После смерти Грозного, когда царем стал его сын Федор Иоаннович (1557–1598, царствовал, 1584–1598 гг.), а править государством стал Борис Годунов, для заслуженного воеводы многое переменилось. Борис умел ценить даровитых людей, к тому же он видел в Хворостинине своего верного сторонника, и тот действительно был им. Дмитрий Иванович был пожалован в бояре, и теперь все проблемы местнического характера отпали – на важнейших дипломатических приемах он сидел среди первых лиц государства. Боярин Хворостинин теперь сам был свидетельством родовитости для своего потомства (все три его сына тоже были воеводами высокого ранга).
Воевал он после Молодинской битвы с теми же крымцами и ногайцами, с войсками Речи Посполитой (объединившихся, согласно Люблинской унии 1569 г., в единое государство Польши и Литвы), с мятежными черемисами, со Швецией. Разбив в 1581 г. большой польско-литовский отряд, Хворостинин в немалой степени способствовал тому, что осаждавший тогда Псков выдающийся полководец польский король Стефан Баторий так и не смог взять город. В конце жизни боярин Дмитрий Иванович Хворостинин постригся в монахи Троице-Сергиевой обители под именем Дионисия. В монастыре он и скончался в 1590 или 1591 г., занедужив от перенесенных тягот и ранений.
Девлет Гирей после 1572 г. лично не ходил в походы на Русь, да и вообще больших походов на Русское царство при его жизни больше не было. В последние свои годы он был сильно озабочен враждой между двумя старшими сыновьями, один из которых, опасаясь брата, даже выстроил себе в Приазовье город-крепость. Но в конце концов старому хану удалось примирить их. Скончался Девлет Гирей 29 июня 1577 г. от чумы.
Иоанн Васильевич Грозный в год Молодинской битвы фактически отменил Опричнину. Но, как мы видели на примере Воротынского, репрессии продолжались. 16 ноября 1581 г. царь в припадке безумной ярости нанес посохом смертельную рану своему любимому старшему сыну, наследнику престола царевичу Иоанну Иоанновичу, и 19 ноября тот скончался. Причиной гнева было то, что царевич Иван вступился за свою беременную жену Елену Шереметеву, которая в жарко натопленных палатах посмела попасться на глаза своему свекру в одной рубахе, а тот принялся ее избивать.
Это было страшным потрясением для царя: теперь некому было со спокойной душой передать царство, для которого, как бы там ни было, Грозный не жалел своих жизненных сил (другой его сын, Федор Иоаннович, был добрейшим и набожным человеком, но явно не мог стать твердым государственным деятелем; про таких говорят «не от мира сего»). К тому же у Елены случился выкидыш, а, как оказалось, родиться должен был мальчик – наследник в следующем поколении. Царь несколько суток метался по комнатам, выкрикивая что-то бессвязное, и порывался уйти в монастырь.
Но, успокоившись, Иван Васильевич стал думать о новой жене – это при живой царице Марии Нагой, шестой по счету его супруге. В последние свои годы он сватался к фрейлине английской королевы Елизаветы I – Марии Гастингс. С нее уже был списан для неуемного жениха портрет, при английском дворе стали входить в моду русские сапожки, но смерть царя 18 марта 1584 г. прервала эти хлопоты. С начала 1584 г. он тяжело болел, «челом бил» ко всем святым обителям и ко всем священнослужителям, чтобы молились о его здравии и отпущении ему грехов. Читаем у С. М. Соловьева: «Говорят, что больной распорядился судьбою царства, ласково обращался к боярам, убеждал сына Федора царствовать благочестиво, с любовию и милостию, избегать войны с христианскими государствами; завещал уменьшение налогов, освобождение заключенных и пленных; в припадках все звал убитого сына Ивана. Говорят также, что испорченная природа до конца не переставала выставлять своих требований… Смертельный удар застиг Иоанна 18 марта, когда, почувствовав облегчение, он сбирался играть в шашки. Над полумертвым совершили обряд пострижения, назвали его Ионою».
Последние годы жизни государя ознаменовались завоеванием Сибири. Вопреки распространенному представлению, казачий атаман Ермак Тимофеевич положил свою жизнь не за присоединение к России огромной малонаселенной географической области, а на войне с сильным Сибирским ханством, возглавляемым ханом Кучумом, одним из чингизидов. Ханство это было таким же преемником Золотой Орды, как и ханство Крымское. Кучум, по его происхождению от московских служилых царевичей, мог войти в круг высшей российской аристократии и получить в отчинное владение волость, в которой ныне стоит город Истра. Он был русским подданным и долгое время не отказывался платить Москве дань, но потом отшатнулся от нее – не без влияния Девлета Гирея. Так что формально поход Ермака это не грубая агрессия, у него была своя юридическая основа.
Согласно исследованиям известного историка Р. Г. Скрынникова, атаман Ермак Тимофеевич со своими казаками некоторое время участвовал в войне со Швецией под началом Дмитрия Ивановича Хворостинина и немало перенял из его военного опята.
