расположил союзные войска. Вдобавок у гуннов началась чума.
Бич не хлестнул, однако никакого договора подписано не было. Атилла не отказался от притязаний ни на Гонорию, ни на половину империи и еще собирался вернуться к этому вопросу. Пока же его планы были связаны с Восточной империей.
И вот еще одна захватывающая и страшная тайна истории. Среди забот о новом походе царь сыграл свадьбу с юной и прекрасной германкой Ильдико. Наутро после брачной ночи молодого (ему было порядком за пятьдесят) нашли мертвым.
Вот что мы узнаем о событиях 453 г. от Приска (в пересказе Иордана): «Он взял себе в супруги – после бесчисленных жен, как это в обычае у того народа, – девушку замечательной красоты по имени Ильдико. Ослабевший на свадьбе от великого ею наслаждения и отяжеленный вином и сном, он лежал, плавая в крови, которая обыкновенно шла у него из ноздрей, но теперь была задержана в своем обычном ходе и, изливаясь по смертоносному пути через горло, задушила его…
…Среди степей в шелковом шатре поместили труп его, и это представляло поразительное и торжественное зрелище. Отборнейшие всадники всего гуннского племени объезжали кругом, наподобие церковных ристаний, то место, где был он положен; при этом они в погребальных песнопениях поминали его подвиги. После того как он был оплакан такими стенаниями, они справляют на его кургане страву (так называют это они сами), сопровождая ее громадным пиршеством. Сочетая противоположные чувства, выражают они похоронную скорбь, смешанную с ликованием. Ночью тайно труп предают земле, накрепко заключив его в три гроба – первый из золота, второй из серебра, третий из крепкого железа. […] Для того чтобы предотвратить человеческое любопытство перед столь великими богатствами, они убили всех, кому поручено было это дело».
Смерть царя похожа на инсульт. Но не могли не поползти слухи, что его отравила Ильдико. Подобные слухи или что-то более конкретное отразились в германском эпосе: там жена Атли (Атиллы) бургундка Гильда убивает мужа, мстя ему за смерть трех братьев-королей (схожая сюжетная линия вошла и в «Песнь о Нибелунгах»).
Аэций пережил своего друга-врага всего лишь на год. В 454 г. императору Валентиниану нашептали, что полководец, возгордившись не по заслугам, метит на его место и уже готовит для этого заговор. И тогда император, психика которого была уже явно не в порядке, собственноручно убивает последнего великого римлянина. Он вызвал к себе Аэция якобы для отчета по налогам, а сам вместе с евнухом Ираклием (который и донес до Валентиниана сплетню) напал на полководца с мечом и зарубил его. После этого у римского императора хватило не то бесстыдства, не то подлости спросить у присутствующего здесь же придворного: «Не правда ли, смерть Аэция прекрасно исполнена?» А в ответ услышал: «Прекрасно или нет, я не знаю. Но я знаю, что ты левой рукой отрубил себе правую».
Но Валентиниан III прожил еще целых полгода: его зарезал Петроний Максим – одно из высших должностных лиц империи, державший на Валентиниана обиду за то, что тот изнасиловал его жену, но не торопился с назначением его на более высокую должность (возможно, это именно он стал инициатором интриги, приведшей к смерти Аэция).
Совершив убийство, Максим занял престол покойного и женился на его вдове. Всего лишь два месяца спустя после его воцарения до Рима донесся страшный слух: из Карфагена вышла огромная эскадра под командованием короля вандалов Гензериха и взяла курс на Вечный город. Император Максим пытался бежать в Равенну, но был схвачен обезумевшей от ужаса толпой и забит камнями насмерть.