Нельзя забывать о заботе, которую царь Иван Васильевич проявлял о развитии русской культуры. Его собственная начитанность и жадный интерес к книге были залогом развития просвещения на Руси. «История о Казанском царстве», бытовая энциклопедия «Домострой» – известнейшие литературные памятники его поры. В кругу знаний почетное место заняли арифметика и геометрия – необходимая основа для изучения точных наук. Появился такой учебник, как «Книга, рекома по-гречески арифметика, а по-немецки алгоризма, а по-русски цыфирная счетная мудрость». Свое учебное пособие получили обучающиеся грамоте: «Беседа о учении грамоте, что есть грамота и что есть ее строение, и чего ради составися такое учение, и что от нее приобретение, и что прежде всего учитися подобает».
Первая русская типография Ивана Федорова – создана попечением Иоанна Грозного. Священное Писание, церковнослужебные книги высокого качества, другая литература становились теперь доступными множеству храмов и просто любителям чтения. Об уровне каменного строительства в его царствование говорит прекрасный храм во имя Покрова Пресвятой Богородицы, что на Рву, более известный как собор Василия Блаженного (хотя памяти знаменитого московского юродивого Василия посвящена только одна из десяти церквей этого огромного храма). Собор построен по повелению Ивана Грозного в ознаменование победы над Казанским ханством. Церковный и земский собор 1551 г., первый опыт широкого народного представительства в деле решения церковных и государственных вопросов и законодательства, известный как Стоглавый собор, – это тоже большая заслуга его царствования.
Глава 39Последний набег на Москву
После смерти Девлета Гирея Крымским ханством долгое время правили его сыновья. Долгое отчасти потому, что их было много, даже при том, что часть их погибла в походах на Русь. Великое дело – гарем!
Османская империя все чаще давала почувствовать, что Крымское ханство – ее вассал. По приказу из Стамбула очередной хан должен был посылать свои войска, а еще лучше, сам вести их в Закавказье (на борьбу с Персией), в Венгрию, Трансильванию, Валахию, Молдавию, на Польшу – куда пошлют.
Мухаммед II Гирей (1532–1584, правил в 1577–1584 гг.) застроптивился, сначала стал сказываться больным, чтобы не ходить в поход самому, потом просто стал игнорировать требования. В конце концов к турецкому наместнику в Кефе поступило распоряжение об его устранении от власти, были посланы в подкрепление войска. Мухаммед показал характер и сам осадил Кефе. Но в ханстве и до этого было неспокойно, на престол зарилось немало претендентов, в том числе родных братьев хана – теперь, воспользовавшись ситуацией, они открыто выступили против него. Осудил его и муфтий. Мухаммед бросился искать поддержки в ногайских улусах, но у Перекопа был настигнут и убит своим братом Алпой, занимавшим второй по значимости в ханстве пост калги.
Но ханом по распоряжению Стамбула стал другой сын Девлета, Ислам Гирей, долгое время проживший в Османской империи в качестве почетного заложника, несколько лет пробывший в Бурсе в монастыре дервишей. Он был абсолютно предан османам, по его указанию во всех крымских мечетях во время пятничных молитв имя султана стало поминаться прежде его собственного. Но и он, чтобы удержать свое место на троне, должен был отчаянно бороться со своими племянниками, сыновьями Мухаммеда II Сайдетом и Муратом. Их татары любили, а его – нет, может быть потому, что Ислам слишком часто предавался медитации и философским размышлениям.
Племянники разгромили Бахчисарай, пленили случившихся здесь московитов и литовцев с их женами и детьми, разграбили ханскую казну. Дядя призвал на помощь турок, позволяя делать, что угодно. «Турецкими людьми он Крымский юрт опустошил, от янычар насильство и убийство великое», – жаловался современник. В конце концов Сайдету с Муратом пришлось просить убежища у русского царя Федора Иоанновича, и тот предоставил им его: Мурат обосновался в Астрахани, Сайдету было позволено кочевать с ногайцами в ее окрестностях. Хан Ислам взывал к царю Федору: «Если захочешь с нами в самом деле быть в дружбе, то ты бы наших недругов, Сайдета и Мурата, у себя не держал, хотя они тебе и в руки попались. Ты бы сослал их туда, где бы их не слыхать, не видать; а денег и казны не годится им давать. Если ты с нами подружишься, то мы непременно станем над неверною Литвою промышлять».
В ответ было обещано, что царь (вернее, Борис Годунов) не позволит укрывшимся у него царевичам предпринимать что-либо против Крыма, но лишь при условии, что хан не допустит разорения русских окраин, а турецкого султана отговорит от похода на Астрахань, который тот, по верным слухам, намеревался совершить. Так что эта крымская смута оказалась Москве весьма кстати – вот-вот ожидалась новая война с польским королем Баторием, а спокойствие на южных русских границах, возможно, остановило его.
Еще России помогли запорожцы, своими постоянными набегами на Крым, на окрестности турецких крепостей и на стоящие в гаванях суда отвлекавшие хана и Стамбул от враждебных действий по отношению к Москве. Это были ребята без лишних комплексов: только что угнав сорок тысяч голов скота и попленив толпы мусульман, они присылали к хану делегацию с заверениями в дружбе и обещанием верно служить ему за умеренную плату: «Куда пошлешь на своего недруга, кроме литовского короля, атаманы днепровские и все черкасы (казаки. –